После измены

Я смотрела на нее – совсем маленькая девочка. С юным и нежным лицом. Спит спокойно, как дитя. Безмятежно спит. Разгладилась складка между бровями.

Как же мне стало стыдно и тоскливо. Плевать на себя, свои обиды и амбиции! Плевать на свою жизнь! Главное, что у меня есть эта юная женщина и ее будущее дитя! А своя жизнь… Была – и спасибо! Не самая, надо сказать, плохая, в общем счастливая – что кривить душой! Как сказала мама, не у каждой женщины бывает и год такого счастья.

А у меня было почти двадцать пять лет! Целых двадцать пять лет! Полгода не дотянули до серебряной свадьбы, чуть-чуть всего!

Анюта уже у двери сказала:

– Хорошо у вас. – И, смутившись, поправилась: – У тебя. Только без папы пусто как-то. – Лицо ее скривилось – вот сейчас расплачется.

Проводив дочь, я зашла в квартиру и села на стул.

Что делать? Простить его, пустить в дом? Сделать вид, что ничего не произошло? Хотя бы – попытаться? Варить ему суп и кисель, гладить рубашки. Ощущать запах его одеколона, его кожи. Слушать его голос. Вечерами сидеть перед телевизором на одном диване. Спать с ним в одной постели. Господи!

Нет. Нет. Нет. Я так не могу. Я сойду с ума от того, что он близко, рядом. От его голоса, запаха и привычек. Я не смогу смотреть ему в глаза. Не смогу взять его за руку. Не смогу пить с ним по утрам кофе и обсуждать бытовые проблемы.

Я – не смогу! Потому что не смогу ему больше поверить! А без доверия и веры жизнь бессмысленна. По крайней мере – для меня.

Ничего не поделаешь – так вот я устроена. Гордыня, говорите? Да пожалуйста, как угодно! Не хватает ума? Ради бога! Нет элементарного расчета и самозащиты? На здоровье! Короче, дура, эгоистка, идиотка. Думайте, как вам больше нравится.

Я – такая! И жизнь мне нужна только та, прежняя. Где все было чисто и ясно. Где было честно!

По-другому мне не надо.

По вечерам было тоскливо. Да что там тоскливо! Просто невыносимо. Так невыносимо, что начинало болеть сердце. Я слонялась по квартире и тихо подвывала – как брошенная у сгоревшего дома собака. Не могла найти себе места. Домашние мелочи я давно переделала, в шкафах и комодах царил идеальный порядок. Кафель на кухне, плита – вымыты до блеска. Окна сверкают. Занавески перестираны. Даже борщ в холодильнике. Правда, стоит уже три дня – есть неохота. Вязанье тоже осточертело – нитки и спицы снова закинула в шкаф. По телевизору одна мура – почему-то все время на глаза попадаются истории о брошенных и обманутых женщинах. Или это мне так «везет», или имя этим бедным теткам – легион. Если так, то уже легче – не я одна. Я пополнила ваши нестройные ряды. Получила, так сказать, членство в клубе. Ха-ха. Очень смешно.

Читать тоже неохота. Подруги советуют: «Почитай что-нибудь легонькое, расслабь башку». Какое! От этого «легонького» оставшиеся мозги отсохнут и придут в полную негодность. Впрочем, и сейчас за их сохранность я не очень отвечаю… А если чтиво неплохое, качественное, то непременно наткнешься на историю об очередной обманутой и несчастной жене. Да там куда и похлеще – у героя, например, параллельная семья в течение последних двадцати лет. С тайными и вполне взрослыми отпрысками. Или – так: у героя в любовницах лучшая подруга или родная сестра страдалицы. Или вот сюжетец. Из новенького и очень популярного: муж – латентный гомосексуалист, успешный владелец серьезного журнала. Живет, бедолага, всю жизнь с семьей и всю эту жизнь мучается. Тайно влюблен в своего молодого коллегу. К нему и уходит.

Получается, что мне крупно повезло! Просто фантастически повезло, нереально! Мой муж не спал ни с моей подругой, ни с сестрой, не алкал молодого мужчину, не потел при виде подруги дочери и не сгорал в ночных ярких эротических фантазиях о страстном сексе с продавщицей помидоров в лавке на рынке – сочной дамой шестидесяти лет и шестьдесят восьмого размера. Не извращенец, стало быть, и не геронтофил.

У меня, оказывается, все крайне благопристойно! Просто сказочно, оказывается, все. Ну гульнул, слевачил, родимый, разочек. Недолго так, пару-тройку месяцев, с молодой и красивой бабенкой – кто ж откажется, кто устоит? Какой дурак? Покажите!

В первый раз в жизни, кстати. Можно с уверенностью утверждать. Гульнул и влип. Спалился, как сейчас говорят. Опять же – по неопытности. Опять плюс. Другие врут годами, и все с рук сходит. С кем не бывает? Кто ж проживает без этого жизнь? Тем более когда вместе смолоду, со студенческой скамьи. Когда мужик и не нагулялся-то досыта – учился, работал, бизнес развивал, дочь воспитывал, дом строил, семью по миру возил. Старался. Изо всех сил – старался. А тут…

Надо же ценить, матушка. Помнить хорошее. Вычленять главное. Зерна, так сказать, от плевел…

Не получается, говоришь? Ну, что ж, дело личное. Ты у нас за справедливость? Вот и живи одна. Оставайся со своим гонором и непримиримостью. Со своими идиотскими и совершенно нежизненными принципами. Со своей отжившей и устаревшей моралью. Своим категорическим непониманием жизненных реалий. Со своим параноидальным бредом: ах, только честно, и никак иначе!

Иначе, говоришь, как? А так: по-умному. Если ты – женщина, позови, встреть при полном параде, накорми изысканно. Тело – кремом, духами и – в койку. А там, уж извини, – постарайся. От души постарайся. Про лень забудь. Покажи ему все то, на что способна умная, чувственная и зрелая женщина. А то как бывало: то книжка интересная, то устала, то завтра.

А от чего ты, позволь уточнить, устала? У станка стояла в две смены? Лопатой снег разгребала? Обед на десять человек сварила?

Не от чего тебе уставать! Не от чего! И ты прекрасно об этом знаешь. И он, кстати, тоже. Он же не идиот. Просто тебе – неохота. Банально неохота.

А ему, как бы ты ни удивлялась, охота. И той соплюхе тоже вполне охота! И еще – тысячам и тысячам подобных соплюх и просто одиноким и заброшенным, тоскующим бабам.

Так что муж твой вполне пользуется спросом, и ты даже не представляешь каким!

Вот и подумай, милая! Время-то идет. И работает не в твою пользу. Явно – не в твою.

Самое ужасное в этой истории, что я начала по нему скучать. Причем регулярно. Дошла просто до кошмарного и стыдного бреда – я зарываюсь лицом в его свитер и – реву. Потом кладу этот самый свитер на его подушку и засыпаю, уткнувшись в него носом.

Стыдно самой себя. Такое не расскажешь и психотерапевту. Я, по крайней мере, ни за что бы не созналась. Наверно, это от комплексов и пуританского воспитания. И наверное, каждый человек может стыдиться не только собственных поступков, но и собственных мыслей. Мне, например, от этого неловко. Следующий этап, наверное, эротические сновидения с бывшим мужем в главной роли. Очень не хотелось бы, честно говоря.

Он не звонит – по моей настоятельной просьбе. Ловлю себя на паршивой мыслишке, что я бы не стала сильно возражать, если бы он позвонил. И мне опять противно и стыдно. Быстро я, однако, отошла.

Нет. Я не отошла. У меня по-прежнему черно на душе, и временами я его все-таки ненавижу – за его ложь, предательство и слабость. Я знала его человеком правдивым, верным и сильным. Наш счастливый брак держался именно на этих трех китах – доверии, честности и его отменных мужских качествах.

Он меня разочаровал, такого его я любить не в силах, и такой он мне не нужен – вот и все. Я любила другого человека, и любила за его достоинства. Разумеется, у него были недостатки, куча всяких недостатков. Я же не наивная дурочка и не слепая идеалистка. Но на эти недостатки можно было смело закрыть глаза – достоинства и прекрасные свойства его натуры перекрывали все остальное.

Вот и вопрос – для чего нужно идти на компромисс? Во имя чего простить и забыть? Чтобы сохранить статус? Чтобы были спокойны родные и близкие? Или для того, чтобы не провести старость в бедности и одиночестве?

На статус мне категорически наплевать. Родные и близкие со временем успокоятся и заживут своей жизнью. У Анюты, в конце концов, своя семья и свои хлопоты, и скоро хлопот прибавится.

Одиночества я не боюсь. Если признаться, одиночество я всегда любила и нахожу в нем много положительного. У меня есть родня, дочь, приятельницы. А бедность? Много мне не надо. Я не тряпичница. Две шубы мне до смерти не сносить. Квартира у меня есть – моя собственная, записанная на мое имя. Без машины я вполне обойдусь. Я и за рулем-то всего пару лет. Могу подрабатывать. Не по специальности, конечно, как специалист я давно ничего не стою. Могу стать гувернанткой, к примеру. Или продавцом в книжном магазине. Могу вязать шерстяные носки и рукавицы и продавать у метро вместе c квашеной капустой. Она у меня отлично получается – хрусткая и сочная. А что? У нашего метро торгуют вполне приличные тетки. Одна – учительница, бывшая, естественно.

Пенсия не за горами, опять же. Проживу. С голоду не помру точно. Перспективка невеселая, но и не смертельная. Или мне так кажется?

Я изложила свои соображения маме. Та долго молчала, а потом с тяжелым вздохом сказала, что она и не предполагала, что я – такая клиническая идиотка. И бросила трубку.

Вот мне интересно, в чем заключается мой клинический идиотизм? В том, что я не готова жить с человеком, которому перестала доверять? Я не вижу в этом ничего удивительного и выходящего за рамки разумного.

Я спросила у мамы, простила бы она отца. Мама – безапелляционно, ни минуты не думая, ответила:

– А ты сомневаешься? Ради детей, ради общественного мнения, ради себя. И еще – я не хотела в сквере гулять одна и обедать одна не хотела. И телевизор в одиночестве смотреть тоже. Я бы простила. Да вот папа умер. А что такое вдовство… Не дай тебе бог! Простила бы, не сомневайся!

И это при том, что моя мама всегда прекрасно зарабатывала, крепко стояла на ногах и всегда бы прокормила и детей, и себя. И у нее были и есть близкие подруги.

Напоследок мама мне посоветовала не останавливаться на квашеной капусте.

– Можешь еще печь пироги. Они у тебя неплохо получаются. У метро знаешь как пойдут? С капустой по двадцать, с повидлом по пятнадцать. Ставь тесто! – бросила она. – Только муку покупай просроченную. Так рентабельней.

Откуда такие познания? Даже интересно.

* * *

Он позвонил в одиннадцать вечера, я уже засыпала. Его свитер лежал у меня под боком. Услышав его голос, резко села на постели. Сердце билось так, что перехватило дыхание.

– Спишь? – спросил он.

Я не ответила, боялась, что выдаст срывающийся голос.

– Прости, – продолжил он.

Захотелось пошутить, что на это он точно может рассчитывать – на прощение за то, что разбудил, но я вовремя сдержалась. Какие шутки и какое кокетство?

– Что-то случилось? – хрипло спросила я.

Он, помолчав, ответил: