заревела река разъяренная,
взволновалась волна цвета черного,
поднялися, завыли ветра, ветры буйные,
затряслася земля, закачалася,
солнце красное за тучами спряталось,
закричали на дубе орлы громче громкого.
Чует Иван —
конец его уж настал.
Испугался он, заметался,
на колени упавши, взмолился,
горько раскаялся,
что со сказкой не сладил —
словом добрым ее не приветил,
верой твердой ее не уважил.
Сказка-то не прибаутка,
не забава, не шутка.
С ней бы умеючи,
ее понимаючи.
И не знал, и не ведал Иванушка,
что лучину-лучинушку вострую
воды речки-реки взбунтовавшейся
захлестнут, разнесут на кусочки,
на клочки да на камешки малые,
а крутая волна,
что сильнее вола,
на своей на горбинке на пенистой
унесет далеко по течению
ларчик заветный с замком неподатливым
в неведомую сторону,
к месту укромному.
Но Ивану рассуждать не удел,
со страху прочь взапуски полетел,
бросил и лук со стрелою,
и ларчик с заветной иглою.
Долго бежал без пути, бездорожно.
Бежал бы еще, коль бежать было можно,
да тут темна ночка пришла-наступила,
черным крылом всю землю укрыла,
Ивана на травушку спать уложила:
– Спи, Иванушка, добрый молодец.
Отойди, печаль, страхи-горести, —
ночка очи Ивану закрыла,
крепким сном его усыпила. —
Спи, Иванушка,
буйна головушка,
не тужи ни о чем,
почивай крепким сном.
Утро вечера мудренее.
Глава 7
А в ту пору Аленушка,
ой бедовая девушка,
страху не ведавшая,
сомнений не знавшая,
сказку одну всего прочитавшая,
в городе далеком,
в доме да высоком
проспала-продремала
весь денек, день-денешенек,
да вечернюю зорюшку красную,
да закат ало-огненный, пышущий,
на горячих на крышах пылающий.
Лишь с восходом луны пробудилася,
бледноокой луны, ликом томной,
в небе черном ноченькой темной.
Пробудилась-проснулася,
по сторонам оглянулася.
Веки дряблые разомкнулися,
руки слабые потянулися,
ноги гнутые повернулися.
Ленка с полатей с грохотом свалилася,
свалилася, ударилася,
громко разругалася.
Невысоко парила,
но шуму натворила,
аж утварь задрожала,
жалобно запищала.
А Ленка на полу на грязном сидит,
в темноту уперто глядит.
А во мраке ночном
в воздухе колдовском
силы темные страшнее,
помыслы колдовские хитрее,
коварство ведьмино злее.
Тут у старухи и планы строятся,
и дело спорится,
и дух отмщения крепчает.
Ленка-старушка
кличет к себе кошку,
по шерсти черной кошку поглаживает,
про беду про свою рассказывает.
Сказывает, как тайну страшную выведала,
под избушкой подслушала, вынюхала.
Знает, как бабу-злодейку сгубить,
квартиру свою назад воротить.
Кошка согласно кивает,
«мяу» отвечает.
Ленка дальше вещает:
– Надобно ночью глубокой