Я оборачиваюсь. Он опёрся локтями на спинку скамейки. Его лицо совсем близко, и от его дыхания по шее бегут мурашки.
Неужели это наш Колька? Наш дворовый Колька –дурак? Я же его сто лет знаю! Но сейчас, когда он так близко, мне кажется, что вижу его впервые. Как он сумел так измениться за год?!
– Извини, – тихо отвечаю я Динарке. – Маму сегодня провожали, а потом бабушка…
– Ладно, ясно, – Динарка машет рукой и обнимает меня за плечи. Руки у неё длинные, худые и смуглые. Я на её фоне выгляжу бледной поганкой. Динарка всё знает про мою бабушку, поэтому не расспрашивает дальше. Не хочет меня смущать.
– А вы все давно приехали? – спрашиваю я, стараясь не отвлекаться на Колькино дыхание возле уха.
– Мы две недели назад, – отвечает Динарка, и Нурик одобрительно кивает.
– Я уже пять дней тут, – говорит Женька.
– Неделя, – коротко изрекает Андрюха, не отрывая взгляда от доски.
– Понятно…
В голове гудит, словно по ней кто-то треснул, и мысли замерли, как те пылинки в подъезде, парящие в луче света. Нужно что-то говорить, но отвлечься от стоящего за спиной незнакомого Кольки не так-то просто.
– Жень, – наконец соображаю я. – А как тётя Тоня?
Тётя Тоня – Женькина тётя. Она живёт в доме напротив, на втором этаже, в точно такой же квартире, как наша. А ещё тётя Тоня не ходит, а ездит в инвалидном кресле. По дому она перемещается в нём целый год, а когда наступает лето, и появляемся мы, она начинает ездить и по двору. Тётя Тоня маленькая и совсем лёгкая, так что вчетвером мы запросто выносим её на улицу прямо в кресле. Когда мы спускаемся по лестнице, она бывает очень похожа на принцессу в паланкине. На поворотах кресло наклоняется, тётя Тоня смеётся, но по тому, как сильно она хватается за подлокотники, видно, что принцессой ей быть страшновато.
У тёти Тони короткие желтоватые волосы, светло-голубые прозрачные глаза, высокий, как у девочки, голос, и самые ловкие пальцы на свете. Из разноцветных проволочек она делает нам колечки и браслеты. Всем остальным – вяжет салфетки, панамки и шали, и плетёт из ниток сумки и абажуры.
Тётя Тоня очень хорошая. Иногда мне хочется оказаться Женькой и приезжать на лето не к бабушке, а к тёте Тоне. Я бы её и мыла и переодевала – тёте Тоне легко и приятно помогать.
– Да всё хорошо, – лениво отвечает Женька. – Навязала опять всякого! Сегодня только про тебя спрашивала. В гости всех ждёт.
– А почему, интересно, никто не спрашивает, когда приехал я?! – перебивает Женьку Колька.
– Откуда ты приехал? И куда? – с издёвкой спрашивает она. – Дярёвня ты наша.
Женька вечно дразнит Кольку деревней, потому что он, и правда, живёт здесь, в посёлке, а все остальные приезжают только на каникулы.
– Городская нашлась, – зло огрызается Колька.
– Ну не начинайте только, ладно?! – строго одёргивает их Динарка. – Надоело уже это слушать! Давайте лучше решим, чем займёмся?
– Может, в парк сходим? – предлагает Нурик.
– Да что там делать? – возражает Динарка. – Может, лучше на стадион?
– А, может, на поле сгоняем? Там гороха можно набрать, – мечтательно говорит Женька.
– А может, в больницу? – странным голосом спрашивает Колька.
– Да иди ты уже со своей больницей! Заколебал! – кричит Андрюха, и я вздрагиваю от неожиданности.
Заметив это, он примирительно добавляет:
– В самом деле, пошли лучше на поле.
– Ладно, – нехотя соглашается Колька, ни на кого не глядя.
– Угу, – рассеянно кивает Нурик, но продолжает пялиться на фигуры.
Колька обходит скамейку, встает с ним рядом и долго смотрит на доску. Динарка всё ещё обнимает меня, положив голову мне на плечо. Женька, напевая что-то под нос, рисует носком кроссовка сердечки на земле.
– Ну так идём мы или нет?! – вдруг рявкает Колька, хватает меня за руку и одним движением поднимает на ноги.
Я не сопротивляюсь. Я сейчас – словно воздушный шарик на верёвочке, который Колька тянет за собой. В этот миг я не ощущаю ни своего веса, ни земли под ногами, только большую Колькину руку поверх своей. Я послушно скольжу вверх, но неловко утыкаюсь в его плечо, и лицо обдает жаром. Колька выпускает веревочку, шарик может лететь сам. И я лечу всё выше и выше…
Из-за Колькиного плеча я вижу в окне бледное бабушкино лицо. Плевать.
Динарка, не дожидаясь помощи, поднимается со скамейки и нетерпеливо вздыхает.
– Правда, ну пойдёмте уже, – зовёт Женька, и только тогда Андрюха с Нуриком наконец бросают игру.
Нурик торопливо ссыпает фигуры в коробку и бежит к раскрытому настежь окну их кухни. Подпрыгнув, он закидывает шахматы на подоконник и летит догонять нас.
Гороховое поле близко, нужно лишь пройти по узкой дорожке между высоким забором стадиона и стеной из кустов акации на краю парка, перейти по мостику через канаву и промчаться по огородам стоящих поблизости домов. Поле тянется далеко-далеко, насколько хватает взгляда, и даже дальше. Справа вдоль него петляет глубокий овраг, а за ним дорога и кладбище.
Набив тощими стручками карманы, мы садимся на краю обрыва. Наша возня тревожит песок, и он пластами съезжает вниз, где поблёскивает жалкий ручеёк. Невдалеке пасётся привязанный к колышку рыжий телёнок. Он с интересом смотрит на нас и бьёт себя по бокам хвостом с грязной кисточкой на конце.
Мы принимаемся за еду. Раскрываясь, стручки жалобно щёлкают под пальцами. Я осторожно вынимаю из блестящих створок крохотные сладковатые горошины и с наслаждением давлю их языком о нёбо. Горох ещё не созрел, не огрубел и не начал горчить. Совсем как моё едва завязавшееся лето.
Мы долго сидим в молчании, то и дело щёлкая стручками и небрежно сбрасывая кожурки вниз. Я снова не знаю, о чём говорить с друзьями, по которым скучала весь год и к которым стремилась всей душой. И они, похоже, чувствуют то же самое. Это молчание невыносимо, оно, как кислота, разъедает и портит всё то, что было между нами прежде.
Женька не выдерживает первой. Она резко поднимается, стряхивая с подола недоеденные стручки и начинает спускаться вниз. Её ноги тонут в песке, который несёт её, словно лавина. Мы наблюдаем, как она ловко приземляется у воды, скидывает кроссовки, заходит в воду и громко охает. Вода в ручье ледяная, я ощущаю её холод своими ногами, хотя стоит в ней Женька.
Но она быстро привыкает, начинает прыгать и плескаться, так, что брызги разлетаются во все стороны бриллиантовым дождём.
От её хохота пузырь тишины лопается, и всё приходит в движение. Динарка вскакивает и подбегает к краю обрыва. Женька зовет её, и она что-то кричит в ответ.
Нурик с Андрюхой уже негромко беседуют о своём, словно кто-то ненадолго поставил их разговор на паузу, а теперь включил снова.
Я оборачиваюсь.
Колька вытянулся на траве чуть поодаль от всех. Одна рука его согнута и прикрывает глаза от солнца. Локоть торчит вверх, и в рукаве футболки видны длинные тёмные волоски. Видеть их почему-то неловко, и я перевожу взгляд. Другая Колькина рука откинута в сторону. Кажется, что он спит, но если присмотреться, заметно, как он протягивает травинки между пальцами, словно хочет разгладить. От этого на его руке красиво напрягаются мышцы, и мне очень хочется до них дотронуться.
Чтобы не смотреть на такого красивого Кольку, я встаю и иду прочь.
Никто не замечает моего ухода.
Телёнок поднимает голову и с любопытством смотрит на меня. Вытянув вперёд руку, я осторожно приближаюсь, ласково повторяя:
– Хороший! Хороший, мальчик! Не бойся! Ты умница! Ты красавец! Не бойся!