
Чёрное солнце
Школа относится к тем местам, где проверяется каждый, насколько кто силён духом. Люди там разные, слабость заработать легче легкого…»
Мне все стало ясно еще на середине страницы. Я дочитала до отметки и усмехнулась, передавая книгу обратно.
– Не слишком ты шифруешься.
– Нет, почему, для 98-го года же нормально. Последний год жизни Дмитрия Жуковского и год рождения Валерия Кравцова.
– На мой взгляд это самое что ни на есть субъективное мнение. Не особо все обосновано, не удивительно, но не пошло дальше городской библиотеки.
Мэдоку ужасно обиделся, но не подал виду. Не скажу, что мне хотелось его обидеть, мне просто нужно было что-то сказать, а из учителей я знала кроме Алисы и Марины только домашних гувернеров, и хуже них людей я не встречала. Хотя, они людьми-то не были, но это не помешало им оставить ужасный отпечаток у меня на душе.
Домой, уже под вечер, мы ехали молча. Холодный однотонный закат сковывался над крышами домов района, уже ставшего для меня родным. Мы купили острой пиццы и мохито со льдом из пиццерии напротив. По словам Мэдоку, это заведение настолько старое, что он ел тут подростком в 76-ом году.
В квартире было тихо. Мэдоку глухо тыкал мышкой, смотря в экран ноутбука. Я старалась не издавать лишних звуков. Чтобы не мешать ему и не нарушать идиллию. Думая, что он меня не видит и не слышит, я решила зайти в его комнату. Смысла в этом не было, но мне хотелось испытать экстатическое наслаждение, зайдя в его личное пространство, контролируемое украденной душой. Но ничего особенного я там не увидела и даже не почувствовала. Душу Мэдоку можно было увидеть лишь под призмой призрачного света, которую он создавал демоническим характером, привычками, даже настроением. Душа была непостоянной, вредной, сухой, но это был самый безопасный из вариантов. Во всем многообразии душ Питера вероятность встретить абсолютно чистую была меньше вероятности возвращения чумы. Хорошие души были, но, скорее всего, воспитанные, не без своих демонов на поводке. Эксклюзивные, повидавшие такие страдания, что научившиеся сдерживать себя с таким обманом, что удавалось обмануть даже пожирателей душ. Такие не очень хотелось брать для себя, нужно было что-то повкуснее, поспокойней.
Я скоро вышла из комнаты и села на диван. Мэдоку в ноутбуке не занимался ни чем годным, терял время.
– Я знаю, что ты думаешь, – сказал он, монотонно, не отвлекаясь от экрана.
– Что? – секунду выждав, спросила я.
– Что я глупый, – он закрыл ноутбук, – может быть и так, честно, Кэсс, мне не хотелось становиться человеком, это ещё хуже, чем быть демоном. Мне не повезло с душой, но за тебя я спокоен. Мой наниматель подобрал тебе лучший из вариантов.
– С каких пор ты за меня так волнуешься? Тебе вообще не должно быть интересно.
– Фу, как скучно, – фыркнул он, я почувствовала усталость в его голосе, которую он, почему-то, пытался всячески скрыть и замаскировать, – я ожидал от тебя более глубокой мысли.
–Ладно. А твой наниматель случаем не Гаврилов? – он кивнул. – А Гаврилов человек?
–Нет, но почти им стал.
–Почему я есть в его плане?
–Ты единственная, кому он доверяет.
Я стала думать. Мэдоку не вспоминал обо мне до глубокой ночи, пока для нас обоих не стало ударом, что оба мы не спим.
– Ты все еще думаешь? – с каким-то ужасом спросил он.
– Частично о другом, – ответила я, глядя, как он насыпает ложку за ложкой растворимый кофе в стакан. – А ты чего?
– Да так, статейки разные читаю, я же в пришлом искусствовед, пока еще давалось тут хорошее образование и можно было сидеть где-то кроме архива.
Я качнула понимающе головой.
Мэдоку глянул в окно.
– Сегодня полнолуние, – цокнул языком он. – Опять мама сниться будет.
– Мне, наверное, тоже.
– Давно дом снился?
– Нет, совсем недавно.
– Почему?
– Вряд ли из-за полнолуния.
Но сна сегодня не предвиделось. Около полутора часов глупого рассматривания советских потолков и ворочанья мне понадобилось, чтобы смириться с бессонницей. Мэдоку не спал, но вести с ним разговоры мне не очень хотелось. Это казалось мне странным, ведь мы не виделись столько, сколько представить страшно, а желания общаться не было совсем. Не знаю, что могло повернуть во мне обратный механизм.
В полусонном состоянии я направилась в ванную, там горел яркий свет, и пахло ментолом. Глядя на уставшее, измучанное лицо в зеркало, я удивилась тому, насколько я становлюсь похожей на маму при неестественном свете. Я больше была похожа на папу, чем на маму, хотя большинство детей перенимали от нее лицо и фигуру. Только потом до меня дошло, что изображение не двигается, а лишь пристально вглядывается мне в глаза, и что в нем не я, а мама. Пышные каштановые волосы незаметно стали черными и гладкими, а черты лица более острыми и затемненными. Она никогда не была красивой, но теперь особенно. Кожа стала бледной и сухой, глаза злыми, доброй ее назвать было нельзя, но тут она этого не скрывала.
Я быстро кинулась к ручке и дернула вниз, но ее будто бы держали крепкой рукой снаружи. Внутри меня заговорила неизвестная прежде паника. Стало душно. Комната манипулировала моими чувствами, они непроизвольно то умолкали, то становились ярче, страх и ужас то всколыхивал мое подсознание, зажимая сердце, то давал разряд внезапной эйфории, взрывал контрастом испуганной радости, забитой тревожно в угол. Я едва сдерживалась от криков, хотя вряд ли кто-нибудь их услышал бы, моим подсознанием кто-то правит, играет с эмоциями, но тем не менее, давать полную волю эмоциям было нельзя. Наконец – тишина. Тысячи голосов и мыслей в моей голове утихли. Я с трудом поднялась с пола, и открыла дверь. Вместо привычной комнаты и коридора в полумраке я увидела до боли знакомую картину: наш семейный гобелен. Я чувствовала себя не ребенком, это был новый сон, открывающий новые возможности и познания, но не факт, что они окажутся светлыми. Это не воспоминания, это новые размышления, взгляды и неожиданности. За моей спиной со свечей в руке стоял Клод. Тот самый, каким я запомнила его незадолго до ухода. Он стоял и молчал.
– Ты манипулировал мной?
– Если и я, то что тогда? – я не надеялась на ответ, но он все же ответил. Это был слишком явный, продуманный сон, в котором участвовал не один человек. А было ли это сном? Ощущалось, что да. Что меня искусственно в него ввели.
– Тогда я убью тебя прямо здесь.
– Смело, но тогда история не увидит конца, а ты не хочешь быть в этом вечно?
Я усмехнулась.
– Меня втянули в такую дрянь, из которой я еще долго не выйду.
– Почему ты так думаешь?
– Зачем тебе это? – вспыхнула я. – Почему бы тебе просто не залезть ко мне в мозг и не выведать все оттуда.
– Если бы я мог, я давно бы это уже сделал. Некоторые факторы ограничили мои способности, и от вампирского у меня осталось только пыл и жажда крови.
Я фыркнула.
– Меня ждет то же.
– Согласишься?
– Куда я денусь, – я села за стол, разворачивая стул к середине комнаты, – я связалась с очень серьезными людьми.
– А не они с тобой? С Мэдоку же у тебя все неслучайно.
Я напряглась.
– Что значит твое «все»?
– То, что ты хотя бы ночуешь в его квартире. Что вы день провели вместе, и он рассказывает тебе о своих делах.
– Это не твоего ума дело. Что ты вообще тут делаешь?! Где ты?
– Ближе, чем ты думаешь. Я совсем рядом.
– Хватит водить меня за нос! Чего ты хочешь? – не выдержала и завопила я.
– Ты сама себя водишь за нос. А я тебя тут просто информирую.
– О чем?
– О том, что игра скоро закончится. Дело к развязке. Совсем скоро, тебе раскроют все карты, – сказал он где-то над ухом и я выпала в коридор квартиры Мэдоку.
12
Я не стала дожидаться, пока проснется Мэдоку, и разбудила его довольно грубо.
– Откуда Клод все знает про тебя?! – закричала я, как только он начал подавать первые признаки жизни, просыпаясь от тряски за плечи и моих резких ударов, – Кто ему все рассказал?!
Тому, что я рассказала, он был не рад. Сначала даже не стал ничего пить, разговаривать, только слушал, потом запил несколько таблеток от головы сладким чаем.
