Юрий Иванович закатил глаза и слегка пошатнулся.
– Конфетку возьмите?
– Радушная ты девка, а чего надо, того нет, – вздохнул Юрий Иванович.
– Того нет, – согласилась Яна, надеясь не продолжать разговор.
– Молодая еще, что с тебя взять… Попробуй по другим районам схожие случаи поискать, может, под соусом серийника дело городским втюхаем.
– Я посмотрела, нет.
– Да уж подсудобила ты, мать…
– Я подумала, что после возбуждения дела поиски ребенка будут вестись активнее…
– Все помойки уже облазали, куда дальше прикажешь двигаться?
Яна развела руками.
– Вот именно, – сварливо бросил Юрий Иванович, – не знаешь… И я не знаю. Так-то зима на дворе.
– В смысле не захоронить?
– В смысле залив подо льдом. В прорубь кинули, и все. До весны. Как минимум.
По рубленым фразам собеседника Яна поняла, что он еще пьянее, чем показалось ей вначале, и нужно срочно выпроводить его из кабинета, пока он еще способен стоять на ногах.
Странно вспомнить, что еще в прошлом году опьянение было знакомо ей только в виде папы, шумного в праздничные вечера чуть сильнее обычного, в новогоднем шампанском, смешно ударяющем в нос, которое непременно нужно раскупорить, разлить и выпить, пока бьют куранты, да в россказнях шалопаев-однокурсников о том, как они «вчера надрались» и в какие удивительные приключения попали по пьяни. Яну на их вечеринки никогда не звали, поэтому она не могла судить, сколько правды содержат эти эпические саги. Порой хотелось приобщиться к студенческому разгулу, но навязываться она стеснялась, а ребята прекрасно обходились без нее.
Ничего, зато отсутствие пьяных радостей в студенчестве с лихвой компенсировалось в первый же рабочий день. Мир, в который ей пришлось окунуться, был весь протравлен алкоголем, по его велению совершались преступления, обрывались жизни, в нем растворялись мечты, да и просто человеческие чувства.
Однако работа есть работа, приходится, созерцая жуткую бездну алкоголизма, не отшатываться в отвращении, а наблюдать и понимать, учиться распознавать такие симптомы опьянения, как шаткость походки, дрожание рук, покраснение лица и скандированная речь, и, увы, не только в подследственных, но и в коллегах.
– Если тело не найти, то хотя бы убийцу, – Яна постаралась говорить внушительно, хотя подозревала, что к утру Юрий Иванович проспится и вообще не вспомнит, что он был у нее в кабинете, – надо что-то сделать, потому что родителям нужна ясность.
Он усмехнулся:
– Думаешь?
– Да, конечно, все что угодно лучше неизвестности.
– Тебе видней. – Пожав плечами, Юрий Иванович встал и направился к выходу, забыв про шапку, с которой Яна догнала его уже в коридоре.
Он покрутил шапку в руках, как что-то незнакомое, нахмурился, с размаху нахлобучил на голову и направился к выходу, не совсем твердо держась на ногах.
Яна резко тряхнула головой, отгоняя порыв задержать оперативника и позвонить его жене, чтобы забрала. В конце концов, если ей, молодому специалисту, тут никто не нянька, то тем более она не нянька Юрию Ивановичу. Не ее дело, дойдет он сегодня домой или замерзнет в сугробе.
И второй вариант даже лучше… Нет, не насмерть, конечно, тьфу-тьфу, пусть просто простудится, возьмет бюллетень, а ей пока дадут кого-то поприличнее. Хотя кого? Разве найдется среди оперов хоть один мало-мальски интеллигентный человек? Все циники и хамы, и, чтобы заставить их работать, надо или пить вместе с ними, или быть сочной разбитной брюнеткой, как следователь Малинина. От этой вульгарной особы оперативники просто млеют и за один благосклонный взгляд готовы выполнять самые идиотские поручения.
А Яна, после того как дала суровый отпор наглому оперу, осмелившемуся распускать руки, теперь для них враг и пустое место. И хуже всего, что виновник не устыдился, а наоборот, растрепал по всей прокуратуре, выразив суть инцидента фразой: «Я только слегка прихватил за шницель». Господи, неужели еще три года придется кипеть в этом абсурде?
Вспомнив, что хотела выпить чаю, Яна включила кипятильник и достала свою любимую кружечку с парусником, которую специально принесла из дома в надежде, что она принесет ей удачу. Наивная оптимистка! Когда выяснилось, что вместо аспирантуры она пойдет в районную прокуратуру, Яна не огорчилась, а даже, наоборот, обрадовалась, что узнает жизнь, как она есть, и займется настоящим делом. Ну вот хлебнула полным ртом, спасибо.
?
– Женечка, это ты?
– А кто еще? – крикнул Евгений весело и, сняв в прихожей пальто и ботинки, прошел в большую комнату.
– Ты что так долго? Я уже начала волноваться.
– Автобуса сто лет не было, а пешком я поленился, – он наклонился поцеловать маму.
– Холодный, с мороза, – улыбнулась она, – погоди-ка, ты что, курил?
– Нет, пацаны курили, а я просто рядом стоял.
Сказав это, Евгений подмигнул Варе, сидящей со своими тетрадками за круглым столом возле окна.
– Точно не курил?
– Точно, мама, точно.
– Смотри…
– Вы обедали?
– Да, Варечка меня покормила и сама, совершенно самостоятельно, сварила чудный суп.
Евгений шутливо поклонился:
– Спасибо, хозяюшка.
Варя встала:
– Вас покормить, дядя Женя?
– Не волнуйся, детка, сам поем. А что у нас с уроками?
Заметно повеселев, Варя протянула ему открытый задачник. Евгений взял, посмотрел, над чем бедняга корпит. В ноябре девочка тяжело перенесла корь, много пропустила и по гуманитарным предметам догнала быстро, а по математике не смогла, поэтому получила большое задание на каникулы. К сожалению, за день продвинулась она недалеко. Евгений сурово посмотрел на девочку:
– Ты понимаешь, Варвара, что я оказываю тебе медвежью услугу?
– А?
– Намного полезнее было бы, если бы ты попробовала понять материал самостоятельно.
– Так, дядя Женя, не получается…