Он похлопал сфинкса с человеческим лицом по фиолетовому боку. Бритт захотелось сию же секунду нарисовать его руки: тонкие, с длинными пальцами, затянутые в светлые замшевые перчатки.
– Меня напугал… взгляд. Очень живой.
– Да, такова природа стекла. При необходимости оживит все, что угодно, но придаст ему мертвый вид!
Бритт присмотрелась. Глаза фигур были все до единого выполнены из стекла.
– Здесь что же, все из стекла? – выпалила она.
Дроссельфлауэр рассмеялся.
– По большей части. Такой уж город! Что стоит изобрести неразбиваемое стекло крепче алмаза, и не использовать его в быту? К тому же цветные стеклышки это так красиво…
Глаза его подернулись мечтательной дымкой.
– Я хочу нарисовать их, – прошептала Бритт.
– Так нарисуй. Что тебе мешает?
– Я не знаю… Как передать эти цвета.
Небо окончательно прояснилось, и солнечные лучи добавили стеклянным фигурам оттенка и глубины. Они мерцали и переливались, как мерцает и переливается морская вода на глубине.
– Ничего не мешает попробовать, – шепнул ей на ухо Дроссельфлауэр.
Бритт заворожено кивнула.
Скинув шарф прямо на землю, она принялась обустраивать рабочее место. Ей уже много лет не требовалось удобство для творчества: она рисовала где угодно, где застал порыв, и привыкла сидеть и на обледенелых перилах, и на грязной земле. Чистая мозаичная мостовая казалась подарком судьбы. Разве что шарф для тепла скинуть вниз: все-таки земля промерзла за холодную ночь.
Альбом для рисования Бритт разложила на коленях, сложив ноги по-турецки. Карандаши, фломастеры и цветные мелки появились из глубины ее необъятной сумки; из этой стройной баррикады, похожей на армию готовых к бою солдат, Бритт выбрала свой любимый карандаш, который использовала для ночного неба и сделала первый штрих.
Дымчато-сиреневый бок сфинкса начал проступать на белом плотном листе.
Глава 6.
(В которой Меган, Хью и Бритт встречаются в кофейне “Цветочный сон”)
В условленное время Меган, Хью и Бритт встретились у дверей кафе под названием “Цветочный сон”.
Меган подошла первой и мерзла, пританцовывая у дверей, спрятав руки в карманы. Пока ждала остальных, рассматривала обстановку. За закрытой дверью кафе (конечно же, витражной, с узором из красных и зеленых стекол в виде диковинных цветов) виднелись деревянные столики и стулья с мягкими подушками на сиденьях. Должно быть, хозяева кафе заботились о тепле и удобстве гостей. Столиков в это время года на улице не было, однако небольшая веранда была украшена в цветами, развешанными в красивых кашпо. Меган не удержалась и потрогала одно из них за листик: растение было настоящим.
– Не надо трогать цветы! – раздалось за ее спиной. – Ты можешь повредить их и они погибнут.
Меган обернулась.
Бритт стояла позади нее, прижимая к груди альбом для рисования. Рюкзак повис у нее на локте, шарф огибал шею в один оборот, волосы растрепались, а на лице застыло мечтательно-восторженное выражение художника, получившего в свое распоряжение на время всю красоту мира. Правда, его немного портило колючее выражение глаз, которые Бритт не спускала в руки Меган – пока та не вернулась в карман.
– Хорошо-хорошо, не буду, – примирительно улыбнулась Меган. – Ты давно пришла? Я не слышала твоих шагов.
– А я вообще тихо хожу, – пожала плечами Бритт. – И я не уходила отсюда. Рисовала. Увидела, что ты подошла, и перестала рисовать.
– Понятно… – Меган было не по себе от ее колючести.
Интересно, подумала она, шарф у Бритт такой же колючий, как она сама?
Торопливые шаги каблуков по мозаичной мостовой отвлекли ее от мыслей. Хью стремительным шагом вырулил из-за угла и направился к ним.
– Мы в самом деле будем там сидеть? – вздохнул он. – Надеюсь, у них есть мясо!
– Увидим! – сказала порядком замерзшая и уставшая от чужого ворчания Меган, и первой толкнула тяжелую дверь.
Кофейня внутри оказалась совсем не похожей на ту, в которой Хью пил кофе с Талассом. По обстановке сразу было видно, что кофейня стоит на ратушной площади, и сюда заходят на кофе-брейк вполне себе серьезные господа. Правда, сейчас было совершенно пусто.
Меган выбрала столик у окна. За желто-зелеными витражами площадь выглядела еще более сказочной и совсем не настоящей. Бритт и Хью сели рядом. Бритт выложила на стол альбом для рисования, Хью повернулся к окну и спиной и закинул ногу за ногу.
Никто из них не произнес ни слова, пока не подоспела миловидная официантка маленького роста, похожая на тоненькую фею, и поставила перед каждым по кружке горячего шоколада:
– Это от заведения, – ослепительно улыбнулась фея. – Вы ведь только прибыли в Марблит и первый раз у нас? Добро пожаловать. Мы любим, любим гостей!
– А скажите, – кашлянув, спросил Хью. – У вас есть что-то с мясом?
Фея растерянно моргнула:
– Вообще у нас сладости… Но можно сделать для вас бутерброд!
Хью махнул рукой, соглашаясь на бутерброд, Бритт немедленно захотела сладкого, а Меган ограничилась шоколадом. Тревожащее чувство странности происходящего вернулось вновь. Однако шоколад заглушил тревогу: ничего лучше она еще не пробовала. И только сделав первый глоток горячего густого напитка – настоящего, а не разведенного какао, который предлагали в колледже на обед – она поняла, что продрогла почти до костей.
– Ну что? – Хью с минуту расправился с бутербродом и ощутил потребность поговорить. – Нашлось что-нибудь интересное?
– Да тут весь город… Интересный, – ответила Меган. – Я побродила по улицам, но все было закрыто. Зато нашла еще одну площадь. Та, на которой мы находимся, называется Площадь Цветов. А та, другая – площадь Карты. Это мне Кип рассказал, местный охранник. Он меня и на платформу провел, посмотреть на карту – она вымощена мозаикой по всей площади! Марблит, оказывается, немаленький город. И со всех сторон – горы, горы…
– Я никуда не ходила, – пожала плечами Бритт. – Сидела тут и рисовала. Красиво же. Зато видела карусель. Отличная карусель, когда ее запустят, можно и покататься. Так мне сказал тот человек.
– Какой человек?
– Со странным именем и в дурацком галстуке. Назвал себя Дроссельфлауэром; понятия не имею, в самом деле его так зовут, или он выдумал, но мужик забавный. И рисовалось здорово, как раз потеплело слегка.
Меган бы не сказала, что вокруг потеплело, хотя замерзшие пальцы, обхватывающие чашку, начинали медленно отогреваться.
– Ну а ты, Хью? – спросила она. – Познакомился с кем-то из местных?
– Да, – помедлив, ответил Хью. – Со стекольщиком. Зовут Джим-Стеклодув. Он тут самый известный, по его словам. Но других стекольщиков я не знаю: пришлось поверить на слово.
Почему он умолчал о встрече с Талассом, он вряд ли смог объяснить и сам. Просто почуял нутром, что не строит заговаривать ни о нем, ни о чудесной кофейне с книжными полками: приберег это знание для себя.
Бритт тем временем принялась раскладывать на столе свои рисунки. При взгляде на сфиксов и змей, кружащих вокруг карусели, Меган почувствовала смутную тревогу. Возможно, дело было в руке Бритт и в смысле, которым она наполняла фигуры, но… Меган резко расхотелось идти смотреть на карусель.
И вообще – захотелось домой, в убогую комнату общежития, на застеленную старым бельем кровать, проснуться от странного сна, побежать на вокзал и успеть на нужный поезд, чтобы выполнить задание для журнала…