01 Маленький Шнобель

Мамины глаза на секунду открылись чуть шире, как будто она ждала, что я опять спою. Но я не запела, а мама сказала:

– Обещаю, Ника.

Моя мама абсолютно сдержала свое слово. Даже когда побежденное платье предстало перед ней во всей истерзанности, она не свернула с пути. Платья отправились на дальнюю полку шкафа. Свобода выбора восторжествовала.

На следующий день я пришла в детский сад в штанах и футболке. Маленькому Шнобелю моя новая одежда понравилась, и мы сразу помчались кувыркаться, висеть на шведской стенке, задирать ноги и падать с разбегу, чтобы проверить удобство и прочность футболки и штанов.

А еще Маленький Шнобель сказал мне, что я пою очень хорошо и очень полезно. А это не всякий умеет совмещать.

Глава 7. История с пластилином

В садике мне не давалась лепка из пластилина. С этим занятием буквально все справлялись лучше меня. Моя подружка Динка создавала изящные шедевры, украшенные милыми декоративными деталями. Зайцы и волки Павлика были метафоричны и твердо стояли на лапах. Страусы и собаки Витька смотрели на мир высоко поднятыми головами и широкими улыбками. Наиль, вообще, создавал искусные композиции из правильных геометрических фигур.

У моих зверей были головы, ноги и лапы. Они получали сдержанную похвалу воспитательницы. Но в ее глазах не было ни восхищения, ни искренности. И не без причины. Звери были ужасны.

На мини выставке пластилиновых скульптур моих млекопитающих всегда задвигали в последний ряд. Это означало полный провал и отстой. Мои изваяния были худшими среди всех. Это было совершенно очевидно и невыносимо для меня. Я страдала.

Мама страдала из-за этого дважды.

Во-первых, когда с легким смятением на лице рассматривала мои произведения, а во-вторых, когда видела мое отчаяние. Как деятельный человек и практически безупречная мать, она не пустила ситуацию на самотек. Мама купила пару коробок пластилина и предложила мне потренироваться дома.

Это, увы, не помогло. Дома получилось даже хуже, чем в садике. Один взгляд на животное домашней лепки ранил бы любого и заставил маму срочно предпринять отвлекающие маневры. Теплый чай с шиповником и второй том детской энциклопедии вернули мое спокойствие. Домашняя пытка лепкой была отменена, пластилин скрылся в недрах кладовки, но проблема оставалась.

Я творила опасных уродов. Один их вид мог покачнуть психику незащищенного наблюдателя. Никто никогда не мог даже предположить, что пластилиновый заяц может вызывать у психически здорового существа черную тоску и глубокую безнадегу. Мои пластилиновые питомцы с этим справлялись.

Отчаяние мое было велико. Оно таилось, ждало своего часа и накатывало каждый раз, когда в садике начинался урок творческого ваяния. Чтобы я ни делала, как бы ни старалась, мои зайцы и прочие медведи были жуткими. Из глубин души неосторожного зрителя они вызывали мрачную грусть, неосознанную тревогу и глубокое сожаление. В перспективе все человечество было в опасности. Сдаваться я не умела. Я упорствовала, но это не помогало. Этот был черный период в моей жизни.

Мама проконсультировалась с детским психологом. Психолог призвала маму не драматизировать ситуацию и позволить мне самой найти выход.

Наилучшим самостоятельно найденным решением для меня стало забраться под стол или в шкаф немедленно после создания пластилинового продукта. Это позволяло мне хотя бы не видеть его. Я стремительно лепила зверя, взирала пару секунд на него с горечью, понимала, что избавления не случилось, и забиралась в укрытие, откуда отказывалась выходить, пока скульптуры не выносили прочь.

Мой эскапизм и мое горе заметил Маленький Шнобель, хотя он сидел за другим столиком. В один из мрачных дней, уже сидя под столом, я увидела, как его ноги в красных носках приблизились к столу, за которым я дала жизнь еще одному монстру, и остановились. Через две секунды раздался звук удара. Я почувствовала небольшое сотрясение столешницы над собой, услышала тоненькое «Ой!» Динки и веселый гогот Павлика. Потом Маленький Шнобель залез ко мне под стол, глянул мне в глаза и сказал:

– Не бойся, Ника, я его окончательно раздавил, его больше нет.

Я испытала острое чувство благодарности. Но я понимала, что проблема отложена, а не решена.

В следующий раз, когда наступил мой адский час лепки, Маленький Шнобель сел за наш столик и сказал:

– Я знаю, что делать.

Я помотала головой так горько, как это может сделать пятилетний ребенок в ожидании ужаса.

– Я все пробовала, не помогает, – сказала я, стараясь не смотреть, как воспитательница расставляет коробки с пластилином и раздает дощечки для лепки.

– Ерунда, надо сменить подход, – сказал Маленький Шнобель, – ты, Ника, будешь лепить моего зайца, а я буду лепить твоего.

Это был неожиданный ход. Я задумалась. Зайцы Маленького Шнобеля обычно занимали место в первом или втором ряду неписанного детсадовского рейтинга. Это было удовлетворительно. Но мне нужны были гарантии.

– А если не получится? – спросила я тревожно.

– Ни вопрос, я раздавлю любого зайца, если ты захочешь, – сказал Маленький Шнобель, – только ты уж постарайся сделать его пострашнее и похуже. Страшное и плохое гораздо приятнее давить.

С этим проблем не ожидалось. Маленький Шнобель приступил к лепке моего зайца, а я взялась ваять зайца на заклание. Мы закончили минут через двадцать и поменялись зайцами.

Мой шнобелевский заяц был вполне приемлемым и не ранил никого из увидевших его. Мой личный заяц, перекочевав под юрисдикцию и в руки Маленького Шнобеля, был дополнен красными носками на задних лапах и подвергнут небольшой коррекции руками Маленького Шнобеля. Суть коррекции от меня ускользнула, но результат был потрясающим. На зайца можно было смотреть без страданий. И в нем определенно угадывался заяц, а не двурогий языческий демон или страшный индейский бог.

Мы не стали давить ни одного из зайцев. Небольшая проблема с авторскими правами была мудро разрешена воспитателем. Наше творение стояло в первом ряду – два зайца в красных носках, держащиеся друг за друга, гордо смотрели в будущее. Надпись гласила «Совместная композиция Ники и Маленького Шнобеля». Это был успех.

Когда мама пришла за мной, а за Маленьким Шнобелем зашел его папа, они немного постояли у художественной экспозиции. Я не слышала их разговора. Потом папа Маленького Шнобеля вытащил из кармана телефон и сфотографировал сперва наших зайцев, а потом и нас с Маленьким Шнобелем. Это одна из главных фотографий в моей жизни. Маленький Шнобель прислал мне ее много позже, когда мы уже расстались навсегда.

Глава 8. Павлик и насморк

Мы с Маленьким Шнобелем быстро стали лучшими друзьями. У него было множество идей по исследованию и улучшению мира. Я помогала ему мощью своего интеллекта и дружеским участием.

Моя жизнь в детском саду мало-помалу наладилась. Я реже сидела под столом и других условно уединенных местах, а пела в основном на музыкальных занятиях и праздниках. Воспитатели привыкли к моим особенностям и не возражали против того, что я ела не всю еду и читала книжку во время урока рисования. Отвоевать тихий час для чтения у меня не получалось. Хотя иногда я успевала прочитать несколько страниц до того, как у меня изымали книгу.

В младшей группе я играла c Маленьким Шнобелем, Динкой, Витьком и Наилем. К нам часто присоединялся Павлик. Павлик был самым сопливым ребенком в детском саду. Насморк у него никогда не прекращался. Это было скользко и противно, но Маленький Шнобель Павлика не прогонял и другим не позволял. Маленький Шнобель твердо заявлял, что никто не виноват, что у него насморк и лицо мокрое. Такая беда может случиться с каждым.

Я не спорила. На стороне Маленького Шнобеля в этом вопросе была моральная сила. Несложный подсчет показывал, что если Павлик будет играть с нами, то в группе и, значит, на всей земле будет на одного довольного или даже счастливого ребенка больше. С этим не поспоришь, но мне было что сказать Маленькому Шнобелю:

– Ты, Маленький Шнобель, не помогаешь Павлику, а только смягчаешь условия его насморочного существования.

– А что ты предлагаешь, Ника? – спросил Маленький Шнобель.

– Надо не от критики и одиночества спасать Павлика, – сказала я, – а от причины всех его бед, то есть от насморка.

– Что ты предлагаешь, Ника? – опять спросил Маленький Шнобель.

– Его надо вылечить, – сказала я, – не может быть, чтобы современная медицина не справилась с насморком. Все просто привыкли, что Павлик вечно сопливый. Мама Павлика целыми днями работает и не видит его, а бабушка не замечает его соплей, она совсем плохо видит, или не придает им значения. Возможно, ее детство проходило в суровых условиях мировой войны или обширного голода, и тогда приоритеты были другими.

С таким подходом Маленький Шнобель согласился. Мы решили разобраться в проблеме и пошли к медицинской сестре. Павлика мы взяли с собой, чтобы предъявить проблему на месте.

Медицинская сестра встретила нас приветливо. Маленький Шнобель объяснил проблему. Я добавила, что насморк препятствует развитию ребенка, его социализации в группе и повышает скользкость всего вокруг, что негигиенично и при дальнейшей эскалации может привести к травмам. Мы предъявили Павлика.

Медицинская сестра разделила нашу озабоченность и отнеслась к вопросу серьезно.

Она вымыла лицо Павлика до самых ушей и волос. Я заметила, что без насморка Павлик выглядит симпатично. Медсестра попросила его высморкаться несколько раз, опять вымыла, посмотрела ему в глаза, проверила температуру, руки и живот.

Маленький Шнобель в это время пытался себя взвесить, двигая гирьки на больших весах. Я наблюдала за медосмотром и делилась ценной информацией. Я рассказала медсестре, что Павлик хорошо питается, особенно любит макароны и котлеты. Медсестра изучила карту Павлика, сказала, что его насморк для других детей не опасен, но есть о чем подумать, и отправила нас обратно в группу.

Кто приводил Павлика в садик, мы c Маленьким Шнобелем не знали. Когда мы приходили, Витек и Павлик уже торчали в игровой комнате. А забирала Павлика вечером старенькая бабушка. В этот день к ней подошла медицинская сестра.

Маленький Шнобель слышал, как она говорила про агентов или аллергентов, из-за которых у Павлика такой насморк. Бабушка Павлика была совсем старенькая, ей с Павликом-то управляться было трудновато, а тут дополнительные задачи появились. Надежд на их решение было немного, мы это понимали.

Маленький Шнобель погрузился в раздумья. Но ничего быстро не придумал и сказал, что надо с кем-нибудь посоветоваться насчет агентов насморка. Обычно он советовался с мамой, папой, если папа был дома, а не в командировке, с дедушкой-философом, с дедушкой-механиком или их многоопытными бабушками. Иногда он подключал других родственников, в зависимости от их профессиональной квалификации, жизненного опыта и текущей доступности.

В этот раз Маленький Шнобель проконсультировался у тети, которая уже почти стала врачом и все знала про насморк. Маленький Шнобель позвонил ей по маминому телефону. Он рассказал про Павлика, медсестру, аллергента и мокрый нос. Что точно ему сказала медицинская тетя, он не смог передать. Но программа действий у Маленького Шнобеля была четкая.