Спящая

– Где «домой»?

– …Ты труп, Малахольный! – Теперь ударил Славик.

Небо почернело, бросилось в глаза, зазвенело в ушах. Сквозь этот звон Лёка ещё слышал щенячье «Играть!».

* * *

– «…Дурацкий Славик с компанией не явились в школу. По-моему, сегодня будет прекрасный день! Я прямо чувствую: должно случиться что-то хорошее!» Вот же неблагодарный, а? Вы посмотрите на него!

Все заржали.

Голова гудела, но рукам было легко и свободно, и небо было на месте. Лёка лежал на песке, уставившись в небо, уже нормальное, голубое. Он был свободен, его никто не держал.

– Грызть, грызть, грызть… – так и не убежали, балбесы!

Лёка чуть приподнял голову: щенки сидели у самой реки, привязанные к дереву, и грызли верёвку. Эти были рядом. Они расположились в трёх шагах от Лёки, сидели на песочке, подложив под себя школьные ранцы. Дурацкий Славик читал залитую кровью бумажку.

– «…Ты не представляешь, как без них спокойно».

Снова хохот. Лёка ещё несколько секунд соображал, пока не дошло: они читают его письмо! Читают вслух и ржут! Эти! Ржут специально, чтобы поиздеваться над ним. Чтобы рассердить, чтобы…

– Дай сюда! – Лёка сказал это на цветочном, прекрасно зная, что ничего ему Славик не отдаст. Да ещё, пожалуй, притащит завтра в школу, будет читать вслух, чтобы все смеялись. Вообще-то Лёке не важно, что они там о нём думают, тем более дураки. А всё равно было не по себе, как будто кто-то заглянул ему в голову.

– Проснулся? – дурацкий Славик заметил, что Лёка смотрит. – А мы тут читаем про жизнь замечательных людей…

Лёка молча встал. Голова ещё гудела, но стоять на ногах было можно. Эти, на песке, как будто напряглись, но никто не вскочил, все смотрели, что Лёка будет делать. Интересно им, дуракам…

Первым делом он подошёл и отвязал щенков. Витёк привстал, хотел ему помешать, но дурацкий Славик одёрнул его:

– Да всё нормально, остальное потом занесёт, я сегодня добрый! – в доказательство он побренчал мелочью в кармане. – Смотри, Малахольный, следующий дороже будет. А вот это, – он помахал окровавленным тетрадным листком, – завтра будет у твоей матери. Наверняка ей будет интересно, с кем ты переписываешься!

Они опять заржали. Им, значит, смешно.

– Им смешно! – Лёка завопил это на цветочном так, что, кажется, услышали все вокруг. От утреннего хорошего настроения не осталось и следа, он орал в неголос. Чуть не убили двоих, чтобы вытрясти из него пару монеток, – и смешно!

– Им смешно! – он вопил так, что сам чуть не оглох. – Смешно! – Зажмурился, как тогда, как давно, как в детском саду, когда ещё только тренировался говорить на цветочном. Он боялся, что его не услышат.

– Помоги!.. – Наверное, глупо бояться, ведь Волшебная девочка услышала его даже из-под земли. Уж сейчас-то должна…

– Помоги! Помоги! Помоги! – Лёка вопил, и ничего не слышал в ответ. Только щенки возились, приговаривая своё «Играть!», да деревья у реки шептали «Зло!». А лес… Огромный, неприступный, блестел верхушками деревьев, далеко, ужасно далеко, за почтой, за маленькими, будто мышиными деревенскими домиками. Лес молчал. Далёкий и глухой.

– Помоги же! – с досады Лёка пнул маленький камешек, нога с размаху ударилась о другой, побольше. Не такой огромный, чтобы не поднять, не такой маленький, чтобы нельзя было убить. В самый раз! Рука сама потянулась, пальцы сжали гладкое, холодное, тяжёлое…

– Ты чего, Малахольный?! – Витёк заметил, что Лёка берёт камень.

– Да ладно, ему слабо, кому ты веришь! – дурацкий Славик демонстративно уткнулся в письмо.

– Ну-ка быстро положил! – Витёк вскочил и бросился на Лёку.

* * *

Он сам виноват, этот Витёк. Не надо было дёргаться, сам виноват. Когда на тебя летит разъярённая туша, а в руках у тебя камень, тут нечего думать, всё происходит само собой… Нет, Лёка ничего не сделал, он бросил камень. По-настоящему бросил, на землю. Немножко пнул в сторону, будто играет в футбол. На цветочном он ещё кричал это «Помоги!», уже отчаявшись, уже злясь на глухоту леса и собственную беспомощность, но не мог замолчать:

– Помоги! Да помоги же!

Глянцевый камень, летящий в сторону, будто наткнулся на невидимую преграду. Он стукнулся, точно стукнулся, со звуком, о воздух, о пустое место – не о песок же! Стукнулся – и метнулся назад, в сторону Витька, прямо под ноги. Витёк споткнулся, полетел носом вперёд. Камень из-под его ноги прокатился по песку, замер, как будто специально выбрав нужную точку. А в следующую секунду Витёк упал на него коленом.

Он издал звериный вопль, кажется, на цветочном тоже, Лёка не разобрал, и ухнул мешком Лёке под ноги, разбрызгивая песок. Он катался по песку, держась за ногу, и выл, выл в голос. Те двое сидели на своих ранцах, уставившись на Витька шальными глазами, словно не понимали, что вообще произошло. А может, и правда не видели, всё случилось так быстро.

Лёка так и замер, уставившись не на Витька – чего он там не видел! Он смотрел на камень, на песок. Мысленный взор прокручивал ещё и ещё это оживление камня, это чудо, отпечатавшееся на сетчатке. Под кожей радостно защекоталось, Лёка даже хихикнул, как от обычной щекотки. Это в далёком лесу смеялась Волшебная девочка. Лёка шепнул ей: «Спасибо!» – и снова услышал этот оглушительный хор: деревья, травинки, звери, птицы – все и сразу, Волшебная девочка, – отвечали ему: