Мой бедный богатый мужчина

Он мог бы устроиться в самую престижную школу, но, решив, что там и без него хватает интеллигентов, пошел в ПТУ, находящееся в соседнем дворе, где принялся наставлять молодое поколение с таким же пылом, с каким раньше изучал биографию Пушкина.

– А вся эта болтовня насчет индивидуального подхода, интереса к личности ребенка! Вот в лоб бы дал за такие идеи!.. Можно мне еще чаю?

– Я сделаю, – вызвалась Диана, вскочила и зажгла газ под чайником. Отец пил только кипяток.

– Что плохого в индивидуальном подходе? – удивилась мама и получила от Дианы укоризненный взгляд: отец пространно излагал свою точку зрения и без дополнительных вопросов.

А тут он просто подпрыгнул на стуле от возмущения, что предвещало лекцию минут на сорок.

– Я скажу тебе, что! Личность им, видишь ли, интересна! Но ты пойми, мы же все как дети, а каким образом дети поступают с предметами, которые их интересуют? Правильно, они их ломают. Личность человека на то и личность, что является его сугубо частным делом, его, если хочешь, тайной. Есть нормы поведения в обществе, они просты и достаточно четко регламентированы. Есть правила поведения, или манеры. И есть определенный багаж знаний, накопленный человечеством, о котором индивидууму желательно иметь представление. Все! Если человек знает, что нельзя убивать, красть, иметь беспорядочные половые связи, доносить, лгать и предавать, и следует этим заповедям, какая разница, что он при этом думает и чувствует? С другой стороны, если он умеет быть любезным и приятным собеседником, его внутренний мир вряд ли кого-то сильно заинтересует. Я покурю? – Отец распахнул окно и уселся на подоконник, мечтательно выпуская дым в узкий двор-колодец. – Девочки мои, – продолжал он, – вы никогда не думали, почему раньше состоятельные люди обязательно нанимали детям гувернанток? Когда у матерей было полно свободного времени? И замечу, чаще всего эти матери были хорошо образованными женщинами. А все дело в том, мои дорогие, что для хорошего воспитания нужны методичность и беспристрастность. Не выучил урок – получил линейкой по пальцам, солгал – остался без сладкого, не убрал свои вещи – провел вечер в углу. Отработанная система обязательных поощрений и неотвратимых наказаний наилучшим образом готовит ребенка к жизни. Это модель взрослого мира, в котором человеку приходится так или иначе пожинать плоды своих поступков. – Он выкинул окурок и, поскольку рука освободилась, многозначительно поднял указательный палец. – А сейчас как? Ребенка воспитывает мать, и в лучшем случае процесс сводится к крикам и скандалам, причем непонятно, то ли мамаша хочет таким способом облагородить свое дитя, то ли просто сбрасывает негативную энергию. Главное, она поорет и перестанет, а человек на всю жизнь запомнит, что он врун, неряха, жестокий тип и так далее. Понимаете, ребенок испытывает жгучий интерес не только к внешнему, огромному и таинственному миру, но и к самому себе. Кто я? Какой я? – едва ли не важнейшие для него вопросы. Да что говорить, мы сами моментально хватаемся за ручку, увидев в журнале психологический тест.

Мама украдкой зевнула, а Диана прислушалась. Вдруг у них с Володей будут дети? Надо знать, как их воспитывать.

– И тут мать, до определенного момента самый главный, самый любимый человек на свете, чье мнение, опять-таки до определенного момента, является непреложной истиной, вдруг говорит ребенку, что он неряха. Он в это верит! И действительно начинает считать себя неряхой. И делает вывод: зачем же я буду убирать свои игрушки, раз я все равно неряха? На самом деле воспитывать надо так: неряха ты или аккуратист, а содержать себя в порядке должен. Знаете, существует старый принцип – не переходить на личности. Его надо соблюдать и с детьми. Предметом обсуждения должен быть не сам человек, а его поступки. А постоянное унижение, бесконечные проповеди и негативный анализ личности ребенка потом становятся основой конфликта между родителями и детьми. Именно защищая свою самооценку, дети начинают считать родителей идиотами. А что им еще остается?

– Слушай, – не выдержала мама, – может, ты поспишь до начала смены?

– Что-то не хочется. Если сейчас лягу, вечером ты меня не добудишься. Лучше проверю сочинения.

Оставив родителей мирно проводить вечер за проверкой тетрадей и вязанием шапок, Диана отправилась гулять с подружкой.

Женя была энергичной веселой девицей, злоупотреблявшей косметикой и пристрастной к курению. Ее мать, тетя Света, активно челночила, и наряды дочери могли служить рекламой бизнеса. Женька вечно напяливала на себя максимально возможное количество аляповатых турецких шмоток, так что рядом с ней Диана выглядела особенно стильно. Глаза постороннего наблюдателя, ослепленные рыночным великолепием, уже не могли заметить порыжевших швов Дианиного жакета и многочисленных аккуратно зашитых стрелок на колготках.

