Прошлое в настоящем

– Эля, не мешай! – рявкнул молодой человек. – Видишь, я по делу разговариваю!

– По делу, конечно! – передразнила девица. – А раздевается зачем?

– Всё, хватит, надоело! – Ни разу еще за два месяца знакомства подружка его так не раздражала. – Пошли поговорим! – Он буквально потащил фиолетовую девушку к кустам сирени.

Таня чувствовала себя отомщенной. Ничего он не умеет: ни работать, ни любить. Всё самое главное в жизни мимо него проходит.

Надела куртку, и тут у въезда в диспансер как раз припарковалась черная, опрятного вида машина. Номер тот самый, можно садиться; поздоровалась с водителем, сказала, что не одна, и ткнула пальцем в сторону старухи в желтом платье с оборками. Серафима долго не хотела вставать с пенька, пришлось буквально на себе тащить ее до машины, с трудом усаживать на заднее сиденье. Когда дверца захлопнулась, девушка испытала настоящее облегчение. Взглянула на черный свежевыкрашенный забор диспансера и решила, что никогда больше сюда не придет.

Знакомый двор показался на удивление быстро. Таня торопливо расплатилась и потащила старушку к подъезду. Учуявшие хозяйку собаки подняли такой громкий лай, что, казалось, сбежится весь дом. Испуганно озираясь по сторонам, она никак не попадала ключом в скважину.

Войдя в квартиру, помогла старушке сесть и разуться. Никогда еще она не видела ее такой угнетенной. Нужно скорее ее покормить и уложить в постель. Долго распутывала обмотанный вокруг запястья длинный черный шнурок. Это же надо было взять такую идиотскую сумку! И что она только в ней носит?! Таня развязала мешок и заглянула внутрь. Что это? В руках оказалась тоненькая медицинская карта, та самая, которую искал Литвинов.

– Сима, зачем ты это взяла? Отвечай!

Старушка равнодушно глянула на историю болезни, подслеповато прищурилась и прочитала вслух:

– Петрова Серафима Васильевна – это я! И бумажка, значит, моя! Когда забирала Мишонка с его стола, и это взяла, чтобы гаду тому ничего нашего не досталось!

Представив себе ситуацию, Таня рассмеялась. Ай да Сима! Ай да молодец! А доктор ее за человека не считал, поэтому и не проверил. Или струсил подходить: вдруг укусит?!

Девушка уже хохотала вовсю, а бабушка слегка улыбалась из солидарности.

– Пойду лягу, ладно, Лиза? Что-то устала совсем.

– Конечно-конечно! – Таня торопливо уложила «сестренку» в постель и кинулась к медкарте.

С нетерпением открыла и побежала к себе в комнату, читая на ходу. «Интересно, что там такого особенного, что пациентам в руки давать запрещено? Диагноз «шизофрения неврозоподобная» – противный, оскорбительный какой-то! Но спорить не могу, она реально чокнутая!»

Отпечатанную на пишущей машинке выписку прочитала в один момент; потом еще раз, стараясь ничего не пропустить. Вот всё и подтверждается! Девушку охватило радостное возбуждение, которое быстро сменилось разочарованием. Ничего нового! И про клад ни слова. Жаль, а так интересно могло получиться!

Таня была не из тех, кто быстро сдается; она принялась изучать карту досконально, старательно разбирая непонятный, «врачебный» почерк. Серафима посещала диспансер нерегулярно, только один раз лежала в больнице, вела себя тихо, замкнуто, работать не могла, обслуживала себя с трудом.

Вроде бы всё шло гладко, течение болезни почти без обострений. Вот именно что «почти». Была же одна госпитализация, из-за чего-то нарушилось равновесие? Таня снова схватила ветхую выписку, но обращала внимание уже не на «военную» историю и упоминание об исчезновении сестры, а на обстоятельства, при которых потом ухудшалось ее состояние.

«Настоящее ухудшение в течение недели. Когда, со слов больной, к ней в парке подошла женщина, представилась подругой пропавшей сестры, расспрашивала о сестре, предлагала помощь…»

Так-так, что за женщина? Но как Татьяна ни вчитывалась в медкарту, так ничего конкретного и не нашла. Жаль – ниточка оборвалась, едва показавшись. Вскочила с дивана, порываясь расспросить саму Серафиму, но разве можно помнить, что было сорок с лишним лет назад?! А у этой еще и в голове ничего не держится: не может усвоить, что на дворе июнь. Чуть не все месяцы переберет, пока нужный назовет. И улыбается так виновато, что про год спросить язык не поворачивается. Впрочем, как муж сестры мишку порвал, помнит, а это же совсем давно было.

Девушка решительно шагнула в коридор; споткнулась о теплый мохнатый клубок, охнула, толкнула дверь бабкиной комнаты. На ободранных половичках зашевелились рыжики, синхронно, как по команде, начали зевать и потягиваться, вопросительно виляя хвостами. Единственное помещение, где всё оставалось как было. Корзины, сумки, горы старых тряпок и запах сырости, плесени, псины. Изодранные когтями обои, паутина по углам, обглоданные кости и куски засохшего хлеба – всё, что Таня много раз порывалась убрать, но, натыкаясь на злобное рычание и жалобные всхлипы, оставляла как есть. «Привычная среда обитания – важная вещь, не вздумай трогать!» – распинался отличник Данька, когда она описала ему этот ужас.

