Нечувства. Девушка, которая исчезла

– Предатели! – пьяно заорал Саня вслед уходящим друзьям.

А я прям упал на колени и разрыдался. Саня меня поднял, как заботливая матушка, и мы отправились на кухню допивать. На дне бутылки осталось еще по порции успокоительного.

– Она как мираж. – пожаловался я.

– Физика? – сочувственно уточнил товарищ.

– Де-евушка. – тоненько пропел я. – почему она не пришла в библиотеку?

– А ты ее звал? – снова уточнил Саня. Он очень старался вникнуть в суть моей беды.

И тут ко мне вдруг пришло осознание, что я в самом деле не предлагал Дане каждый день встречаться в библиотеке. Да, я ее ждал. Но она-то этого не знала!

Я резко вскочил от этой мысли и шагнул в коридор. Но ноги не выдержали такого пассажа, и я рухнул вниз. Саня рассмеялся надо мной до слез. А я не обиделся. Я срочно встал на четвереньки и потопал в туалет блевать, как грустный пони. Чем вызвал новый приступ смеха.

На следующий день я вернулся в общагу. Похмелье у меня еще тогда не появилось, просто было очень плохое настроение. Я лежал на кровати, отвернувшись к стене, и обвинял себя в том, что плохо учусь. Что мама надрывалась всю жизнь, тянула меня, работала на двух работах, чтобы репетиторов оплачивать, а я… При мыслях о Дане меня мутило, как будто я отравился не алкоголем, а любовью.

Так я провел весь день, и только к вечеру организм оклемался от жестокой абстиненции и зверски захотел есть.

Дана сидела на кухне и училась, как обычно. На шум она подняла голову и приветственно кивнула. Я заварил чай, сделал бутерброд из сосиски с майонезом и сел напротив. Молча поел и ушел. Она даже бровью не повела. Не повела!

Я снова обиделся и решил перестать с ней общаться. Назло. Чтобы она начала страдать так же, как и я. Близились новогодние праздники, сессия, пора было браться за ум.

В середине декабря она подхватила грипп и уехала домой. Я почти поверил себе, что забыл о первой любви. Своим чередом прошли экзамены, они дались мне очень тяжело. Я получил даже пару троек и очень расстроился. Потом снова началась учеба. Я видел, что Дана вернулась, но старался избегать общения, чтобы снова себя не накручивать, не попасть в ловушку новых ожиданий.

В один из дней я сидел в библиотеке и увидел, что она зашла в читальный зал, начала оглядываться. Мой внутренний альфа-самец подпрыгнул до потолка и сказал, мол, то-то же! А внешне я, конечно, очень спокойно помахал ей рукой. Равнодушно. Ненавязчиво.

Она увидела меня и подсела рядом делать реферат. Периодически она поглядывала на меня и даже один раз улыбнулась.

Я растаял и начал рассказывать ей о своих зимних приключениях, как ездил домой. Пару раз приврал, пару раз удачно пошутил… да что там говорить, я был просто в ударе! Как будто влюбленность больше не давила на меня тяжелым грузом и не останавливала мою речь душными мучительными паузами. Оказывается, благодаря Дане я научился рассказывать истории, а ведь поначалу мне приходилось выстраивать их структуру, готовиться к выступлениям. А сейчас этот навык улегся в голову и будто сам шевелил моим языком!

Стоило только отказаться от любви – как она вернулась ко мне с дарами! Дана хохотала очень искренне, как делала это раньше с другими ребятами. В нашей беседе появилась непринужденная легкость. Мы замолчали и погрузились в учебу. Но в этом молчании не было натужных мыслей о том, как сгладить эту тишину. Мне было хорошо с ней даже молчать.