Озираясь, чтобы не попасться на глаза знакомым, подружки перелезли через забор детского сада и примостились на скамейке под грибком. Еще раз тщательно обозрели окрестности, и Женя достала из куртки пачку сигарет.

Уже спустилась бледно-сиреневая петербургская весенняя темнота, и никто из знакомых, проходя мимо, не разглядел бы их лиц, но девчонкам нравилось играть в конспирацию.

Прикурили. Женя ловко прятала горящую спичку от ветра в крышке коробка, Диана так не умела. Обе красиво зажали сигареты между указательным и средним пальцами, затянулись и медленно, картинно выдохнули дым, держа руки на отлете. Ежевечерняя сигарета – это был ритуал, репетиция взрослой жизни. Диане не очень нравилось курить, но девчонки говорили, что она «красиво затягивается», поэтому она мечтала, чтобы Володя Стасов узрел ее в таком интересном виде.

– Слышала, Стасов собирается в мединститут? – спросила Женя.

– Правда? Откуда ты знаешь?

Глупый вопрос! Женя обладала нескончаемыми знаниями обо всех заметных людях школы, начиная с красивой математички и заканчивая третьеклассником Кулаковым, сыном малоизвестного рок-музыканта.

Диана всеми силами попыталась сохранить лениво-скучающий вид. Свою прекрасную тайну она хранила ото всех, тем более от Женьки, которая была не столько кладезем, сколько фонтаном полезных сведений. Но Володя был признанным кумиром школы, интересоваться его жизнью считалось даже престижным, и она еще раз повторила:

– Откуда ты знаешь?

– Танька Сологубова сказала. Она у мамаши пуховик сегодня брала.

Сологубова, одноклассница Стасова, считалась самой красивой выпускницей школы, и Диана отчаянно ревновала его к ней. Но Женя говорила, что девушка знает себе цену и ориентируется как минимум на олигарха, а не на безмозглого футболиста. Диана была категорически не согласна с этим определением, но аргументированно опровергнуть его не могла: отсутствие общения лишало ее возможности лично оценить умственные способности любимого. Впрочем, Сологубова была девушка не вредная и, приходя к тете Свете за нарядами, охотно снабжала Женю сплетнями о школьной аристократии.

– А куда ему еще рулить, если мама профессорша по печенкам, а папа – главврач? – резонно спросила Женя. – Не в корабелку же.

От волнения Диана слишком глубоко затянулась и закашлялась. Потом попросила у Жени новую сигарету и нарочито небрежным тоном поинтересовалась, в какой именно медицинский наточил лыжи Стасов.

– В первый, ясен перец! В академию идти – потом геморрой из армии свинчивать, а в педиатричку вообще маразм. Я бы скорее повесилась, чем детей лечить согласилась.

– Ну да. Мама говорит, что основное различие между педиатрами и педофилами в том, что детей любят только педофилы, – как бы рассеянно произнесла Диана, хотя все ее чувства были обострены.

Следовало абсолютно точно выяснить, куда поступает Стасов. А вдруг в санитарно-гигиенический?

– Соображаешь? Туда же три дня на оленях! Что он, совсем идиот, при таких предках переться в отстойное заведение да еще на другом конце города? В первый он поступит, точно тебе говорю.

Вот и отлично! А Диана подаст документы в училище при первом медицинском. Тогда она сможет по-прежнему видеть Володю каждый день, дышать с ним одним воздухом и, как знать, может быть, даже вместе проходить практику.

Она прислонилась к ножке деревянного грибка и глубоко вздохнула. Почему-то этим вечером стало неожиданно тепло, снег сошел, исчез, пока они обедали, под ним обнаружилась зеленая трава, и теперь казалось, будто зимы не было вовсе.

Да, точно так же, как снег, растает и ее несчастье! Володя разглядит ее и полюбит, нужно только быть с ним рядом.

Настроение резко подскочило, просто до эйфории, и Диана принялась вместе с Женькой хохотать над глупыми анекдотами.

Повеселившись, девчонки отправились по домам, проследив, чтобы от точки расставания до их домов было строго одинаковое расстояние.

Диана долго не могла уснуть, разгулявшееся воображение рисовало все более и более радужные картины. Хотелось вскочить с постели и немедленно бежать куда-то, что-то делать прямо сейчас, сию секунду, бороться за свое счастье…

Отец собирался на работу, родители хихикали за шкафом, и это тоже было предвестием счастья.

