Мелисса. Часть 2

Глава 38

– Я родилась в маленьком городке, находится он достаточно далеко от здешних мест и затерян высоко в скалах. Настоящая глушь. К нам редко кто добирался. Но между тем, жизнь там всегда кипела достаточно бурная, и надо сказать, в основном из-за прекрасной погоды. Хотя для тех мест отличная погода – большая редкость. Жители нашего городка занимались фермерством, и у каждого был небольшой участок, где они выращивали все подряд.

Улицы образовывали своеобразный серпантин и вели наверх, к скалам. Внизу была площадь, где располагалась городская ратуша, школа и больница. Все бы ничего, но вот только был у нас один очень странный праздник. Назывался он День Сумрачный Скал. Как сейчас помню, отмечали его в середине сентября, пятнадцатого числа. И отмечали таким образом: жителям было запрещено разговаривать, следовало хранить строгое молчание, несмотря ни на что. Нельзя было улыбаться, смеяться – только ходить с хмурым, мрачным видом, стиснув зубы. Да, да, Мелисса, именно так! Кроме того, никто не освобождался от своих текущих дел. Да и еще, как назло, в тот день всегда стояла ужасная погода. Небо покрывалось черными тучами, и без остановки лил дождь.

Вот теперь представь себе, во что превращался город пятнадцатого сентября! В день живых мертвецов. На улице – мрачно, тоскливо, а кругом ходят, уткнувшись в землю, темные, молчаливые тени. А в школе! То вообще была умора! Мы собирались, как обычно, в классе, и нам выдавали учебники, чтобы мы сидели и читали, не отрывая глаз. Стояла странная, давящая, гробовая тишина, а если, кто вздохнет или зевнет, сразу же, молча – вон из класса. Потому слышны были только шорохи страниц да ропот дождя за окном.

Существовало еще одно маленькое, но весьма важное обстоятельство: в тот день нельзя было приближаться к скалам. Существовала легенда, что один смельчак решил проверить, что же будет, если он пойдет туда? И проверил – его разорвало на части. И до сих пор призрак его бродит там, и так далее и все в том же духе.

Я бы, конечно, не особо переживала насчет странного праздника, все можно вытерпеть, если бы не одно небольшое недоразумение – в тот день я родилась! И вот вообрази, круглый год ты наблюдаешь, как девочки отмечают свой день рождения: их утром поздравляют родители, дарят подарки, они, счастливые и веселые, идут в школу. Там их тоже чествуют: и одноклассницы, и учителя и даже директор! А потом вечером счастливицы устраивают дома настоящий праздник! Приходит много-много гостей, и все танцуют, поют, едят разные вкусности. Словом, самый радостный, сказочный и веселый день в году. А что у меня? Мой день рождения резко контрастировал со всеми остальными! Мне безумно хотелось, чтобы меня поздравляли, дарили подарки, чтобы все вокруг радовалось и пело, а тут – такое! Дождь, серость, слякоть, унылые лица, и безраздельное молчание.

Конечно, ты скажешь: можно было бы отметить потом, на следующий день, или, к примеру, через неделю! Но нет, Мелисса, нет! После Дня Сумрачных Скал еще целых семь дней нельзя было устраивать никаких торжеств. Никаких! Можно только разговаривать, но не веселиться. Мои родители очень строго придерживались этих правил. Вот теперь подумай: ну какой там может быть день рождения, когда всю неделю тебя окружают тени, и ты сам тенью становишься?

В тот год мне должно было исполниться 13 лет, и я очень сильно переживала, что опять все будет именно так, а не иначе. Я ужасно злилась. Меня начал раздражать этот День Сумрачных Скал и тупая покорность людей. Для чего все это нужно? Кто придумал эти глупые правила? С такими вопросами я сунулась сначала к родителям, но получила нагоняй. Мне сказали: «Не спрашивай, а – соблюдай. Таков закон. А против него никто не смеет идти! Еще раз услышим нечто подобное, будешь наказана».

Я тогда разозлилась еще больше и обратилась к нашей классной даме, звали ее мадам Агнесс. Она спокойно выслушала меня, взяла за руку, отвела в укромный уголок и тихо ответила:

«Мирта, я, конечно, понимаю, как тебе обидно! Ведь твой день рождения 15 сентября, и тебя никто не поздравляет. Но прошу тебя, умоляю, никогда не пытайся найти ответы на все эти вопросы. Поверь мне, это знание ничего хорошего не принесет ни тебе, ни твоей семье! И прошу, больше никогда не говори об этом вслух».

Конечно, нужно было поверить мудрой классной даме, но в душе, помимо моей воли, начал зарождаться настоящий протест! Нет уж! Или я докопаюсь до правды, или…. Или…. Я долго думала, что же может быть этим «или», и меня вдруг осенило! Я поняла, что надо сделать! Каким образом можно выразить протест! Каким образом можно доказать им всем, что эти ритуалы – нелепый пережиток прошлого! Я совершу самое тягчайшее преступление – пойду в День Сумрачных Скал к этим самым скалам. И не просто пойду, а еще захвачу с собой мольберт, бумагу, карандаши и нарисую их. О да! Оскверню святыню! А потом покажу рисунок всем и скажу: «Смотрите вы, трусливые идиоты! Я была там, и не только была, но и рисовала их!». Конечно, я предполагала, что меня могут очень серьезно наказать, но таки решила ринуться в бой. Таков был мой подростковый протест. Кроме того, я давно уже увлеклась живописью и рисовала с натуры все подряд, но скалы – никогда. Заодно, подумала я, у меня будет новый, интересный рисунок.

Итак, когда я приняла подобное решение, то немного взбодрилась. Наступило лето. Я много гуляла, рисовала и развлекалась с подружками. Честно признаться, уже порядком подзабыла о своей вольнодумной идее. И, вот, однажды, мадам Агнесс пришла ко мне домой и сообщила, что ей пришло письмо из Н. Из большого торгового города, расположенного за скальной грядой. Прислала письмо подруга мадам Агнесс, преподавательница школы искусств. Она сообщала, что у них открывается дополнительный класс рисунка и живописи, и просила прислать на обучение какую-нибудь талантливую ученицу.

Классная дама, конечно же, сразу пришла к моим родителям. Я рисовала лучше всех в школе. Мать с отцом нахмурились, им совершенно не хотелось отпускать меня в другой город, да и к моему увлечению живописью они относились с едва сдерживаемым раздражением. Но мадам Агнесс настаивала: говорила, что подобное предложение – редкая удача, прекрасный шанс для меня и так далее. Родители поддались уговорам и, скрепя сердце, согласились отпустить меня. Я была на седьмом небе от счастья! Мало того, что я буду жить в большом городе, где столько всего интересного, так еще буду обучаться в серьезном заведении. Но самое главное: там нет никаких глупых праздников, и я, наконец, отмечу свой день рождения! Пусть даже одна! Устрою себе пирушку!

Словом, я была счастлива, и лето пролетело очень быстро. Я стала собираться в путь, мысленно прощаясь с надоевшей школой и опостылевшим городом! Вперед, к свободе! Но не тут-то было! За два дня до отъезда родители вдруг объявили, что я никуда не поеду. Ты представить себе не можешь, что со мной было! Как я плакала, рыдала, умоляла, требовала. Но они были непреклонны. Тогда я вспомнила о своей крамольной идее, о которой уже основательно подзабыла. Ну ладно, я вам еще отомщу, вы поймете, как были не правы, и будете проклинать себя до конца своих дней за содеянную несправедливость.

Итак, Мелисса, две недели я плохо спала, мало разговаривала и тщательно продумывала все нюансы отчаянного предприятия. Чем ближе подходил День Сумрачных Скал, тем тревожнее мне становилось. Но я отметала все страхи, считая это непозволительным проявлением слабости, трусости и тупой покорности здешним порядкам.

И вот настало 15 сентября: дождь лил, как из ведра, и небо заволокло чернильно-черными тучами. Я уже не испытывала страха, только – решимость. Взяла портфель, выкинула оттуда учебники, вместо них положила карандаши и бумагу, надела дождевик и вышла на улицу. Туда-сюда сновали мокрые, унылые тени, они шли, понурив головы. Я стала подниматься вверх по улицам, прекрасно понимая, что никто меня не заметит, а если и заметит, то не остановит. Итак, никем не узнанная, я добралась до конца города и вышла на площадку, покрытую куцей растительностью, здесь начинался подъем к скалам. А дальше – запретная территория. На секунду меня парализовал дикий, необузданный страх и захотелось бежать прочь, прочь отсюда. Дождь тяжелыми каплями бил по капюшону и оглушал меня, но я преодолела все сомнения и сделала шаг вперед. Все – назад пути нет. Я нарушила запрет, совершила недозволенное. От города меня отделял один единственный шаг, но я сразу поняла – здесь уже все обстоит по-другому. Ветер усилился в несколько раз, а дождь пошел с удвоенной силой. С огромным трудом я пробиралась к скалам и слышала жуткие, леденящие душу завывания. Ветер, это всего лишь ветер, говорила я себе. Наконец, я добралась до нужного мне места, и, укрывшись за покрытым густым мхом выступом, облегченно вздохнула. Дождь сюда не попадал, и высокие, сумрачные скалы хорошо просматривались. Я достала бумагу и карандаши и, не смотря на скованность замерзших непослушных пальцев, начала рисовать. Сначала мне это давалось с огромным трудом, но потом я увлеклась и ничего уже не замечала. Передо мной были только скалы, бумага и карандаши. Сколько прошло времени, я не знаю, но рисунок мой оказался законченным. Тяжелые, мрачные скалы на нем дышали каким-то древним ужасом. Я аккуратно положила рисунок в портфель и отправилась обратно. Ощущала я себя опустошенной и усталой, но когда спустилась в город, то улыбнулась. Вот они все их запреты! Вот они россказни! Бабушкины сказки! Со мной ровным счетом ничего не произошло! Я дошла до дома, прошла в свою комнату, кинула портфель в угол и рухнула на кровать.

Так проспала я до самого утра, и, надо признаться – меня мучили кошмары. Снилось, что я стою около скал, и вдруг из расщелин появляются страшные неведомые существа, которые кидаются на меня и начинают душить. А когда я проснулась, то поняла, что не в силах встать с кровати. Видимо, я слишком долго стояла под дождем и ветром и сильно простудилась. У меня был жар: голова гудела, и горло болело так сильно, что я с трудом могла говорить. Несколько дней я провалялась в лихорадке и мне постоянно мерещились те страшные твари, которых я видела в том сне. Они то звали к себе, то проклинали и говорили на каком-то не знакомом мне языке, но я понимала каждое их слово.

Когда я немного окрепла, то встала с кровати и несколько раз прошлась по дому, и даже вышла в сад. Погода наладилась. Я немного побродила между деревьями и, почувствовав невероятную слабость, вернулась в свою комнату. Мой взгляд упал на портфель, брошенный мною неделю назад в угол. Воспоминание о том дне нахлынули на меня, и я, движимая какой-то непреодолимой силой, открыла портфель и достала свой рисунок. Он тут же выпал из моих рук. Я с трудом подавила крик. А знаешь почему? Из расщелин и трещин вылезали те самые страшные чудовища, которые преследовали меня во снах! Я точно помню, что ничего подобного не рисовала! Этого не может быть!

Я села на краешек кровати и заплакала. Только теперь до меня дошло: запреты – не шутки, и то, что я совершила, повлечет за собой какие-то ужасные последствия. Я испытала приступ панического страха. А если эти твари из моих снов попадут в реальность, если они начнут преследовать меня наяву?! А если они нападут на меня ночью? Проберутся в мою комнату и задушат! Надо было что-то делать и срочно! Я решила пойти за советом к мадам Агнесс, именно она, казалась мне самым душевным и понимающим человеком в городе. Я взяла портфель и отправилась в школу. Чувствовала я себя не очень хорошо, голова кружилась, руки дрожали, шла, пошатываясь, и то и дело останавливалась.

Занятия уже закончились, и я нашла мадам Агнесс в ее кабинете. Она искренне обрадовалась, увидев меня, но когда пригляделась внимательнее, то ахнула:

– Мирта! Что с тобой?! Ты же еще не поправилась! Ты вся дрожишь и бледная, как полотно! Зачем же ты пришла?! Занятия-то уже кончились!

