Царский витязь. Том 1

– А ты взял бы да испробовал, – усмехнулся кузнец. – Может, тоже привыкнешь.

Рисованный клочок солнечного дня так завладел вниманием позорян, что перемену в палатке сопроводил разочарованный вздох. Притом что слажено на самом деле было изрядно. По ту сторону «каменного» окошка медленно поднялась новая завеса, сперва реденькая, потом всё гуще сплетённая и окрашенная. Ясную морскую даль затянула дымная пелена, подсвеченная пламенем. Царская челядь заметалась, померкла, пропала во мгле. Меховой пузырь под локтем личника задёргался, закричал, словно отнятый от мамки ягнёнок.

Гром
Божье небо в клочья разрывает.
Дом
Вместе с твердью рушится и тает.
В нём
Жила любовь, и был незыблем наш союз,
И рос наш сын, дитя священных брачных уз…

Позоряне недоверчиво качали головами, мужики пощипывали усы. Многие здесь отчётливо помнили, как внезапно, ударом сметающего вихря обрушилась наземь Беда. Она никому не дала времени проститься с любимыми, порассуждать о былом, приготовиться к будущему.

Иные торжане вконец заскучали, начали разговаривать о своём. Кто-то даже махнул рукой, досадливо пошёл прочь, но тут же оглянулся, потому что зрители ахнули.

По незаметной жилке скользнула третья кукла. Крылатое существо взвилось между царской четой и пламенеющим задником, пропало наверху за полстиной. Отец и мать как будто взлетели следом, воздели руки…

Пускай на крыльях он несётся в вышину!
За окоём, в чужую зимнюю страну!
Льдом
И горьким пеплом всё покроется вокруг,
Но сын умчится от погибели и мук,
Отрада матери, бессмертие отца,
Прямой наследник Справедливого Венца…

– Эй, добрый человек! – нерешительно окликнул дед Кружак. – Это кто там у тебя полетел?

Рядом прозвучал женский всхлип. Светел выдохнул, разжал кулаки. Бабий всхлип повторился. Светел повернул голову. За плечом скороплёта-корзинщика утирала глаза дородная Репка.

– Правда, кто там вспорхнул? – спросил сосед Светела. – Ещё покажи!

– Гусиное крыло увидал, – засмеялись кругом.

Личник ответил надменным взглядом. Сделал движение, отпустил что-то свободной рукой… Окно, небесный пожар, морская даль – всё ссыпалось вниз, облетело жухлой листвой. Явилось новое художество. Багровые тучи с застывшими изломами молний, по о?види – чёрные зубцы леса, гнущегося под небывалым порывом. Пока люди разглядывали что-то вроде надпогребницы, видневшееся впереди, личник, не переставая играть, сбросил с ноги обмякшую жилку, подцепил другую – и на ней снова послушно заплясали дергунчики. Место царя и царицы заняли другие мужчина и женщина.

Эти маньяки были очень странные. Даже смешные. Дремучие, всклокоченные, одичалые. Баба – стыдно простоволосая, с руками, протянутыми словно за подаянием, а одежда! Меховые шкурки шерстью вон, как люди не носят. Мочальные опоя?ски, ноги голые по колено… Царскую чету люди узнали сразу, но эти-то кто?..

Ввысь
Уходи скорей, гонец крылатый!
Рвись
От земли, смятением объятой!
Мчись!
Видать, царевичу судьбой предрешено
Стать утешением для матери иной…

Вновь дёрнулась жилка, проложенная отвесно. В этот раз летучее существо дало себя рассмотреть. Оно спускалось медленно, ни дать ни взять побаиваясь одетых в шкуры дикарей. Маленький серый волк взмахивал утиными крыльями. Держал в зубах свёрток – спелёнатого младенца. Коснувшись земли, небесный зверь ловко вложил свою ношу в подставленные руки женщины – и тотчас вновь пропал в вышине.

На нищем севере, где вечно темнота,
Войдёт наш мальчик в совершенные лета…

Личник запрокинул голову, в крике шувыры смешались мука и счастье. Он не первый раз показывал своё представление, он знал, чего ждать. В Андархайне и Левобережье на этих строках бабы ревели ревмя, мужики стыдливо прятали лица. Беда, сгинувшие родители и сын, обречённый расти неведомо где! Камень и тот слезами проточится!

Дикомыты оказались напрочь лишены сострадания.

Они пялились на его кукол и… хохотали:

– Селезнёвы крылышки…

– Ой, держите меня семеро, лопну!

– С зеркальцами – уткам глядеться!

– Ты, почтенный, симуранов видел когда?

– Волк с дитятей бежал – не добежал, селезень налетел, подхватил…

– Куда понёс, вот бы знать?

– За тридевять земель, к нагим сыроядцам.

– Да где такие живут?

– Во царь вырастет!.. – захохотал дед Кружак.

Светел вздрогнул, спрятался в куколе, уши налились малиновым жаром. Это его-то новых родителей, Равдушу и Жога, представили неуклюжими мохряками? Коновой Вен – землёй косматых уродцев?

– Может, шегардайские Ойдриговичи нынче в шкуры оделись и нам велят…

– Если так, куда им на нас ратью идти!

– Верно! С дубинками да каменьем!

Личник смотрел на позорян уже не надменно, а с чёрной ненавистью. Всё же представление следовало довести до конца. Снова появились царь и царица. Возникли над облаками, благословили сына с Небес.

Снись
Своей стране, что ждёт законного царя.
Ты возвратишься, чтоб ждала она не зря,
Отрада матери, бессмертие отца,
Прямой наследник Справедливого Венца!

Бессердечные дикомыты совсем перестали слушать.

– А посерёдке что нагорожено?

– Мурья какая-то. Земляная лачужка.

– На север, сказано вроде? А тутоньки в землянках живут ли?