Кот вообще был самым юным хранителем, так что он прислушивался к каждому слову коллег, даже к Кузнечику. Он знал, что его все сравнивают со прежним хранителем Города, Оленем. По рассказам, тот был самым могучим, самым мудрым, самым-самым… Его уважал суровый Медведь, его слушался неугомонный и хвастливый Заяц. Даже царственная малахитовая Ящерка признавала его ровней.
А Кот – неопытный, ленивый, много спит, слишком часто играет на струнах Города и вот теперь опаздывает на важную встречу с Зайцем.
Когда Кот наконец-то приземлился на каменистом берегу залива, Заяц сидел на большом гладком камне и жевал. Перед ним лежала горка сочных стебельков спаржи – видимо, поживился на банкете. Кот подумал, что Заяц наверняка спит как Леонардо Да Винчи – по несколько минут каждые четыре часа, чтобы всегда везде успевать. А может, и вообще не спит.
– Какая красота, Кот. – Заяц кивнул на живописную морскую гладь, кудрявые кучевые облака. – Жаль, что в моем Городе нет моря. Ты счастливчик.
– Важное мероприятие закончились? – Кот все еще пытался отдышаться от скоростной гонки.
– Да, закончилось. Но это ерунда. Поклоны, пустые разговоры и фуршет… Спаржу будешь?
– Спасибо, я сыт. – Кот всегда так говорил, когда ему предлагали что-то невкусное. Например, когда Медведь пытался накормить экологически чистой малиной с гречишным медом, или когда в разгар «праздника корюшки» Заяц пытался привить ему любовь к пекинской капусте.
Они сидели на берегу и смотрели, как низкое северное солнце перекатывается из облака в облако. В этом году не было сильных холодов, и морскую гладь не смог сковать лед. Холодные волны то подбирались близко-близко к лапам хранителей, то отступали, шурша мелкими камушками. Воды залива были спокойны, корабли и катера ждали своего часа на пристанях, лишь маленькие островки старых фортов торчали из волн. На краю горизонта, за дальним фортом, морскую гладь пересекал какой-то корабль. Он была похожа на маленького серого жучка, вылезшего из норки в поисках весны.
– Знаешь, когда Олень исчез, мы дежурили в твоем Городе по очереди. Каждый хранитель в стране прибегал сюда, хотя бы на пару часов. Конечно, этого очень мало, но что-то надо было делать. Столько лет, столько лет, Кот! Мы все очень рады, что ты появился. И ведь ты хорошо справлялся, лучше, чем мы все боялись.
– Хорошо справлялся? Ты хочешь сказать, что сейчас что-то изменилось?
Заяц зажевал очередную порцию спаржи и не ответил. Кот был благодарен и этому. С ним никто раньше не говорил о тех временах, что были до его появления. И уж тем более, никогда не упоминали при нем Оленя. Никогда.
– Ну, мне пора… – Заяц вдруг вспомнил о своих бесконечных делах.
– Зай, а что это значит – быть хранителем?
– Это значит – каждую минуту быть в курсе, что с твоим городом происходит, знать каждого жителя, каждый камень, каждое дерево.
Заяц кивнул Коту на прощание, оттолкнулся от берега и перелетел на корабль, ползущий вдалеке. Кот завистливо вздохнул: ему так в жизни не прыгнуть.
Мерный прибой и крики чаек ввели его в состояние транса. Черная дыра, всполошившая вчера Город, исчезла. Как будто не было ничего. Но Кот был уверен – она вернется с новой силой. И Заяц неспроста об Олене заговорил.
Хлопанье крыльев над головой прервало тяжелые мысли. Большая чайка села рядом с Хранителем, наклонила свою наглую голову вбок и пронзительно крикнула. Кот зевнул, обнажив белые клыки. Чайка раскрыла крылья, испуганно заверещала и отпрыгнула назад метра на три. А затем деловито занялась приглаживанием перышек, будто за этим на берег и прилетела.
Пора на обход Города. Кот по-кошачьи брезгливо отряхнул мокрые лапы, еще раз цыкнул на притихшую чайку, побежал в сторону дороги, прыгнул на крышу большого экскурсионного автобуса. Он любил эти обходы. Ощущение прыгучей силы в лапах, полеты с крыши на крышу… Кот никогда не планировал свой маршрут – его вел сам Город – перемигиванием светофоров, гудением машин, музыкой, смехом людей…
Он залетел в окно дворца-музея, проскользнул мимо группы восторженных азиатов с фотоаппаратами, выскочил на шумную центральную улицу, пробежался по колоннаде старого храма, перепрыгнул через решетку парка, дал стрекоча по газонам до набережной, протерся через группу велосипедистов на мост. По перилам большого моста он направился к городской крепости.
Крепость была окольцована водой со всех сторон, имела пятиугольную форму, что делало ее любимым пристанищем местной нечисти. Туристы тоже любили это место, его мрачные подвалы и мощные стены. Булыжники мостовой были отполированы ногами, а дно прибрежных вод блестело от брошенных на память монет.
Он решил навестить друга, чтобы спросить совета. Этот друг был частью Города гораздо дольше, чем Кот.
Давай обсудим:
(Запиши ответ в соцсетях или в своей голове)
А ты разговариваешь с друзьями или близкими на философские темы: о смысле жизни, о смерти, об отношениях и тому подобном? Думаешь ли ты о таких вещах иногда?
Место в Петербурге:
(Найди фото этих мест)
Новая Голландия, Эрмитаж, Биржевой мост.
Призрак Заячьей крепости
– Грииишааа!..
Кот сел на высокую каменную стену крепости и заорал так, что крик его залетел в купол колокольни, растревожил малые колокола, срикошетил в большой колокол, разнес «боммм-боммм» эхом по галереям крепости, спустился в подвалы и там гулом напугал притихших туристов.
– Кто-о-о потревожил мой покой?
Темная фигура в балахоне, состоящая из тумана и сгущающихся зимних сумерек, проявилась за спиной Кота. Руки призрака были скрещены на груди. Порывистый ветер колыхал длинный балахон, отрывал куски подола и уносил прочь, пугая крикливых чаек. Кот обернулся, поймал недовольный взгляд из-под опущенного капюшона.
– Привет, Гриш, как дела? – Как ни в чем не бывало, ласково начал Кот. – Садись рядом.
– Постою-у-у… – Гулко ответил призрак. Панибратство Кота его явно обижало.
– Есть чего поесть? – Кот раскрыл огромные влажные глаза и снизу вверх жалостливо посмотрел на призрака.
– Попрошайка. – Он хотел сказать это с величественным презрением, но голос Гриши дрогнул, и получилось лишь добродушное ворчание.
Он раскинул руки, и его широкие рукава подняли шквал ветра. Капюшон слетел, седые длинные волосы разметались, на груди открылся большой черный крест с толстой цепью. Волны с силой ударили о стены крепости, поднялись столбы брызг, к ногам призрака посыпались мелкие монеты, поднявшиеся со дна.
Монеты блестели, как маленькие рыбки, выброшенные на берег. Кот, забыв о приличиях, ловил их пастью прямо в полете, смешно подпрыгивал, дрыгая в воздухе всеми лапами. А потом с хрустом грыз кусочки металла, брошенные туристами в надежде вернуться в Город снова.
Призрак снова накинул на голову капюшон и сел, обняв костлявыми руками колени. Он смотрел на пируэты счастливого Кота и умильно, по-стариковски вздыхал.
Наконец Кот наигрался, и на него навалилась сытая ленивая истома. Он хотел было залезть на туманные коленки призрака, но тот сердито оттолкнул его.
– Брысь! – Гриша погрозил коту длинным пальцем с черными обломанными черными ногтями. И тут же потрепала за ушком. – Я знаю, что в Городе открылась червоточина. Но это не мы. Тени умерших не причиняют вреда реальному миру. Живым нужно бояться живых.
– Гриша, это было что-то необычное, я с таким не сталкивался. Что-то очень мощное и в то же время непредсказуемое, как извержение вулкана.
– Или как настроение женщины. – Задумчиво добавил Гриша и томно вздохнул, вспоминая о давнем романе. – Призраки не могут самопроизвольно появляться и исчезать. Мы привязаны к сильным чувствам, которые нас породили. А еще привязаны к месту, где при жизни испытали эти чувства. Духи паразитируют на эмоциях реального мира, но не могут влиять на него.
– Ну, тебя же не в крепости убили, а ты тут околачиваешься.
– Я – другое дело. Я уже сам не помню, каким был реальный Григорий Распутин и что делал на самом деле. Я – эгрегор, я – собирательный образ человеческого сознания. Тут обо мне часто вспоминают, имя Распутина помогает продавать магнитики на холодильник. И вот я околачиваюсь, как ты говоришь, в этих продуваемых всеми ветрами стенах. Кроме того, летом тут полно девчонок в купальниках…
– Гриш, помоги мне с сатанистами, а? Сил уже нет с этой школотой. Тревожат солдат, мусорят, морально разлагаются. – Кот изобразил крайнюю степень отчаяния, поднял умильную мордочку к небесам, картинно упал на камни, перекатился на спину и закрыл глаза лапами.
– Хорошо, давай ночью на северном кургане встретимся, устроим охоту. – Рука призрака начала гладить Кота по открытому бархатному животику. Тот замурчал. – Но! Учти, что я согласился не благодаря твоей посредственной актерской игре.
Кот перестал кривляться и картинно сел в позе египетского сфинкса.
– Гриша, меня сегодня приняли за обычного кота.
– Ах, вот в чем дело!