«А ты не думаешь, что я вместо разгрузки вагонов хожу к любовнице?» – спрашивал папа, а мама отвечала: «Мне было бы приятнее знать, что ты лежишь под теплым женским бочком, а не таскаешь на себе тяжеленные мешки».

«И у меня будет так же, – думала Диана. – Мы обязательно поженимся и будем жить душа в душу, как мои родители. Я стану идеальной женой. Как говорит мама: чистый дом, вкусная еда и ласковая улыбка – что еще надо для счастья?»

Она ни секунды не колебалась.

Какая разница, что медицина никогда не привлекала ее, а учителя в один голос твердили, что у нее светлая голова и она обязательно должна получить высшее образование? И пусть ей самой хотелось быть историком, изучать Средние века. Почему-то этот мрачный период жизни человечества особенно притягивал Диану, она ощущала почти мистическую связь с временами Столетней войны, могла часами разглядывать гравюры, изображающие смешных людей с большими головами и неестественно вывернутыми ногами в огромных остроносых ботинках. Она научилась писать готическим шрифтом, как строгим, так и парадным, с завитушками, и даже вышила таким стилем свои инициалы на одной из блузок. А как ей нравились костелы, рыжие, кирпичные, похожие на языки костра… Наверное, от этого сходства произошло название «пламенеющая готика», – догадалась Диана. До вчерашнего дня она не сомневалась, что окончит одиннадцать классов и будет поступать на истфак, но положительно все Средневековье не стоило одного взгляда Володи Стасова.

Да и разве может она сидеть на шее у родителей еще семь лет? А после училища она найдет себе работу и поступит на вечернее отделение туда, куда захочет. Если, конечно, к тому времени не родит Володе ребенка.

Домашние расстроились, особенно мама, не желающая дочери карьеры медика. В самом деле, разве любящие родители захотят, чтобы чадо набивало себе шишки на тех же ухабах, что они сами?

Но Диана была непоколебима. Чем раньше она получит профессию и начнет зарабатывать себе на хлеб, тем лучше.

Отец неуверенно возражал, что живут они не так уж и бедно и вполне могут дать ребенку высшее образование.

– Не пропадем! – беспечно заявляла мама. – Что-нибудь придумаем.

Диана их не слушала. Убедившись, что Володя принят в институт, она забрала документы из школы и поступила в училище.

Весь первый курс она вела активную шпионскую деятельность. Как бы невзначай заходила в деканат, выясняла расписание Володиной группы и каждый день находила предлог оказаться поблизости от нужной аудитории. Иногда она набиралась смелости и поднималась в анатомичку – большой зал, где студенты изучали устройство человеческого тела на наглядных пособиях и муляжах. На нее не обращали внимания, принимали за студентку. Если Диана заставала в анатомичке Володю, она садилась за несколько столов от него и, делая вид, что изучает строение мышц голени, жадно смотрела на любимое лицо. Попутно она ревниво разглядывала окружающих его девушек, и все они казались ей ослепительно красивыми. Как на подбор – стройные, длинноногие, с яркими глазами и пухлыми эротическими губами. Особенно раздражала одна, похожая на Анджелину Джоли, в ней Диана видела реальную угрозу своему счастью.

Однако Стасов ходил в компании парней, ни разу Диана не засекла его наедине с девушкой, и это вселяло надежду.

Ах, как она старалась следить за собой! Каждый день стирала и крахмалила сшитый матерью по выкройке из «Бурды» халат, по сорок минут тратила на прическу и лицо, отпаривала юбку и до зеркального блеска начищала обувь. Маникюр делать было запрещено, но Диана аккуратно подпиливала короткие ногти (слава богу, они были красивой формы) и покрывала их бесцветным лаком. Если бы она попалась Володе на глаза растрепанная или в несвежей одежде, тут же умерла бы от горя.

«Он увидит, какая я аккуратная и чистоплотная, и поймет: как я ухаживаю за собой, так же буду вести дом, – размышляла Диана. – Пусть я не крашусь, как Женька, зато он видит мой здоровый цвет лица, хорошие зубы и блестящие волосы. Это показатель здоровья, значит, я буду выносливой женой и хорошей матерью для его ребенка».

В свободное от слежки за Стасовым время она занималась хозяйством, пылко помогая матери готовить салаты из морковки, икру из свеклы и прочие дешевые, но вкусные и полезные блюда. Яростно натирая овощи на мелкой терке или пропуская через мясорубку жилистое мясо, она представляла себя женой Володи, как будто она ждет его из института… Вот сейчас откроется дверь, он, невзирая на ее крики: «Куда ты в куртке на кухню!» – подойдет, обнимет, прижмется щекой к ее щеке и скажет: «Ты мое счастье!» А потом… Голова кружилась, когда она представляла, что будет потом, свекла выскальзывала из рук, падала, оставляя рубиновые следы на истертом зеленом линолеуме…