Эхо первой любви

– Да никак! – Слава с досадой махнул рукой. – Установочных данных никаких. Камеры у вас так повешены, чтобы только за докторами подсекать, как они взятки берут и пациентов губят почем зря. Известно же, у нас в стране преступники только врачи, а остальные просто больные люди. Короче говоря, номер машины не зафиксирован, лица их тоже на камерах не засветились, одна надежда на того товарища, к которому они приходили, но он не дурак же совсем, пацанов сдавать! Так что, Фрида, будьте готовы, что ваши обидчики останутся безнаказанными.

– Да бог с ними!

Она поморщилась и попыталась сесть, но Слава придержал ее за плечо:

– Лежите, пожалуйста, а то мне придется уйти. Даже глаза закройте, если вам легче, я просто посижу немножко, и все. Дети просились вас навестить, но я подумал, что не нужно. Все же они еще маленькие и не умеют себя вести так, чтобы никого не потревожить.

– И для них стресс какой! Я бы очень хотела повидать ребят, но только не в больнице.

– С другой стороны, жизнь есть жизнь, – вздохнул Слава, – никуда не денешься от болезней и неприятностей. Как вы справляетесь, Фрида?

– Да ничего. Лежу себе и лежу.

– А в моральном плане?

– Так что ж в моральном? Я ничего плохого не сделала, разве что у меня недостаточно мягкая голова оказалась для хулиганского кулака.

Слава засмеялся, но тут же оборвал себя и извинился перед соседкой.

– Если вы почувствуете, что я мешаю, пожалуйста, скажите сразу, – попросил он, – я сам лежал в больнице и знаю, как трудно выносить общество посторонних людей.

– Не волнуйтесь об этом, – скупо улыбнулась соседка, – ко мне никто не ходит, так что я даже рада новому лицу.

– Тогда давайте покушаем! – Слава быстро нарезал дыню на тарелку и помог женщине устроиться в кровати поудобнее.

«Как он непринужденно берет под крыло тех, кто нуждается в его защите, – подумала Фрида, – детей, нас с дедушкой, теперь эту даму. Не изучает нас, не анализирует, достойны мы его заботы или нет, а просто он сильный, мы – слабые, вот и все. Инстинкт. И Слава никогда не предаст и не подведет, но если я вдруг исчезну из его ближнего круга, он не станет сильно убиваться и страдать, а просто найдет другую девушку, такую же беспомощную, как я, чтобы о ней заботиться. Сильные люди самодостаточны»…

Она взяла в рот маленький кубик дыни, но приятный и свежий вкус сладкой мякоти быстро сменился тошнотой, так что пришлось опустить голову на подушку и закрыть глаза.

– Фрида, вы меня не стесняйтесь, – негромко сказал Слава, – говорите со мной, как солдат с солдатом.

– Я офицер, – прошептала Фрида, – лейтенант медицинской службы.

– Да? Ну ладно. Я просто знаю, что насилие трудно пережить даже здоровому мужику, а уж такой хрупкой девушке, как вы… Особенно когда вы к людям со всей душой, а они вас избивают. В одну секунду ломаются все личные границы, исчезает безопасная зона и вообще представление о мире как о довольно приятном месте. Это непросто осознать.

– Я об этом пока не думала. Пока вы не сказали.

– Ну, может быть, у женщин действительно иначе, – мягко улыбнулся Слава, – да и вообще мне трудно судить, потому что меня никогда не били. Драться – дрался, а в такую ситуацию, как вы, не попадал. Наверное, потому, что я крайне редко выходил к людям с открытой душой и добрыми намерениями. Можно сказать, и не бывало никогда такого.

Фрида улыбнулась.

Они еще немного пошептались и договорились о том, что Льву Абрамовичу не стоит знать о приключениях внучки. Слава спросил, не нужно ли ей привезти каких-нибудь лекарств, а потом Фрида закрыла глаза и задремала под его тихий разговор с соседкой, а когда проснулась, посетителя уже не было.

Только когда наступила зима, вместе с первым снегом я поняла, что жизнь, конечно, одна, но дает нам несколько попыток. Если моя первая любовь окончилась так грустно, это не значит, что я должна оставить надежду на счастье. Если мой возлюбленный смотрел на нашу любовь как на репетицию настоящих чувств, наверное, мне следует точно так же о ней думать – что счастье было учебным, вот и все.

Как ни грустно это сознавать, но женским сердцем тайно управляют биологические инстинкты. Я не имею в виду половое влечение, оно как раз редко овладевает нами настолько, чтобы мы не контролировали ситуацию, нет, я говорю о стремлении к выживанию вида. Мы стремимся дать потомство от самого лучшего экземпляра, чтобы хомо сапиенс развивался и процветал, и с негодованием отвергаем идею размножаться совместно с каким-нибудь хилым ботаном. Этот ботан может быть бесконечно умным и порядочным, но что толку, если он не способен выживать в условиях дикой природы? Поэтому предательство красивого и сильного самца редко нас чему-то учит, и мы, поплакав вдоволь, обращаем свой взор на точно такого же, который бессознательно выполняет свою собственную биологическую программу – оплодотворить как можно больше женщин.