Я села напротив нее и дрожащим голосом стала рассказывать все с самого начала. Мадам Агнесс хранила молчание, которое прерывалось глубокими вздохами. Когда я закончила и подняла на нее глаза, то увидела, что на ее лице написан глубокий испуг, смешанный с тревогой и жалостью.

Она встала и начала ходить туда-сюда по комнате. Я же, как узник, приговоренный к смертной казни, долго ждала ее ответа.

Наконец она заговорила, ее голос срывался и дрожал, хотя она и пыталась скрыть это.

– Мирта, у меня были дурные предчувствия насчет тебя. Они появились тогда, когда ты стала задавать мне вопросы. Помнишь? Потому-то, когда пришло письмо из Н., я так настаивала, чтобы ты туда поехала. Ты просто-напросто не знаешь, что ты натворила. Твоя жизнь теперь под угрозой, и прошу тебя, никому, слышишь, никому, даже своим родителям не рассказывай об этом.

– А что, родители сильно накажут меня?

– Мирта, – мадам Агнесс схватила меня за руку, и посмотрела прямо в глаза, – Они даже смогут убить тебя за это!

– Что?! – закричала я.

– Да, да! Не удивляйся! Раз уж ты попала в эту передрягу, то имеешь право знать правду. Ту самую правду, которую взрослые берегут от детей до того момента, покуда им не исполнится двадцать лет!

– Что же это? – с трудом спросила я.

– Когда люди, бежавшие от войны, укрылись здесь и начали строить поселение, им постоянно мешала плохая погода. Многие умирали от холода и постоянных дождей. Поселение, конечно, разрасталось, но что ни месяц – то какая-нибудь напасть – то ветер сорвет крыши нескольких домов, то наводнение затопит их, то еще какое-нибудь стихийное бедствие обрушится. Но появились они, те самые существа, они вышли из скал и предложили поселенцам заключить договор. Люди приносят им в жертву десять человек, потом начинают поклоняться существам по установленным ими правилам, а они взамен создают прекрасную погоду. Недолго думая, жители согласились и принесли в жертву у скал десять человек, двое из которых совершенно не хотели умирать, но их все равно убили. Бездыханные тела они оставили у подножья скал, а когда пришли утром, то их там уже не было. Вот такая, Мирта, история. Те существа, они владельцы этих мест, их полноправные хозяева. Эта история ужасна, и потому ее рассказывают людям, только когда они достигают сознательного возраста. Расчет верен и прост – двадцать лет, прожитых в страхе и трепете перед Днем Сумрачных Скал, только укрепляют желание следовать правилам. Это муштра, Мирта, изящная и тонкая муштра. И ты не сможешь противостоять подобному, – она замолчала.

Меня передернуло! Я живу среди кровавой лжи! Мои родители знают об этом! Ужасно! И я поняла, что таинственные существа не простят непослушания и в скором времени расправятся со мной.

– И что же мне теперь делать? – задала я вопрос.

– Бежать, Мирта! Только бежать! Я помогу тебе. Я не сообщала еще своей подруге из Н., что ты не приедешь! Все же надеялась, что твои родители передумают. Я напишу ей записку, что приедет обещанная ученица.

– Спасибо вам! Но как же я доберусь до Н.?

– Не беспокойся, Мирта, у моего кузена есть лошади и повозка. Он доставит тебя в целости и сохранности.

– А как же родители? Они же будут меня искать!

– Ох, Мирта, Мирта, – мадам Агнесс покачала головой. – Забудь теперь о своих родителях, их души насквозь пропитаны злом. Они и шагу не сделают отсюда, они же никогда не выезжали, понимаешь?! Они боятся всего того, что не связано с существами.

– Хорошо! А можно задать вам последний вопрос?

Она кивнула.

– Скажите, а почему вы, узнав всю правду, не уехали отсюда?

– А почему ты думаешь, что я не уезжала? – она загадочно улыбнулась. – Я уезжала, но вернулась. И вернулась не просто так.