Снова подумала, что мало понимает в медицине, но развить мысль не успела; два влажных носа нетерпеливо ткнулись в ноги с разных сторон; послышалось глухое ворчание. Решительно села на древний, шаткий диван, положила руку бабушке на плечо, легонько потрясла. Протертый, засаленный плед съехал на пол, показался желтый рукав в пятнах черной краски. Раздеваться перед сном Серафима категорически отказывалась, меняла одежду по мере загрязнения, в среднем раз в две недели.

– Сима, проснись, разговор есть!

Бабка заворочалась, резко села в постели, принялась тереть глаза и трясти головой, озираясь по сторонам. Но через пару минут взгляд стал осмысленным.

– Лиза, ты чего? Что случилось? Опять куда-то пойдем?

– Нет, что ты! Всё в порядке. Просто спросить хочу: ты помнишь, как в больнице лежала? Давно, много лет назад?

– Больница? Вроде было что-то. Таблетки, уколы, врачи вроде сегодняшнего. А что?

– Перед тем как попасть туда, ты встретила в парке женщину. – Таня судорожно сглотнула. – Она назвалась моей подругой, вспомни, пожалуйста!

В выцветших глазах мелькнула искорка оживления.

– Да-да, в парке. Пришли туда с тем дядькой, что увез меня из Крыма. Он ушел газету купить, а мне велел сидеть на лавочке… Я так сидела, сколько – не помню. Потом смотрю – женщина с девушкой прогуливаются, и всё возле меня, и глядят как-то странно. Думаю – мне-то что! А тетка вдруг решительно подошла и спросила: «Вы – Лиза? Лиза Петрова? То есть Златова?»

Представляешь, меня твоим именем назвала! Значит, мы похожи! – На синеватых губах мелькнула улыбка. – Здорово, правда? Только тетка быстро догадалась, что я – Сима. Расспрашивать стала о тебе быстро-быстро, а я сижу глазами хлопаю, не понимаю ничего, дура дурой. Тут дядька мой вернулся, накинулся на них, чтобы ко мне не приставали. Ругань, крики. Я в слёзы, а девушка со мной рядом села, пока ее мама отношения выясняла. Обняла, слова говорила хорошие, помощь предлагала, бумажку со своим именем в карман мне сунула. Я сразу не сообразила, только дома, когда платье снимала, нашла.

Серафима вдруг резко вскочила, зашаталась и едва не упала на девушку; хорошо, та вовремя успела подхватить.

– Успокойся, успокойся, пожалуйста! – Таня перепугалась, что старушке станет плохо, а она не знает, чем помочь. Без пяти минут врач, называется! Эти слова, которые мать часто с гордостью повторяла подругам, показались злой насмешкой.

Бабка решительно полезла на стул, потянулась к полке над столом, уставленной всякой всячиной, плохо различимой под толстым слоем пыли. Схватила жестяную коробочку из-под чая, брякнула на стол, попыталась открыть негнущимися пальцами.

– Помоги!

Таня обтерла крышку краем скатерти, подцепила ногтем. Раздался щелчок. Из перевернутой коробочки высыпались две древние конфеты «Мишка на Севере» и мятая пожелтевшая записка. Девушка расправила бумажку, всмотрелась в корявые, полувыцветшие буквы. «Дюкова Наталья, ул. Короленко, д. 6».

– Вот, для тебя сохранила, твоя же подружка! Они конфетками меня угостили, добрые были, милые, что мать, что дочка. Дядька с ними говорить запретил, раскричался, страх просто! Они ушли, я в рев, даже конфеты не съела.

Старушка вздохнула, развернула бумажку с выцветшим мишкой; показалась ссохшаяся, покрытая белесым налетом конфета.

Таня всполошилась:

– Не вздумай есть! Испортилась, бяка!

– Как испортилась? Не может быть! Чуть-чуть совсем полежала!

– Чуть-чуть – это сколько?

– Несколько дней… ну или месяцев. Как вчера было.

– Много лет прошло, Сима.

Про себя добавила: «Сорок один год, мама моя только в садик ходить начала, а она ведь совсем старуха! Или не совсем?» После встречи с Серафимой мать и отчим заметно помолодели в ее глазах. Да и весь мир изменился: сложнее стал, интереснее.

Глава 6

Геката и бабка-ёжка

Вечером, облазив Интернет, Таня нашла Дюкову Наталью Владленовну, 1956 года рождения, проживающую в Москве, на улице Короленко, дом 6, квартира 17. Дюкова писала статьи по психологии для женского интернет-журнала «Геката». Девушка просмотрела парочку опусов, немного задержавшись на советах для желающих «срочно и любой ценой выйти замуж».

«Убедитесь, что принимаете своего избранника таким, какой есть, и не рассчитываете подогнать его под себя, как платье, купленное на распродаже. Ничего не получится, красиво не будет. «Почему?» – спросите вы. А вот представьте себе хозяйку, у которой в сарае развелись мыши, и ей требуется кошка, а она идет в зоомагазин и покупает канарейку, просто потому что других зверей в продаже не было, а терпения ждать или искать в другом месте – тоже. Женщина приносит птичку в сарай и требует поймать мышь. Нелепо и смешно, не правда ли? Тем не менее многие повторяют именно эту ошибку…»

Татьяна от души рассмеялась, представив себе канарейку в роли кошки. «Может, и хорошо, что я одна и нет рядом парня из серии «лишь бы кто-нибудь»? Одна и одна, но как порой не хватает того, «кто нужен»! Где только его взять?»