Он с интересом подошел ближе.
– Кажется, след, – предположила Весна.
– Но не птичий.
– Может, след телеги?
– Скорее, колеса.
– Да, да, колеса времени! – обрадовалась она, и голос ее вновь зазвучал веселым весенним ручейком.
– Нет, – все так же с вялым безразличием произнес Восток. – Вспомни, какой рисунок должен быть на его ободе?
– Солнышко, – не задумываясь, ответила Весна и внимательно посмотрела на грязные пятна на земле. – А тут какие-то звездочки.
– Ну конечно. И уходят они куда?
– Влево.
– И что это значит?
Вопрос брата поставил ее в тупик. С задумчивой растерянностью она все же предположила:
– Значит, нам туда совсем не надо?
– Вот именно. Очевидно, это снова проделки Гнуса, который хочет увести нас от цели. Нам направо, сестренка.
Весна заметно приободрилась, но привычную свою бодрость она так и не приобрела. Держа брата за руку, она всю дорогу шла зевая, то и дело норовя свалиться в грязную лужу или прилечь поспать на мягкой кочке, заросшей мхом и осокой.
Вдруг громкий крик Востока вывел ее из полудремы:
– Весна! Весна!
– Что случилось?
– Выход.
– Какой? Куда?
Весна стала беспомощно озираться по сторонам, тщетно пытаясь отыскать в вечерней мгле среди промокших ракит и дубов что-то важное.
– Да не туда ты смотришь. Вон!
Она посмотрела туда, куда показывал рукой брат. Прямо перед ними изящной дугой раскинулся через речку спасительный мост, приветливо приглашая перейти по нему на другой берег.
– А разве нам надо туда? – в нерешительности спросила Весна, но больше ничего не сказала и с унылой покорностью поплелась вслед за Востоком.
Мост качался под ногами, словно топкое болото. Боясь упасть, Весна простилась со своей вялой сонливостью и обрела вновь подвижность и бодрость.
Наконец трудный путь был преодолен. Но на противоположном берегу, вопреки самым скромным ожиданиям, их встретила такая же безразличная к человеческим нуждам природа, залитая дождем, охваченная ветром, погруженная в тоску и вечерние сумерки. Одинокие рябины и кусты акации, словно озябшие, жалко прижимались друг к другу в бесплодном желании согреться. А ивы так низко склонили к воде свои ветвистые головы, что, казалось, никакая сила не поднимет их больше, и их сонное состояние будет вечным.
И только один Восток, несмотря ни на какие стихии, оставался тверд и уверен в себе.
– Смотри, Весна! – воскликнул он, глядя на небо.
Весна только пожала плечами. Что могло обрадовать его на мрачном осеннем небе? А там, среди тяжелых густых туч, по-хозяйски заполонивших все надземное пространство, вдруг пробился нерешительный тоненький лучик солнца.
Весна заулыбалась, а Восток решительно сказал:
– Нам туда, на солнце!
И они направились в сторону едва живого солнечного луча, меся осеннюю грязь и хватаясь руками за ветки деревьев, чтобы не упасть.
Недолго солнечная подсказка баловала глаз путников. Вскоре тучи поглотили остатки светлой радости, и идти пришлось скорее по прихоти сердца, чем по велению ума. Сердце билось вяло и медленно и задавало такой же нечеткий ритм ногам.
В конце концов ноги их снова привели к берегу реки.
– Это та же самая река или другая? – еле ворочая языком, произнесла Весна.
– А какая разница? Нам ведь все равно идти некуда, – подавляя зевоту, ответил Восток. – Хотя…
Он заметил в небе едва промелькнувший лучик света, на мгновенье вырвавшийся из мрачного плена.
– Странно, солнце теперь уже на другой стороне.
– Что ж, пойдем в другую сторону.
– Пойдем.
Устало и лениво, не обременяя ни себя, ни друг друга вопросами, они потянулись по вновь выбранному направлению.
Послушно пройдя довольно приличное расстояние и щедро выпачкав ноги в грязи, они опять оказались у болотистого берега реки, и опять солнце подсказало им новый путь, но уже в противоположную сторону. Так продолжалось еще много раз. Солнце будто играло с ними, заставляя то и дело менять маршрут. А вездесущая речка, петляя и извиваясь, то терялась среди зарослей ивы и вяза, то как ни в чем не бывало снова преграждала им путь. Они так до конца и не поняли, что видели, – одну и ту же речку, расходившуюся на два рукава, или две разные, слившиеся в одну. В какой-то момент дети решили тоже разойтись, чтобы скорее разобраться в этой путанице, но тут же отогнали эту мысль.
– Нет, нам нужно быть только вместе, каким бы трудным ни был путь, – оба дружно повторили, как выученный урок, заветную фразу.
А меж тем солнце совсем обленилось, погрузившись в осеннюю дрему, и уже мрачная пелена ни на миг не покидала небосклон, и на земле становилось все темнее и печальнее. Даже деревья стали казаться черными уродцами, кривыми и пугающими, а между ними нет-нет да и проскользнет мятущаяся мрачная тень какого-то дремучего духа.
– Гнус это, – с полным безразличием пояснял Восток, не давая себе труда ни испугаться, ни пытаться догнать его.
На сонную и усталую Весну это замечание тоже не производило никакого впечатления, как, впрочем, и то обстоятельство, что вместе с солнцем исчезла с их пути и речка. И теперь уже не попадался им ни ее правый берег, ни левый. Более хмурого настроения у них с самого дня их рождения еще не было. А они все плелись и плелись, не видя никакого просвета на этом бесконечно тоскливом пути.
Толстая тетка с густой копной рыжих волос в пальто безмерной величины упрямо протискивалась сквозь толпу, заполнившую узкий коридор детской поликлиники. Одной рукой она расталкивала обескураженных посетителей, а другой тащила за собой непокорного капризного мальчишку, такого же толстого и рыжего, как она.
– Я без очереди, у меня особый случай, – гневно голосила тетка неприятным голосом, не обращая внимания на замечания толпы.
Попранные тяжелой рукой настойчивой дамочки дети и их родители в недоумении расступались, не желая громкого скандала, зато ее чадо ревело, топало ногами и вопило на всю поликлинику:
– Не хочу к врачу! Я здоровый. Пусти!