– Молодец, что сразу рассказала. Не хочешь пойти, прогуляться, мне надо кое-кому позвонить.
Я не стала возмущаться, за это можно было еще сильнее отхватить, и, быстро натянув джинсы, двинулась куда-то по спящему Питеру. Откуда-то слышался пробуждающий вой сирены, недалеко витал запах сигарет. Не так давно я стала ловить себя на мысли, что если бы я курила, возможно, нервничала бы меньше. С другой стороны, гордость не позволила бы мне, иначе мне пришлось бы принять то, что я становлюсь человеком.
Доходило 6 утра, некоторые клиники, больницы, магазины начинали свою работу. В высотках появлялось все больше загорающихся окон, машины стали появляться на улицах. Я пошарила в карманах, там не оказалось даже карточки, они были абсолютно пустыми, я даже не взяла телефон, настолько ошалев от сна.
От нечего делать я села на лавочку в сквере, пройдя квартала два, и тут начал идти снег. С сине-черного неба сыпались хрустальные звезды, подгоняемые ветром, из-за чего больно режущие теплое лицо. Я не чувствовала холода, и не замерзала. Снежинки быстро таяли на моем лице. Я вдруг подумала, что хочу поменять цвет волос. У вампиров человеческая внешность зависит от характера, но изменить ее я могу. Правда, на это уйдут деньги, но это не так страшно.
Дома уже пахло завтраком.
– Голова прошла? – спросила я, кидая куртку на спинку дивана, на котором лежал Мэдоку, и пошла на запах подгорающих в сковороде сосисок.
– Нет, – болезненно и тихо ответил он.
Я выбрала менее подгорелые части яичницы и принесла ему.
– Ты звонил нанимателю?
– Да. Он сказал мне ничего не делать и ждать твоих действий.
Я посидела с минуту.
– А что я должна сделать?
– Я откуда знаю, тебе же Клод снился. Подумай, погадай, может, что-нибудь надумаешь.
– Мы в угадайку играем?
– Ко мне какие претензии? Меня наняли, я все, что должен был, сделал. Моя миссия на этом заканчивается, – Мэдоку встал с дивана и, покачиваясь, пошел к кухне.
– А ты разве не должен будешь доставить меня в руки нанимателю?
– Зачем? Ты знаешь, кто он, ты у него под колпаком, так что сбежать уже никуда не сможешь. Да и к тому же, он даже более могущественный, чем я.
– И что? Настолько он страшный, что я должна буду поверить твоим словам?
Он удивленно на меня глянул. Я с нетерпением ждала, когда он уже докончит эту бутылку с молоком.
– В этом часть моей работы. Ты сама к нему придешь, не важно, заставит тебя кто-то или нет, сама ты придешь, или привезут тебя.
Я резко встала с дивана.
– Я сегодня хочу перекраситься и мне нужен выпрямлятель волос.
Мэдоку изменился в лице.
– С чего вдруг?
– Не спрашивай меня, просто хочу. Еще я хочу кожу как у японок – белую и гладкую.
Он смотрел на меня с подозрением секунд 10, пытаясь что-то разглядеть в чертах лица и глазах.
– Тебе денег дать?
– Желательно. Я не знаю, как это происходит.
– А я откуда знать должен? – спросил он с еще большим подозрением из другой комнаты.
– Ты же дольше в человеческой среде живешь, должен же ты знать, как все это устроено.
– Я женщиной был всего три раза, и один из них – революционерка. Как ты думаешь, имею я хоть малейшее представление о том, как устроен мир женщин? – Мэдоку вернулся и протянул мне плотную стопку голубых купюр, среди которых виднелось несколько рыжих.
– Не знаю. Походи со мной хотя бы по магазинам?..
Он лишь фыркнул и ушел делать кофе. Я взяла его ноутбук и нашла хорошие салоны, где занимаются окрашиванием волос.
– Тебе тут не все на окрашивание, там и на косметику должно хватить. Пересадка кожи на 20 тысяч не выйдет.
– Само собой. А как глаза узкими сделать?
– У пластического хирурга. Я не понимаю, зачем тебе это, ты же вампир, можешь в любой момент стать тем, кем захочешь.
– Пока я в мире людей – это невозможно.
– А кто тебя может потерять? Кроме Марины друзей у тебя нет, с Гавриловым все понятно, документы можно переделать.
– Тебе денег жалко?
