Артерия

Меня аж передернуло, я вспомнила, как в начале лета нагло забила на биологию с химией, даже перестала записывать лекции. Черт.

Я стояла и молчала, чувствуя, как быстро меняюсь в лице, даже не осознавая этого особо.

– Из-за успеваемости…

Сотни мыслей проносились у меня в голове, сотни болезненных вспышек об упущенной возможности, безжалостные голоса в секунды разбили в дребезги все мое самолюбие и уверенность в себе, разрывая всплесками нарисовавшихся картинок в голове. Я никогда еще не испытывала такой обиды. Я возненавидела себя. Я всю жизнь готовилась к безжалостным убийствам, уже смирившись с тем, что это не принесет пользы человеку, даже не подозревая, что жизнь может, могла измениться в одно мгновенье. Я столько потеряла.

Бесполезное существование – хуже смерти.

Через три дня все уже стало проясняться, и я скажу больше, решаться, не прояснившись до конца. Ребята без умолку спорили и переговаривались о том, что и как все будет, опять философствовали и вели пустые разговоры о том, что не коснется большинства из нас. Меня же съедала обида и зависть. Я в одночасье проиграла жизнь, став не только большим неудачником, но и полноценным человеком, поддавшись всем грехам и порокам, которые только можно было себе представить. Как это сыграло со мной.

Выдался день, когда уроков было меньше, и я решила сходить, посмотреть, что там за чудо из другого мира, от которого люди не отходят. Для Уэхары уже организовали уютную настолько, насколько это возможно, временную комнату, пока он не вернется домой, куда постоянно ходили ученики, чтобы просто с ним пообщаться или задать вопросы.

Дожди закончились, сменившись солнцем, стало потеплее. Все галдели, и лезли со своими тупыми вопросами, я решила отойти, и тут мое внимание привлекли стоящие в углу цветы. Замерзшие и сухие. Несколько секунд поколебавшись, я пошла в комнаты и принесла кипяченой воды, потому что другой теплой не было. Когда я зашла, на меня косо посмотрели, но делать ничего не стали. После поливки цветам лучше не стало, они были слишком блеклыми. Я не стала думать о том, что они умерли, даже со своей четверкой по естествознанию я знала, что так мертвые цветы не выглядят.

Ближе к шести, когда начинался ужин, комната опустела, я этого даже не заметила. Вернуться в мир мне пришлось только тогда, когда я почувствовала на себе пристальный взгляд. Я повернулась, на меня из-за стола смотрел Уэхара.

– Повезло, что есть балкон, – кивнула я на большие стеклянные двери, рамы которых были покрашены в облезлый белый. – Хотя, проветривать не вариант.

– Почему? – спросил он.

– Воздух грязный очень. Тебе, наверное, с таким непривычно?

Он смутился.

– Ну да, голова болит.

– Угу, – уже отрезая мертвые сухие листья большими ножницами, промычала я.

Он долго смотрел на это, потом спросил:

– Почему ты это делаешь?

– Потому что это некрасиво выглядит.

Уэхара больше ничего не сказал. Потом только спросил:

– А как тебя зовут?

– Ирина 938728.

– Ты уже в курсе всего?

– Того, что ты отправляешь лучших детей в свой мир?

– Да, только это не совсем так, с нами будут взрослые.

– Да… это проблема.

– Почему?

– Ну, толку от них?

– Как?.. они будут помогать.

Я сжала губы.

– Строить жилища, добывать пищу, выращивать младших, – продолжал он.

Я ответила кивком.

– Или ты считаешь не так?

– Мне все равно, я не полечу.

– То есть как? – воскликнул он.

– У меня низкие показатели по знаниям биологии, мне там делать нечего, – ответила я, яростно кромсая листья с веток.

Уэхара опустился. Я посмотрела на него, он сидел с расстроенным надувшимся лицом, уставившись в пол. Молчал.

Я положила ножницы на стол.

– Если честно, что ты тут делаешь? – подходя и наклоняясь до его уровня, спросила я.

– Я хотел помочь. Сейчас уже думаю, что мне нечем вам помочь.

Я испугалась.

– Почему? Почему ты так решил?

– Зачем мне помогать только тем, кого выбирал не я, я не хочу помогать кому-то одному.

– Давай только без сентиментальностей, это решали не я и не ты, те, кого не выбрали люди, просто этого не заслужили, значит, у нас есть просто другое предназначение.

Он всхлипнул и поднял один рукав у меня на руке. У меня уже давно там химический ожег, который особо не болит, если его не трогать. Он молча положил свою руку на место ожога, и я почувствовала что-то между зудом и еле уловимым шевелением. Когда все закончилось, он убрал руку, на месте красного большого пятна была ровная чистая кожа. Я не могла в шоке сказать ни слова.

– Я никогда не хотел впускать людей в свой мир, если быть честным, я хотел помогать им, не делясь тем, что имею, мне хорошо и одному. Тот мир, в котором я пробыл очень долго, может только отдавать, но если у него забрать слишком много, то конец всему живому и грош цена вашей детской магии. Туда нельзя впускать людей, уже повидавших боль и горе, они будут пытаться утолить эту горечь, а природа будет в ответ отдавать им самое лучшее. Я знаю, как живут люди, что они способны на все, что они чудовища, поэтому… надо найти выход, – со вздохом заключил он.

– Не впускать их туда.

– Я не могу сказать им, что им там не место.

– Ты почти что божество! Как это не можешь?

– Ну… а вдруг им будет обидно?

– И пусть. Ты же не хочешь, чтобы они сделали обидно тебе и твоему миру.