– А для чего?

– Мирта, милая моя девочка, – мадам Агнесс покачала головой, – Скажи мне: кто бы сейчас смог дать тебе дельный совет? Почему ты обратилась именно ко мне?

– А! – только и смогла вымолвить я, но потом опомнилась и добавила: – Значит, все не просто так?!

– Конечно, нет, – уклончиво ответила она. – Ты же знаешь, где я живу? Подходи к девяти вечера к моему дому. Мой кузен будет тебя дожидаться.

Я вспомнила, что дом мадам Агнесс находился неподалеку от выезда из города, что меня несказанно обрадовало. Мы распрощались, и добрая женщина намекнула, что возможно скоро, если все благополучно сложится, она присоединиться ко мне в Н.

Я быстро собрала свои вещи и портфель с картиной тоже взяла. Как-то неосознанно это у меня вышло. Хотя логичнее было расстаться навсегда с подобным кошмаром.

В девять вечера я подошла к дому мадам Агнесс. На козлах сидел, как ты думаешь, кто?! Вергилиан! Да, да, это был он! Выяснилось, что с мадам Агнесс он уже давно был знаком, и она была выбрана им, чтобы когда-нибудь помочь тому, кто выступит против тамошних духов. Мы решили, что через год, когда наступит День Сумрачных Скал, я вернусь в город и обличу духов.

Но, увы, Мелисса, я не успела осуществить задуманное и никогда больше не видела мадам Агнесс. После нашего отъезда духи весьма удачно воплотились. Не знаю, что уж там произошло, но они полностью проявились и завладели городом. Конечно же, мадам Агнесс погибла вместе со всеми остальными. Теперь того города, где я жила уже нет, – там царствует смерть, и по улицам бродят те страшные существа. Они строят свой мир. И горе тому, кто случайно забредет в их края.

Я же, как того хотела мадам Агнесс, отправилась в школу искусств. Мне выделили комнату в большом доме. Днем я занималась, а вечером Вергилиан учил меня разным вещам и посвящал в тайное знание, а потом я стала помогать ему. Он давал мне разного рода мелкие поручения, но в основном, готовил ко встрече с тобой.

Глава 39

Мелисса глубоко вздохнула. Город, в котором жила Мирта, погиб, и то же самое может произойти с Файнд-Тауном. Но в конце-то концов, какое ей, Мелиссе, дело до этого никчемного городишки, насквозь пропитанного злом?! Почему она должна вести своих близких на верную смерть только для того, чтобы спасти этих несчастных людей, которые сами позволяют себя оболванивать? Она задумалась. Но если вспомнить все то, что рассказывала ей Мирта, то получается, что с помощью нее, Мелиссы, ведется борьба, и более могущественные силы хотят очистить землю от нечисти. Ведь рано или поздно, когда духи воплотятся, то станут очень могущественными, а значит, смогут поработить и другие города! А сколько еще существует таких мест, о которых она не знает, и где живет и процветает подобное зло?! Ей стало страшно! Да, она должна во что бы то ни стало сразиться с ними! Хотя бы ради Мирты. Она явно переживает из-за того, что ей не удалось спасти свой город и хочет восстановить равновесие, спасая Файнд-Таун. И, если Мелисса откажется от дальнейших действий, то все труды Вергилиана, Мирты, Вернанда, да и ее родителей окажутся бессмысленными! А духи, духи восторжествуют! Кроме того, в Файнд-Тауне остались и хорошие люди, например, Беатрис! Уж Вернанд точно не переживет ее гибели! Мелиссе стало стыдно за свою нерешительность! Видимо, она просто устала от всего, что выпало на ее долю в последние дни.

Мелисса бросила взгляд на Мирту и увидела, что на ее лице отразилась скорбь и сильнейшее отчуждение. Как же сильно она винит себя!

– Мирта, – решила поддержать ее Мелисса. – Ты ни в чем не виновата. Ты сделала все, что могла.

– Возможно, – уклончиво ответила девушка. – Возможно и так. Вот только, знаешь, – она резко выпрямилась. – Я до сих пор не могу понять, почему катастрофа произошла сразу после моего отъезда? Быть может, я слишком рано нарушила запрет или же мой отчаянный побег заставил их действовать? Я не знаю, Мелисса, не знаю!

