Проведя по лицу рукой, смотрю на коридор и предлагаю:
– Скажи, что у тебя нога сломана.
– Ну да… – бормочет, отвернувшись. – В трех местах…
– Как вариант, – бормочу, отталкиваясь от окна.
Стянув с головы капюшон, сворачиваю в коридор.
Глава 5
Романов
Стоя на стремянке, мужик в рабочем комбинезоне вкручивает новую энергосберегающую лампочку в патрон. Старая лампочка перегорела, видимо, офигев от того, что кофейный автомат все же выдал мне сдачу, ну или от того, что у кого-то нашлись в кармане живые деньги для покупки этого говна.
Сделав глоток из картонного стакана, морщусь и смотрю на приоткрытую дверь с табличкой “Смотровая 1”. Табличка обмотана мишурой, на дверь канцелярской кнопкой ввинчен елочный венок.
– ФИО? – приглушенный голос парня-терапевта.
– Стрельцова Любовь Константиновна.
Стрельцова значит.
Развернувшись, шаркаю по полу кроссами, отпихивая носком чью-то использованную бахилу.
– Полных лет?
Остановившись, смотрю на дверь.
– Девятнадцать…
Запрокинув голову, тихо смеюсь в потолок и давлю пальцами на веки.
Мрак.
Качая головой, вытряхиваю оттуда все дерьмо, которое крутилось в ней последние пятнадцать минут. О том, что я отбитый на всю голову, но раз уж у меня судьба такая, почему бы нам с маленькой Любой не поесть мороженого?
Думаю, на пару часов нас бы с ней обоих хватило. У меня интереса, у нее воображения и энтузиазма.
Просто, чтобы закрыть этот гештальт. Поцеловать ее распрекрасный пухлый рот, раз она сама этого хочет, и распрощаться без слез и сантиментов, а потом набрать Марго и заняться уже взрослыми делами.
Для девчонки – приятный опыт, о котором можно рассказать подругам, для меня – ненавязчивая прогулка по розовым единорогам.
– Давайте посмотрим, что у нас тут…
За дверью возня.
– Какие ощущения?
– Больно…
– А так?
– Ай…
– Уколов боитесь?
– Фу… – слышу смешок.
– Шучу.
Бросив стаканчик в мусорное ведро, стягиваю с волос на макушке резинку. Ерошу их пальцами и зачесываю назад.
Спустя десять минут дверь открывается.
В свете новой информации вижу то, чего не заметил раньше – она еще даже не округлилась где надо. Серый короткий свитер открывает тонкую шею и худое плечо с выпирающей ключицей, под свитером грудь такого размера, который, кажется, уходит в минус, ноги в серых ботфортах хоть и стройные, но такие же худые, как и все остальное. И бедра под детской юбкой, думаю, тоже не несут сюрпризов.
Прогулка отменяется.
Какие, млин, пару часов? Окстись, Романов.
Даже не смотря на цвет волос, она тот случай, на который я бы не обратил внимания, даже если бы нос к носу застрял в лифте. Просто вообще не моя песня. Моя бывшая жена, как ни крути, лет с семнадцати впахивает в спортзале, и на ее теле повсюду есть за что подержаться. Молоденькие наивные студентки вообще не моя песня, даже для легкомысленных, мать их, поцелуев.
Язык у нее подвешен, это бесспорно, тем не менее, нам пора сворачивать знакомство и разбегаться по домам.
– П-ф-ф-ф… – выдыхаю, положа на пояс руки.
Под моим взглядом лицо-сердечко становится подозрительным. Намек на улыбку испаряется.
Спрашиваю, глядя на нее нейтрально:
– Как дела?
Поджав губы, она на четвертой скорости мечется глазами по моему лицу. Между светло-рыжих бровей прорезается складка. Крылья маленького носа вздрагивают.
Судя по всему, мое прозрение слишком очевидно.
Опустив лицо, роняет на пол сумку и достает из рукава куртки шапку, говоря:
– Жить буду.
– Серьезные повреждения есть?
Повернувшись ко мне боком, суетливо натягивает на плечи куртку.
– Нет, – поднимает с пола сумку. – В рубашке родилась.
Это точно.