– Нет, твои волосы и кожу. Учитывая то, что ты приняла физическое тело, все процедуры будут очень токсичными.
– Загнию? – посмеялась я.
– Ты же медик, сама должна знать. Да, загниешь, но не так скоро.
– Так я и человеком не успела стать окончательно.
Мэдоку отстраненно пожал плечами. У него был такой вид, будто бы он вообще никакого отношения ко мне не имеет, и ему на меня наплевать. Я знала, что это не так.
– Ничего не хочешь мне сказать?
– Нет, не особо, – сказал он и закурил, обычно я бы все поняла и отстала, но в этот раз это погоня за ответами, вопросами, и существованием.
Я подошла и забрала у него сигарету.
– И все-таки, что могло заставить тебя так поменять свое обо мне мнение и перевернуть все с ног на голову?
Он выдохнул в последний раз и с очень серьезным видом посмотрел себе на ноги. Создавалось впечатление молодого подростка, который еще не взрослый, но испытываемый судьбой, и пытающийся что-то из себя рисовать и строить.
– Гаврилов сказал, что после выполнения миссии мы, скорее всего, больше не увидимся, а если и увидимся, то он меня после этого убьет.
– Гаврилов? Чего это он такой в себе уверенный?
– А ты в себе почему? Ты же не знаешь, кто он на самом деле.
– А что это поменяет?
– Узнаешь – поймешь. Тебе совсем после этого не захочется на него идти.
– Я чувствую огромное «но».
Мэдоку смирил меня серьезным взглядом, уже не принадлежащим подростку, а, скорее, демону. Настоящему, знающему свое место.
– Нет никакого «но». Я, да и он тоже, просто делаем свое дело. Ничего личного, никаких фантазий! Никаких мыслей и размышлений! – он вышел в коридор, словно опьяненный сигаретным дымом. – Думать тут должна только ты. Думай, иначе мы пропали.
Больше он из комнаты не вышел. Я не знаю, что он там делал, над чем думал сам, но я не видела его до вечера. Я думала весь день, пока была в кафе, на экскурсии в Эрмитаже, в увядающей березовой роще, сквере, душе. Я думала, пока лежала и мельком чувствовала, как меняется мое лицо и выпрямляются волосы, а кожа становится более нежной и гладкой. Я думала о Гаврилове, о его появление в моей жизни, пыталась увидеть связь в каждой мелочи, затронувшей мою жизнь. Пыталась обдумывать смерти моих друзей. Если у обоих из них был суицид, то, вполне возможно, спровоцированный, если он все же к этому причастен. Если и так, если наниматель Гаврилов, если все это было подстроено, и в итоге я должна буду забрать душу, ради которой я ему нужна, то кто он? Это человек, который точно знаком с Мэдоку, вряд ли демоны станут выполнять приказы направо и налево. Он хорошо меня знает, но если он еще и догадывается, что я неравнодушна к Мэдоку, то дела очень плохи. В лучшем случае это сталкер, следивший за мной на протяжение всего времени, читал мои записки, знает мои самые сокровенные секреты, знает, во сколько я встаю по пятницам, какой покупаю кофе и какой фирмой зубной щетки пользуюсь на протяжение 7-ми последних лет, это сам бог, сама я, тот, кто знает меня лучше, чем я сама. В худшем случае – это кто-то из моей семьи. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось видеть кого-нибудь из своего семейства.
Я постучалась в дверь комнаты Мэдоку. Он сам ее открыл, спустя несколько секунд.
– Что расскажешь?
– Я хочу сыграть с тобой в викторину.
Он еле удержался от смеха.
– Чего ты ржешь? Кстати, как тебе мое новое лицо?
– Пойдет, – на самом деле ему очень нравилось. – Что там про викторину?
– Мне кажется, я начинаю догадываться о том, кто твой наниматель.
Мэдоку сел за письменный стол и закинул ногу на ногу.
– Жги.
– Отвечай только «да» и «нет». Первый вопрос. Суицид Алисы и ее знакомого был спровоцирован?
– Нет.
Я остолбенела.
– Нет? – переспросила я.
– Нет.
– Ладно, второй вопрос. Ты давно знаком с Гавриловым?
– Нет.
– А с тем, что он на самом деле?
– Да.
– Воот. Я знаю это?
– Да.
– Гаврилов не человек?
– Да.
– Вампир?
– Да.
– Черт…
– Да.
Я строго на него посмотрела.
– Дальше я не буду спрашивать. Можешь на следующие вопросы отвечать полностью. Алису повесили?
– Да. Убили и повесили.
– С тем было то же самое?
– Да. И сделал это один человек.
– Человек? Так он человек.
– Да, ты же не почувствовала в Гаврилове вампира, он уже нашел себе хорошую душонку и следует ей.
– Значит, Гаврилов давно в моей жизни.
– Дольше, чем ты думаешь. Мне не нравится это разделение между Данилом Сергеевичем и его вампирской сущностью, он с тех пор не особо изменился.
– Ладно. А зачем я ему?
– Я тебе говорил. У одного из ферзей большой игры отказывает физическое тело, да и на деле ему больше пяти сотен лет, он устал, и ищет подходящий сосуд для своей души. Ты ее присутствия почти не заметишь, но зато он не отправится в ад.
– А есть причина?
– Он не самый хороший человек, и родословная у него гаденькая.
– Тоже демон или вампир?
– Без разницы, умрет он все равно.
– И на мне никак не отразится?
– Нет, абсолютно. Проблемы могут быть лишь если кто-то попробует насильно отобрать у тебя его душу.
В этом предложение мне не понравилось каждое слово.
– А такое возможно?
– Я ни разу свидетелем не был, но чисто в теории – да.
– Зачем?
– Потому что это вкусно, – сказал он так, будто признавался, что сам этим грешит, – а отбирать души у нежити – великое мастерство, которого вампиры и демоны добиваются и учатся столетиями, и просто так они его в землю зарывать не будут.
– Понятно, – я вдруг вспомнила, что завтра пятница. – А что там про день рождения?
– А, точно, завтра с утра нужно будет заехать и забрать платье, я сделаю это сам, тебя она не признает, и в шесть у нас праздник в загородном доме.
Я вздохнула.
– Опять эти загородные дома.
– Нет, это действительно богатые люди, они даже не вампиры и не демоны, а вот их ребенок… ты когда увидишь, все поймешь.
– Он опасен?
– Нисколько, он пятилетний ребенок, божий одуванчик, ангел воплоти, хоть и с демонической кровью.
Я подумала.
– Демоны выбирают себе родителей?
– Да, выбирают. Но бывает такое, что они ошибаются. Вернее, получают не того, чего хотят. К примеру, забираешь ты зародыш ребенка семьи бизнесменов, думаешь, что эти люди дадут тебе все деньги мира, города, страны, ты даже не ждешь от них внимания, а потом оказывается, что они ждали от тебя заоблачных результатов, чтобы передать компанию тебе в руки. Или бывают такие неожиданности, как хронические наследственные заболевания. Это можно решить, а вот внебрачных детей, внезапные разводы, или набор генов скрытого убийцы, который из троих детей раскроется именно в тебе!.. вот это действительно страшно.
– Почему?
– Потому что я не планировал быть убийцей, когда приходил в мир людей, но убивал. Не каждый раз, но промахи были, и иногда очень существенные.
– А как насчет кругов ада? – перебила я его. – Говорят, суицидники проходят одно и то же по кругу, пока не переборят себя?
– Да, такое действительно есть. В одной из жизней я совершил суицид сразу после убийства, и меня тут же забросило в альтернативную ситуацию. Я не знаю, почему это распространяется на демонов, по идее не должно.
– Демоны правят грехами?
– Нет. Может быть, какие-нибудь другие. Честно, я уже не знаю. Может быть, я давно уже не демон. Может, я просто потерявшийся недочеловек?
– Это слишком сложно.
– Мы живем в то время, когда разделения между нежитью стали боле расплывчатыми, появились смеси, в том числе и с человеческой кровью.
– Опасная это игра.
– Да, очень опасная. Поэтому мы должны оставаться теми, кто мы есть.
– Средневековыми книжными червями?
– Не только. Люди сейчас освободили себя от обязанности продолжать род, нам такого допускать нельзя.
– Как?
– Я был членом одного секретного общества в 1923-ем году, оказалось, это общество короля Варлена девятого, помнишь его?
Как не помнить? Из моей жизни он исчез только тогда, когда ему удалось вывести меня до таких чертей, что я мстила ему еще несколько десятилетий после пришествия на Землю. Отвратительнейший тип, пусть и король, в моей семье считали его самым умным из вампиров, я же его просто ненавидела целиком и полностью, гнобила так, как умела, а когда он начал отвечать на это тем же, мне пришлось обращаться к более серьезным методам.
– После убийства его сына я надеюсь никогда больше его не увидеть.
Мэдоку усмехнулся.
– Я когда узнал, я не поверил. Я всегда думал, что ты милая и пушистая.
– Я никогда такой не была.
– Впечатление из писем Клода было совсем иное.
– Он писал про меня? – удивилась я.
– Да, и еще как.
Клоду не нравилась любая моя заинтересованность в Мэдоку, он был ужасно ревнив и иногда не давал мне читать его письма. Он знал, что Мэдоку может составить ему конкуренцию, и боялся этого. Да, боялся.
– Твой брат – это, конечно, нечто, – сказал он так задумчиво и с недовольным тоном, помрачнев.
– Давно ты его видел?
– Нет.
Как гром среди ясного неба. Я сидела и молчала. Мне не хотелось думать о том, что он где-то поблизости, где-то рядом и знает каждый мой шаг. Он – страшный кошмар, неосязаемый, я не хочу о нем вспоминать, я боюсь этого. Боюсь, как огня, я не знаю, чего ждать.
– Ты будешь со мной?
– Конечно, – ответ последовал неожиданно быстро, он даже не задумывался. Я знала, что это не легкомыслие.
– Почему?
– Потому что это очень опасно. Если бы об этом знал хоть кто-нибудь не из золотого окружения Гаврилова, ему бы давно вручили кубок за самый извращенный метод добычи сосуда для чужой души.
– А зачем ему это? Вряд ли он стал бы делать это даже лучшему другу.
– Не стал бы, – уверенно подтвердил Мэдоку. – Я не знаю, что ему могли пообещать взамен, в последнее время он немногословен.
– А был?
– Для целостности картины не хватает всего одной частички пазла, он есть у тебя, но ты не хочешь его озвучить. Когда ты это поймешь, все вопросы сразу растворятся и все встанет на свои места.
– А чем это может кончиться?
– Для тебя? Для тебя только хорошо.
– А для тебя?
– А что я? Я и не из таких ситуаций выходил.
– Но с моим родством ты дело не имел.
– Ошибаешься. Это не в первый раз. Я знаю, что делать в таких случаях.
Пока что я не знала, что меня пугает, но, чтобы понять это, мне нужно было столкнуться с проблемой лицом к лицу, попробовать ее на вкус и только потом убедиться, что для меня это действительно является проблемой, которую я сама же себе и создала.
13
Утро задалось прохладным, пришлось одеваться лучше и добираться на машине. Я рассматривала брошюры, завалявшиеся у Мэдоку в бардачке, беззаботно подпевая неизвестной американской песне, идущей фоном в машине.
– Ты чего такой задумчивый? – спросила я невзначай, пытаясь говорить естественно.
– О предстоящем празднике думаю.
– Все так сложно?
– Ну, да. Это будет серьезное мероприятие, на котором будет только три представителя похитителей душ того времени.
– Кто из семейки этим занимается?
– А ты как думаешь? Сын.
– А что значит «того времени»?
– Новомодных вампиров и демонов там не будет.
– С этого момента поподробнее, – я нашла жвачку, говорят, у них нет срока годности. – Что за новомодные вампиры?
– Семьи, образовавшиеся и родившие детей среди людей. Была пара, показавшая сущность своего ребенка миру и школе, все трое в психиатрической клинике. Так что это дело очень тонкое, просто чтобы ты понимала.
– Я-то понимаю.
– Вампиры и демоны сейчас крайне безрассудны, к этому относится и смешивание крови.
– Насколько я помню, нежити редко нравились себе подобные, но женились они всегда на своих.
– Правильно ты помнишь, а сейчас контролировать их некому, вот и творят всякую фигню.
Некоторое время мы ехали молча. От Мэдоку чувствовалось напряжение, но я не спешила отвечать тем же.
– А какая особенность у этого… ребенка?
– Возможность переносить мышечную память в другие тела. Вряд ли ты о нем слышала.
– Нет, не слышала. То есть, попроси его приготовить шоколадный фонтан по рецепту 19-го века, он его с закрытыми глазами сделает?
– Да, но только сейчас он старается не шокировать родителей, да и в 5 лет многого не сможешь: для готовки сил много надо, для танцев в том числе, с детским телом это нелегко, языки тем более.
– Как все сложно, – сказала я с неподдельным удивлением.