– Мирта, – Мелисса взяла ее за руку и крепко пожала. – А может быть, они просто испугались, что ты вернешься и нарушишь их спокойное существование, сотрешь их с лица земли? И они тогда, собрав все силы, уничтожили город. Что бы уж наверняка!

– Может и так, – тихо ответила она. – Но все равно, мне иногда кажется, что трагедия произошла из-за того, что я вмешалась в ход событий, пошла в тот ужасный день к сумрачным скалам. Возможно, в моем городе до сих пор жили бы люди.

– Ох, Мирта, какая ты странная! – Мелисса всплеснула руками. – Ты уже давно варишься в этом котле, знаешь то, чего не знаю я, но никак не можешь понять одного: рано или поздно они бы захватили город. Что случилось – то случилось. И ничего уже не исправить.

– Да понимаю я все это, Мелисса! – отчаянно сказала Мирта. – Разумом понимаю! Вот только душа никак не хочет принимать. Ну да ладно! Не будем больше об этом!

– Как скажешь, – кивнула головой Мелисса.

Некоторое время они сидели молча, а мысли Мелиссы все равно уносились к истории, рассказанной девушкой.

Она не выдержала и нарушила тишину:

– А какие у тебя были ощущения, когда ты приехала в Файнд-Таун? Он не напомнил твой город?

– Чем-то напомнил, конечно, – Мирта вздрогнула. – Первые два дня я вообще места себе не находила. Но потом пригляделась и поняла, что здешние духи сильно отличаются от тех, с которыми столкнулась я. Во-первых, они очень любят всякие внешние атрибуты: грандиозный ритуал в День Обретения, развешанные повсюду портреты Альтера, да и тайну свою они очень строго оберегают. Во-вторых, как мне кажется, они более продуманные, им нравится долгая игра, в которой можно просчитывать ходы. Заметь, они никого не убили, а ведь могли бы! Конечно, от тщательно распланированных ходов они получат, в конечном итоге, гораздо больше энергии, способствующей воплощению. А те существа, которые захватили мой город, они более дикие что ли, более строгие. Им не нужны помпезные ритуалы, они действуют просто и быстро, и игры для них ровным счетом ничего не значат. Даже не знаю, кто из них хуже, Мелисса! Видишь, – она недобро усмехнулась. – Я уже могу книгу про них написать, научную.

– Никогда не думала, что я столкнусь с чем-то подобным, – Мелисса задумалась, а потом добавила: – Да, как умело, они сражаются со своим главным врагом – творческой искрой в людях! Как искусно они влияют на старших! Вот, ты говорила, твоим родителям не нравилось, что у тебя есть способности! А сколько, сколько еще таких несчастных, которым приходится в одиночку противостоять непониманию и откровенной злобе!

– Да уж, а все от того, что иногда человек творческий имеет редкую способность, – создавать иные миры, то есть орудовать тем материалом, которого не хватает духам и который может пробить брешь в их защите! Вспомни школу! Там все построено именно на том, чтобы не давать человеку развиваться творчески: шаблоны, нормы, рамки и правила. Понимаешь?!

Мирта говорила нечто подобное еще в ту ночь, когда рассказала ей всю правду. Но тогда голова Мелиссы шла кругом, и она не обратила особо внимания на ее слова. Теперь же они заставили ее задуматься. Если все так серьезно, то получается, что творчество – опасный дар, который налагает на тебя страшную ответственность. И, выбирая этот путь, ты вряд ли когда-нибудь сможешь свернуть с него. Но сама ли она, своей свободной волей, выбрала его?! Или это нечто огромное, древнее проявилось в ней? И она, Мелисса, является лишь проводником? Как же все сложно! Почему-то она вспомнила Сару, смышленую, искреннюю, живую, которой чуждо творческое начало. Чем они отличаются друг от друга? Да ничем собственно! Только тем, что Мелисса взвалила себе на плечи тяжелую ношу! В глубине души она позавидовала подруге. Ну почему, почему она не такая, как Сара?!