Александра и Курт Сеит

– Не лучшее сейчас время для развлечений, – задумчиво повторил Юлиан Матвеевич в ответ на ее вопросительный взгляд. – Я понимаю, твоя матушка права, жизнь должна идти своим чередом даже в войну, но все же… – Он покачал головой. – В Петрограде и Москве перебои со снабжением, солдаты дезертируют с фронта, рабочие недавно опять устраивали стачку и демонстрации, которые пришлось солдатам разгонять. А мы на балах танцуем. Стоит ли удивляться тому, что простой люд смотрит на нас с негодованием.

Он говорил так серьезно и печально, и на лице его была видна такая серьезная озабоченность, что Шуре передалась его тревога. О стачках и демонстрациях она знала мало, барышням о таких вещах рассказывать не принято, но об усталости от войны уже говорили даже в светских салонах. Она, правда, не знала, к чему это может привести, но подозревала, что волнения среди рабочих тоже с этим связаны.

– Быть может, нам не стоит надолго задерживаться в Петрограде. – Она взяла отца за руку. – Послушаем, что скажет профессор Егоров, и вернемся домой. Мамино желание выполнено, в свет меня вывели.

– Всего на один бал.

– А зачем больше? Ты ведь прав, не время сейчас. Война, и ты болеешь… как-то не до балов. – Шура постаралась улыбнуться. – И я не такая уж старая, могу выехать в свет и в следующем году. Не обязательно в Петрограде, можно и в Москве.

Юлиан Матвеевич вновь посмотрел в окно, на освещенную электрическими фонарями набережную и пробормотал:

И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.

Он задумчиво замолк, но Шура тут же подхватила:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…

Они одновременно улыбнулись, как улыбаются люди, которым не нужны лишние слова и пояснения, чтобы понять друг друга. Их семейная традиция подхватывать на середине строфы какую-нибудь пушкинскую цитату была едва ли не старше самой Шуры.

Ах, как ей хотелось бы, чтобы они приехали в Петроград по какому-нибудь другому поводу! Чтобы отец был здоров и можно было шутить без постоянного затаенного страха: а вдруг ему опять плохо, вдруг он просто старается не пугать родных, а на самом деле превозмогает боль.

Экипаж вдруг резко остановился, прерывая ее размышления. Причем так резко, что Шура с отцом едва не попадали с сидений и вынуждены были схватиться за стены.

– Что случилось? – Юлиан Матвеевич сердито распахнул дверцу и замер.

Выглянувшая из-за его плеча Шура тихо ахнула.

На них был направлен револьвер.

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, и я обещаю – никто не пострадает. – Владелец револьвера говорил вежливо, хоть и глуховато, видимо потому, что его лицо было до самых глаз скрыто шарфом.

Судя по выговору, он был человеком хорошо образованным и даже светским, да и пальто на нем было самого модного покроя. Возможно, поэтому продолжение фразы прозвучало особенно неожиданно:

– Это экспроприация в пользу народа. Мы возьмем деньги и уйдем, а вы сможете продолжить свой путь.

Два человека за его спиной выразили поддержку этой речи громкими смешками. Они были тоже вооружены револьверами, и их лица, так же как и лицо главаря, прикрывали замотанные почти до самых козырьков шарфы, но в отличие от него вид у них был откровенно бандитский.

– Молодой человек, – Юлиан Матвеевич говорил не менее спокойным тоном, хотя Шура чувствовала в его голосе нотки сдерживаемого гнева, – мы, разумеется, вынуждены подчиниться силе. Но надеюсь, вы тоже будете благоразумны.

Грабитель усмехнулся, элегантным жестом пригласил их выйти из экипажа и даже заботливо придержал Шуру за локоть, когда она поскользнулась на обледенелых булыжниках мостовой.

Один из бандитов сразу залез в экипаж и начал его осматривать. Юлиан Матвеевич по-прежнему вежливо, словно разговаривал с хорошим знакомым на деловом обеде, обратился к главарю, который, не выпуская револьвера, быстро и ловко обыскивал его:

– Позвольте выразить некоторое недоумение: неужели народу настолько необходимы мои часы и жемчуг моей дочери?

– Полноте, барон, – укоризненно сказал грабитель, вынимая из кармана его пальто газету, бумажник и пару писем, – умейте проигрывать. Нам известно, что два часа назад вы забрали из банка сто…

– Барон? – прервал его Юлиан Матвеевич. – Должен разочаровать вас, господа, но я не обладаю этим титулом. Да и каким-либо другим титулом тоже.

Тем временем человек, осматривавший экипаж, вылез наружу.

– Ничего нет!

– Ты уверен? – Теперь голос главаря звучал уже не весело и расслабленно, а холодно и четко, да и сам он вдруг словно собрался, готовый к любым неожиданностям.

– Точно нет. Я такие кареты сто раз обыскивал, там ничего не спрячешь.

– Боюсь, вы ошиблись экипажем, – вежливо сказал Юлиан Матвеевич. – Надеюсь, теперь нам будет позволено продолжить путь?

Главарь грабителей помедлил, видимо, раздумывая, но не успел ничего сказать, потому что из-за угла выскочил запыхавшийся человек и завопил:

– Шухер!

Значения этого слова Шура не знала, но бандитов сразу же как ветром сдуло. Остался только главарь – в отличие от остальных он почему-то не торопился бежать. Наоборот, он сделал быстрый шаг к экипажу, схватил Шуру под руку, и она почувствовала, как ей в бок ткнулся револьвер.

– Садимся и продолжаем путь, – все тем же вежливым тоном сказал он. – Если остановят – я ваш старый добрый друг, которого вы любезно подвозите до дома. И скажите кучеру, чтобы помалкивал для вашего и его блага.

Он кивком указал на экипаж, пропустил вперед Юлиана Матвеевича, а потом сел сам, продолжая держать Шуру на прицеле.

– Если вы причините вред моей дочери… – дрожащим от негодования голосом начал Юлиан Матвеевич.

Но грабитель прервал его:

– Как я уже сказал – будьте благоразумны, и никто не пострадает.

Дверца захлопнулась, но проехали они совсем немного – послышался дробный перестук копыт, их окружили несколько всадников в военной форме, и кто-то крикнул:

– Вон они, по улице бегут! Держи! А мы проверим экипаж!

Главарь грабителей быстро опустил вниз шарф и передвинул руку так, чтобы не было видно оружия. Шура, несмотря на всю опасность происходящего, не смогла сдержать любопытства и бросила быстрый взгляд на его лицо. Оно оставалось в тени, но в общем-то разглядеть было можно.

К ее удивлению и даже некоторому разочарованию грабитель оказался совершенно обычным человеком. Не было в его лице ни «каиновой печати», ни какого-то злодейского выражения, да и любители физиогномики вряд ли смогли бы найти в нем подтверждение своих теорий. Обыкновенный, довольно симпатичный мужчина, похожий на инженера или чиновника, но никак не на преступника.

Дверца распахнулась. Юлиан Матвеевич с тревогой посмотрел на Шуру и громко сказал то, что и должен был бы сказать на его месте почтенный обыватель, возмущенный тем, что его карету остановили:

– В чем дело, господа?

– Прошу извинить нас за вторжение, но мы разыскиваем сбежавших преступников.

Шура едва сдержалась, чтобы не ахнуть. Сеит! Ко всем странностям и неожиданностям сегодняшнего вечера добавилась еще одна. Ее сердце забилось быстрее, и она в попытке успокоиться прикусила нижнюю губу. Да еще грабитель, кажется, что-то заметил и даже тихо усмехнулся.

Юлиан Матвеевич искренне удивился: