Стальные посевы. Потерянный двор

Секретарь звучно перевернул лист, – плотный провощенный пергамент хрустел, как старческие кости. Озанна смиренно кивнул, повел уголком губ и взглянул на сестру. Все четверо знали свою участь давно, но протокол предписывал им стоять над отцом, которого терзал «сердечный» кашель, и вместо слов прощания слушать гласную речь секретаря. Озанна не сомневался, что умудренный отец многое предусмотрел. Ги не любил всех членов семьи, и чем дальше они будут от него, когда корона опустится на голову первенца, тем спокойнее им проживется. Посочувствовать можно только Йомме, которому и деться некуда от братца. Озанна же не жалел, что уедет в Горм с сестрой и матушкой. Судьба Оды тоже предрешилась еще в ее младенчестве. Когда принцесса лежала в колыбели, в Эскалот прибыл Годелев, слишком молодой для короля, потому Оттав договаривался о браке с регентом. Годелеву тогда едва ли исполнилось восемь лет, он был немногим старше Ги и Йоммы.

– Принцесса Ода, обещанная королю Годелеву в жены, в качестве приданого получает все оговоренные в брачном контракте земли и имущество.

– Ода, – через силу позвал Оттав.

Не дожидаясь распоряжений, которые тяжело давались отцу, Ода приблизилась. Оттав потянулся к ее ладони и переплел пальцы.

– Рука самой Дамы! – восхищенно выдохнул он.

Глядя на то, как отец силится произнести важные для него слова, Ода расплакалась. Она всегда плакала так стеснительно, впрочем, как и смеялась или иначе выражала эмоции. Она прикрывалась рукавами, веерами или попросту отворачивалась. У принцессы не выросли брови, а на лбу и висках было так мало тонких светлых волос, что ее лоб казался неестественно высоким. Ода стеснялась своей особенности, потому Ивонна ввела в моду энены – каркасные колпаки, похожие на башни, которые иные модницы стали покрывать тонким платком. Она надеялась так спрятать скудость волос у лица Оды, но едва принцесса вышла ко двору в семь лет, как придворные дамы стали выбривать свои брови и виски в попытках походить на принцессу. Однако даже всеобщий восторг не добавил Оде уверенности, она все еще прятала лицо, когда на нем оживали эмоции. Сейчас отец просил ее повернуться и взглянуть на него. Ивонна одарила детей пронзительными голубыми глазами, Оттав любил этот цвет.

– И такое светлое лицо! – произнес он и онемел.

Дух вышел из его тела, а рука отяжелела и упала на кровать. Ода тихонько завыла, Озанна бросился к ней. Леди-собака короля, почуяв перемену в теле хозяина, завертелась на кровати, сминая простыни, и принялась лизать нос и щеки Оттава.

– Фу, фу, – осторожно попытался отогнать ее секретарь.

– Прочь, – рявкнул Озанна, отпихнув одной рукой борзую.

Другой он обнимал сестру, содрогающуюся от плача.

Пока секретарь суетился, кланяясь не то покойнику, не то неделимым близнецам, Ода, Озанна и преданная борзая скорбели о потере. За дверями послышался секретарский крик о том, что король умер. Ги и Йомма подошли к ложу, Ги потянулся к руке, которую совсем недавно сжимала их сестра. Он не без возни снял перстень.

– Когда король стоит, прочим сидеть не положено.

Озанна поднял на него глаза, полные удивления, а Ода зашлась новыми стенаниями. Однако Озанна знал, что в голову Ги может взбрести любая глупость и что царство его будет ужасным. За мгновение Озанна смирил гнев и мысленно проложил дорогу от нынешнего места до гормова двора. Потому он встал сам и осторожно потянул за собой сестру. Они оба поклонились, замерли так, подобно статуям, и ожили, только когда Ги и Йомма вышли из покоев и в коридорах послышались возгласы преклоняющихся поданных.

– Я таковою кротостью предаю самого себя, – отрешенно произнес Озанна.

И Ода чувствовала, как хватка его слабеет, он отпускает ее, чтобы броситься вслед братьям и совершить поступок, который всех погубит. Принцесса вцепилась в буфы на его рукавах и запричитала:

– Нет, нет, нет, не вздумай потакать дурным мыслям! Надо найти матушку и поскорее отправиться в дорогу. Наша судьба не здесь – в Горме!

– Я сдержан только обещанием доставить тебя Годелеву, а в остальном отец ошибся и сам ошибку сознавал, оттого и мучился перед смертью.

– Почти его память, исполнив предсмертную волю, – прошептала Ода, когда в дверь беспардонно ворвался Руперт Ферроль.

Он второпях поклонился и сообщил, что их высочеств ждут в тронном зале на оглашении.

– Мы слышали завещание отца первыми.

– Их Величество ждут присяги, – настоятельно сказал Ферроль.

– Вы запутались в числах, Руперт, – безрадостно пошутил Озанна.

Когда они шли по коридорам, Озанна дознавался, где их мать.

– Вдовствующая королева горюет, ее не видели с утра, – не очень уверенно ответил Ферроль.

От башен их отделяло сопровождение из двух стражников, присоединившихся к ним на выходе в галерею. Озанна сжал руку Оды, они шагали слишком торопливо.

– Почему знамена не приспущены? – заметил Озанна.

– Приказ может отдать лишь король, – бросил Ферроль, даже не повернув головы.

Именно он шел впереди и задавал темп. Озанна притянул к себе Оду и прошипел:

– Падай, будто тебе дурно.

Ода безмолвно подняла на него широко распахнутые глаза. Озанна подхватил ее под локоть и повел, словно сестра хромала. Когда они немного отстали от Ферроля, а конвой их не нагнал, Озанна объяснил:

– Едва зайдем в зал, назад дороги не будет. Сама уверена, что и Ги почтителен к воле отца?

Без возражений Ода стала охать и оседать на пол.

– Руперт! Принцесса…

Ферроль обернулся и увидел, как Озанна подхватывает сестру на руки. К ним сбежались зеваки со своими веерами, платками и советами. Суматоха вокруг забурлила, и Ферролю ничего не осталось, как проявить заботу о принцессе и отправиться за лекарем.

– Озанна, не оставляй меня! – доигрывала Ода, пока брат нес ее в покои, сопровождаемый половиной двора, которую чуть ли не силой выгнали обратно к тронной зале.

Когда лекарь покидал их, конвой осматривал все оставленные им сосуды и мешочки, не больно дотошно. Только стражники вышли, принцесса приоткрыла глаза.

– Озанна, – тихо, как шелест ветра, позвала она.

Ода что?то достала изо рта, и брат разглядел сверток пергамента. Принцесса развернула его и воскликнула: «От матушки!» Они оба прочли: «Озанна, Ода, мужайтесь! Еще с ночи меня заперли в башне Ветра и не выпускают. Мне даже отказано в последней встрече с супругом. Ферроль задумал ужасное – он долго настаивал на статусе регента для себя, но Оттав заявил, что Ги в нем не нуждается. И все же каждый из нас знает: ГиЙомма бесплодны, а век их краток. Они уже прожили дольше, чем обещали им лекари. Ферролю не нужен законный наследник, ему нужна смута. В ней нет места браку Оды с Годелевом и живому Озанне. Ниже малый список верных нам людей. Как улучите шанс, бегите и в нужде обращайтесь к ним! Призри вас Дама, я люблю вас всем сердцем и надеюсь на встречу!

Лекарь Джошуа, конюх Фред, брат Джонат из Белого Сердца».

Сложив бумагу, Озанна сунул ее себе в кошель.

– Не опасно ли ее хранить? – спросила Ода.

– Отныне все для нас опасно, родная. Но я не сожгу письмо матери, которую могу и не увидеть…

– Что ты такое говоришь? – ужаснулась она, прикрыв рот ладонями.

Озанна указал на сундук с лекарствами, которые оставил Джошуа. «Что там?» И пока Ода перебирала содержимое и нюхала склянки, Озанна поспешно стал собираться.

– Это все разные средства… – протянула Ода, изучая мешочек с травами и редкие подписи. – От ожогов какая?то мазь, от отравлений толченый уголь, чтобы стошнило, от бессонницы травы…

– Собрал нам в дорогу, благослови его Дама, – оценил Озанна. – Давай, Ода, не сиди, бери свои драгоценности, какие найдешь. У тебя есть платья попроще? И потеплее?

Пока Ода пыталась сама переодеться, что давалось ей с трудом, Озанна сворачивал все нужное, что они отыскали в девичьей, в узлы из простыней.

– Что это? Мы не возьмем его с собой! – возмутился Озанна и забрал свадебное платье из рук сестры.

Ода покорно отпустила ткань облачного цвета и только грустно проводила ее взглядом.