Не хвастаясь, скажу, что пользовалась успехом и могла выбирать кавалера из лучших университетских парней, но не принимала ничьих ухаживаний. Нет, я не боялась нового предательства и не дула на воду, обжегшись на молоке. Напротив, я уже знала, каково это, когда тебя бросают, и знала, что смогу снова это пережить. Бояться боли унизительно для свободного человека, но сближаться без любви, без тени чуда – тоже ничего хорошего.

Ни к кому из своих поклонников я не чувствовала того, что пережила в выпускном классе, а заводить роман ради того, чтобы не быть одинокой, казалось мне таким же разумным, как есть землю, чтобы утолить голод.

Моя неуступчивость только подстегивала интерес молодых людей, и к Новому году я превратилась в самую популярную девушку на курсе. Даже преподаватели поглядывали на меня с интересом, и я чувствовала, что на сессии не буду иметь особых проблем.

Мои высокие рейтинги привлекли не только мужское внимание. Со мной захотела дружить самая крутая девчонка курса, которая не была особенно умной или красивой и не достигала высот духовного развития, просто ей посчастливилось родиться в семье очень крупного чиновника. Не знаю, почему родители не отправили ее учиться за границу – из политических ли соображений, или же она при всех папиных деньгах недотягивала до нужного уровня, но факт есть факт, она была с нами, эта горлица среди ворон. Большинство студентов принадлежало к состоятельным семьям, все хорошо одевались, ходили в пафосные кафе, некоторые ездили на машине, но только нашу звезду возил шофер на черном «Мерседесе», комфортом и тихим урчанием мотора напоминавшем холеного кота. Она была девчонка прогрессивная и понимала, что истинный шик – в презрении к шику, и часто одевалась как попало, но обувь, сумочка и прическа всегда расскажут правду.

Я всегда презирала завистников, и если чувствовала, что в душе пробиваются ростки этого недостойного чувства, безжалостно их выдергивала, поэтому относилась к нашей звезде с симпатией и ценила ту искренность и доброжелательность, с которыми она относилась к людям. Мы быстро нашли общий язык, и в основном благодаря ее манерам быстро преодолели неловкость, неизбежно возникающую, когда начинают дружить люди из разных социальных групп. Впрочем, сейчас я выразилась не совсем точно. Мировоззрение у нас было схожее, так что социальная группа у нас была, пожалуй, одна, а разным – только уровень благосостояния.

Вскоре новая подруга ввела меня в свой семейный круг, где я, кажется, произвела хорошее впечатление, потому что меня стали приглашать.

Надо отдать должное родителям подруги: ни разу я не почувствовала себя жалкой приживалкой, живой игрушкой, купленной для любимой дочери, нет, меня принимали как настоящую гостью.

В их загородном доме я встретила будущего мужа.

Помню, мы приехали готовиться к экзамену, прихватив с собой нашу отличницу Ирочку: сто кило крови с молоком, нос пуговкой и взгляд разбуженной совы.

Ирочка должна была объяснять нам трудные билеты в обмен на привилегию считаться нашей подружкой.

Все утро мы просидели за книгами и осилили довольно много разной премудрости, но после обеда девчонки вдруг улеглись на диван и крепко уснули.

Я с детского сада не умела спать днем, поэтому оделась и вышла в сад.

Помню, день выдался тогда необычайно ясным для нашей хмурой питерской зимы. Выпавший накануне снег лежал повсюду нарядными белыми подушками, а небо было такое пронзительно лазурное, что захватывало дух. Солнечные лучи били со всей силы и, преломляясь от сосулек и снежинок, рассыпались разноцветными искорками.

Я почувствовала тревогу – казалось, что непременно надо сделать что-то хорошее в такой хороший день, а что именно, я не знала.

Тут на крыльцо вышел невысокий стройный человек в расстегнутом пуховике и не по сезону светлых джинсах.

Вглядевшись в его худощавое нервное лицо, я поняла, что мы виделись за обедом, и, кажется, нас даже представили друг другу, но мужчина не произвел на меня никакого впечатления, и я была уверена, что это взаимно. Кому интересна нищая подружка, пусть даже очень симпатичная?

Но неожиданно мужчина подошел ко мне и, улыбаясь, сказал, что хозяева тут имеют привычку почивать после обеда, а он считает преступлением сидеть в четырех стенах в столь погожий день. Мы немного посмеялись, представив, будто дом моей подружки – это замок спящей красавицы, а потом отправились гулять в парк, располагавшийся сразу через дорогу. Несмотря на воскресенье и прекрасную погоду, в парке почему-то было очень мало людей – хотя дом находился в элитном поселке, жителям которого не было нужды прогуливаться в общественном месте. Нас окружали высокие ели с толстыми снежными лапами, и стало немножко страшно, будто мы из сказки про спящую красавицу попали в ту, где идет речь о Гензеле и Гретель.

Но тут нам открылись заснеженная гладь Финского залива и полоса прибрежного камыша. Золотистая сухая трава тихо шелестела, и мы остановились, вглядываясь в даль, где бликовал под ярким солнцем купол Кронштадтского морского собора. За нами был высокий и крутой склон с укатанной дорожкой, и, переглянувшись, мы поднялись на него и съехали, вместо санок использовав куртку моего спутника. У подножия склона он меня поцеловал, и от неожиданности я сначала ответила и только через несколько секунд нашла силы отпрянуть.

Потом помогла ему отряхнуть куртку, поправила воротник, и мы вернулись в дом. Кажется, за всю прогулку не было сказано ни слова.