Похоронное бюро «Хэйзел и Смит»

Время от времени Валентайн составлял мне компанию.

– Вы не представляете, до чего вовремя мы открываемся, – радовался он, потирая бледные руки с худыми пальцами. – Конечно, если бы достопочтенный принц Альберт умер прямо сейчас, это было бы еще лучше… Но что ж, не имея гербовой, пишем на простой… Кстати! Блестяще! У нас должна быть своя гербовая бумага. Узнаваемая в лицо. Особые материалы, особые печати… Вы гений, Дориан!

Я оторопел.

– Валентайн, я же не сказал еще ни слова…

– Вот и славно, вы талантливо молчите. Я серьезно! Вы умеете слушать так, что рождаются прекрасные идеи. Варить их в своей голове, – Валентайн провернул пальцем у виска, – непродуктивно. Ничего не получается, не могу поймать мысль. А посижу рядом с вами, и вуаля! – недостающий кусочек пазла встал на место. Сегодня же дам заказ на бумагу. И конверты. Стиль – вот сердце любого предприятия. Люди должны знать, кто именно с ними общается. И доверять, уже только взглянув на печать.

– Мне кажется, – осторожно начал я, – что, когда дело касается похорон, люди обычно не в том состоянии, чтобы выбирать, к кому обратиться…

– И потому вечно слетаются стервятники, – отмахнулся Валентайн. – Наша с вами задача, мой дорогой, стервятниками не быть. Мы – сопровождающие, вроде древнегреческого Харона, который перевозил души умерших за два медяка.

Мне понравилась метафора. Она превращала нас из алчных дельцов, желающих сделать состояние на чужом горе, в благородных сострадательных проводников.

– Когда вы планируете открытие? – спросил я.

– В конце месяца, – Валентайн сложил перед лицом тонкие белые пальцы. – Скоро нам доставят прекрасные образцы тканей и готовой одежды. Мы начнем с самого простого: дадим возможность одновременно оформить похоронные услуги и подобрать наряд на время глубокого траура. Да, в этом деле мы будем не первые, но главное – качество и воплощение идеи и, в конечном счете, результат!

– И вы не боитесь, что нас будут воспринимать не как серьезную контору, а как магазин готового платья?

– Совершенно не боюсь, – усмехнулся Валентайн. – Поймите, Дориан, человек по природе своей ленив. А похороны – дело трудозатратное и зачастую всего лишь обуза для чинных джентльменов и очаровательных дам.

– Обуза?.. – я непонимающе поднял бровь.

– Слишком многое приходится сделать, перед тем как тратить наследство, – пояснил мой компаньон. – Придя к нам, они смогут либо обрести одежду и траурные принадлежности и не задумываться об этом ближайшие дни, когда и без того много возни с погребением, либо сделать заказ. Я подписал все бумаги с ателье Джонса сам, не стал беспокоить вас. Они готовы отшивать для нас что угодно в рекордно низкие сроки за весьма приятный процент.

– Приятный для кого?

– Для нас, конечно! Дориан, милый, я не филантроп и не намерен работать себе в убыток.

– А в чем тогда выгода для Джонса?

Валентайн сощурился и заговорщически понизил голос:

– Немногие знают, но ателье, принадлежащее еще его прадеду, находилось под угрозой банкротства. Бедняга заложил все, что у него было… Его бывшая жена – та еще стерва, ухитрилась полностью его разорить. И ведь она не пожалела денег на юристов!

Я кивнул.

Все знали – даже те, кто, подобно мне, не собирался сковывать себя узами брака ни при каких обстоятельствах, – что Королева ревностно относилась к супружескому долгу и не поощряла разводы. С тех пор как она взошла на престол, разводы стали процедурой долгой и баснословно дорогой. Словом, муж должен был сильно насолить жене, чтобы она вознамерилась прибегнуть к этой процедуре.

– Жена повстречала богатого красавчика, – продолжил Валентайн. – Лорда в летах, чья первая жена покончила с собой. Безумие, говорят, страшная вещь. Совет да любовь бывшей миссис Джонс.

Едкий сарказм в его голосе уловил даже я, хотя, признаюсь честно, я плохо разбираюсь в нюансах такого рода мрачного юмора.

Но из Валентайна вышел неплохой учитель.

– Словом, у нас со стариной Джонсом вышла неплохая сделка. Ателье уцелеет, и у него будет постоянный источник дохода в лице наших клиентов.

– Звучит… неплохо, – вынужден был признать я.

– Я уже заказал самые модные журналы.

– Но вряд ли в модных журналах есть траурные наряды? – признаться, о содержимом модных журналов я мог лишь догадываться, но…

Валентайн кивнул:

– Вы правы. Но нам нужен не цвет, а фасоны. Пусть дамы выбирают все самое нарядное. Им же надо покрасоваться перед другими дамами во время утренних визитов? Уверяю вас, даже искренне опечаленная девушка будет рада, если оборки на ее платье будут лежать так же, как у первой модницы двора!

* * *

Мне оставалось только поверить компаньону на слово.

Однако уже в день торжественного открытия похоронного бюро «Хэйзел и Смит» (Валентайн настоял, чтобы мое имя стояло первым – видимо, чтобы немного сгладить неловкость от того, что он взял все в свои руки и мне решительно некуда было себя деть) стало ясно, что он сделал ставку на правильную лошадь.

На мой взгляд, специфика нашего дела плохо сочетается с перерезанием красных ленточек и прочих атрибутов привычной мне торжественности, но Валентайн и тут повернул все по-своему.

Лента была черная, а в качестве гостей выступали другие уважаемые гробовщики, явившиеся посмотреть на конкурента, и несколько журналистов лондонской прессы.

Валентайн произнес небольшую речь, суть которой сводилась к тому, что, хоть вечность и остается вечностью, а смерть рано или поздно постучится к каждому в дверь, это не повод переставать жить.

– Даже самый глубокий траур не может увлечь вас в затвор на долгое время: ведь есть нормы общества, семейный долг и множество дел, которые человек обязан совершить, пока тикают часы, отмеряя отведенный Господом срок. И мы выбрали для себя не только роль проводников для усопших на тот свет, но и помощников для тех, кто в растерянности остался в одиночестве в этом бренном мире. Каждый, переступивший этот порог, будет утешен.

– Аминь, – произнес пожилой мистер Уимблоу, старейший гробовщик в Лондоне. – Вот так поколение пришло на смену…

И он утер одинокую слезу, катившуюся по морщинистой щеке.

Торжественная часть закончилась небольшим фуршетом – символическим и более напоминающим поминальную тризну. Каким-то образом Валентайну удалось выдержать печальное настроение радостного вроде бы момента. А заодно невзначай показать журналистам и конкурентам свежий ремонт и уже готовое принимать клиентов первое траурное ателье в Лондоне.

Миссис Бэллоуз, вдовая помощница гробовщика Трикси Риверса, на мероприятие не явившегося, с огромным интересом взялась изучать предложенные нами каталоги и образцы тканей.

– Это великолепно! – воскликнула она и повернулась к мистеру Уимблоу, которого глубоко уважала. – Если бы, когда умер мой бедный Берни, было что-то подобное, мой траур прошел бы намного интереснее!

Валентайн тут же оказался рядом с ней.

– Вот именно, моя дорогая! Однако, если я не ошибаюсь, у вас сейчас полутраур. А вы все еще облачены полностью в черное…

– Но я ассистентка гробовщика, – она опустила глаза.

Я усмехнулся. Богатая вдова, которая работает в похоронном бюро только потому, что, по слухам, ей нравится владелец. И общество не может ее осудить – вдовствующие леди имеют куда больше свободы, чем незамужние девушки. Если подумать, это ужасная несправедливость.

Валентайн тем временем не терялся. Открыв каталог на фасоне черного платья с лиловыми оборками, он уже активно доказывал миссис Бэллоуз, что ей необходимо менять этап.

– Вы же подаете пример! Вы – лицо вашего бюро! И пока мистер Уоррен занят своими… опытами, именно вы общаетесь с убитыми горем дамами.

Мне стало интересно, что за опыты имел в виду Валентайн. Я решил обязательного потом расспросить его – как-никак я тоже стал теперь частью этого общества, и какие-то известные факты мне было бы стыдно не знать. Впрочем, пока я успешно избегал разговоров и внимания к своей персоне, притулившись за конторкой с бокалом шампанского.

– И вы предлагаете заказать у вас платье? – миссис Бэллоуз выглядела заинтересованной.