Малая Глуша

Когда он говорит, все кажется таким убедительным, таким… нормальным. Все так делают. Нет, тут как раз не придерешься, я не обязан делать все сам от и до, это нормальная практика, я же занятой человек, как бы я все это сам писал? Она, дура, думает, что я поздно домой прихожу, потому что остаюсь на работе данные обсчитывать…

Может, ну ее, эту диссертацию к богу, не нужна мне эта Москва. Нет, наоборот, я уеду от Гереги в Москву, и все будет хорошо, нет, он же все равно однажды вот так позвонит, и…

– Лева, одевайся, – твердо сказала жена, – что стоишь с раскрытым ртом!

– Да-да, – торопливо ответил Лев Семенович и стал втискивать ноги в осенние чешские ботинки.

Каждый фонарь, казалось, был замкнут в еще один мутный шар, внутри которого сновала мелкая морось. Лев Семенович, подпрыгивая, махал поднятой рукой, машины пролетали, лаково блестя, по мокрой брусчатке, и каждая швыряла ему в лицо пучок ослепительного света, столько света вокруг, откуда, зачем?

Город был полон света и воды, как тонущий корабль. Все едут домой, подумал он с тоской, или сидят по домам, все нормальные люди сидят по домам…

Наконец ему удалось поймать «жигуленок».

Тоска и острое одиночество сжали горло, и он даже перевести дух не успел, а они уже подъезжали к памятнику, и зеленоватая курчавая голова с бакенбардами высилась над столбом, блестя в дождевом ореоле. Почему никто не замечает, как это нелепо, когда голова на столбе?

Герега стоял под освещенным портиком Горсовета, плотная фигура в черном плаще с поднятым воротником на фоне бестелесных колонн. Конечно, ему же близко, он же здесь живет, в старом центре, на Ласточкина. И почему он всегда носит темные очки? Что такое у него в глазах, что он не хочет, чтобы это видели другие?

Вспыхнул и погас столб водяной пыли, и человек в плаще скатился по ступенькам, как могут передвигаться полные, но подвижные и жизнерадостные люди. Он был точно шарик ртути, подвижный, юркий и неуязвимый. Дождевик-болонья оказался не черным, а серым…

Лев Семенович сунул шоферу деньги и неуклюже выбрался из машины. Дождь еще раз вспыхнул тысячей искр и погас окончательно.

– Лева, – укоризненно сказал Герега, всплеснув пухлыми ручками, – ну, сколько же можно! Тут же мокро.

– Я не… – Лев Семенович огляделся. На площади было совершенно пусто, если не считать милицейского поста перед Горсоветом, но что толку? Это же смешно. Герега доктор наук, профессор…

– Пойдем, пойдем, – Герега короткими пальцами теребил его за рукав.

– Куда? – Лев Семенович попробовал замедлить шаг.

– Работать, разумеется. – Брови над темными очками поползли вверх. – Ты же план диссертации захватил?

– Захватил, – Лев Семенович потрогал зачем-то пузатый портфель, где лежала бутылка армянского коньяка.

Он почувствовал некоторое облегчение. Никаких приключений, как в тот раз. И этой ужасной сауны тоже не предвидится. Они просто пойдут к Гереге домой, откроют коньяк и будут делать вид, что обсуждают план диссертации. Высокая красивая жена Гереги внесет на блюдечке нарезанный лимон с горкой сахарной пудры или, может быть, маленькие бутерброды с красной икрой – Герега умел жить хорошо, с размахом, и жадным не был, что да, то да… Лев Семенович даже на миг почувствовал во рту вкус красной икры. Потрясающе красивая женщина, и как сумел такую отхватить? Говорят, влюбился без памяти, преследовал вечером до самого дома, прячась в кустарнике у обочины тротуара, а она его в упор не видела, и нарочно прижималась к кавалерам, и насмехалась над ним. А потом вдруг раз – и он уже ведет ее в загс. Что-то, говорили, он узнал такое про нее или про ее отца, большую шишку…

Но Герега свернул не на Ласточкина, не в темную арку, где тускло светила одинокая лампочка в проволочной сетке, а к лестнице, ведущей в порт. Лестница была черная и мокрая, к ступенькам липли бледные кленовые листья.

– Но работать… – Лев Семенович даже попытался придержать его, ухватив за рукав.

– Потом, потом, – отмахнулся пухлой рукой Герега, – еще дело есть!

– Но мне надо завтра пораньше… у меня работа… пятиминутка…

– На работу, – наставительно произнес Герега, – надо приходить вовремя. То есть тогда, когда тебе хочется. Ты начальник или где?

– Начальник, – согласился Лев Семенович, – но ведь, Толя, пойми, надо мной есть тоже начальник…

– Поставить ты себя не можешь, вот что я тебе скажу.

Да если бы я мог себя поставить, чуть не сказал Лев Семенович, разве болтался бы я тут с тобой?

Мимо шел морячок под руку с девушкой. Девушка семенила в обтягивающей юбке. Морячок держал над ней зонтик и, склонившись, говорил ей что-то на ухо, и она громко, заливисто смеялась, откидывая голову назад. Смех показался Льву Семеновичу фальшивым.

Шлюха, подумал он…

Ему захотелось подойти и ударить девушку, чтобы она перестала смеяться, и он поплотнее засунул руки в карманы.

– Пойдем, Лева, – Герега коротко потер ручки, – пойдем. Поскорее. А потом – работать.

– Куда пойдем? – Лев Семенович даже попытался чуть притормозить.

– Вон, видишь? – Герега кивнул круглой береткой в сторону порта, где сиял на приколе огнями белый теплоход. Другие огни плясали под ним в темной воде – праздник, отдых, дальнее путешествие в страны, где нет Гереги. Льву Семеновичу даже показалось, что оттуда, с теплохода, мокрый ветер донес нежную танцевальную музыку.

– Зачем в порт? – робко спросил он.

– А затем, мой дорогой, что на морвокзале есть такой бар, на третьем этаже, а в баре такой бармен Рома, он делает потрясающие совершенно шейки, ну, коктейли, с яичным желтком, никто больше таких не делает. Так что мы с тобой посидим, кофе возьмем, по коктейлю выпьем….

Обошлось. Бар – это еще туда-сюда. Но, на всякий случай, он выразил робкое недовольство.

– Но ведь… диссертация…

– Там и обсудим. Пойдем-пойдем!

И потащил Льва Семеновича за рукав к сверкающему, прозрачному зданию морвокзала. Но, когда тот уже направился было к эскалатору, округло хохотнув, вновь потянул его за руку.

– Погоди, Левушка! Еще буквально полчаса… И – в бар!

Белый теплоход у причала сиял круглыми иллюминаторами и палубными витринами так близко, что уже не только музыка слышалась, но и скрип канатов, тершихся о чугунные причальные бухты.

– Зачем мы здесь? – с тоской произнес Лев Семенович. Нет, не обошлось…

– Надо, – значительно ответил Герега. – Левушка, у тебя удостоверение с собой?

– Какое?

– Служебное, разумеется! Давай, давай, давай его сюда! – Он подпрыгивал от нетерпения, но тут же стал очень значительным, как-то выше ростом и квадратнее, и, неторопливо взяв Льва Семеновича под руку, подошел к трапу, величественно кивнув вахтенному.

– Вы куда? – Вахтенный попробовал преградить им дорогу.

– Санитарная инспекция, – веско сказал Герега, держа руку Льва Семеновича с развернутым удостоверением, – позови, дружок, кого-нибудь из командного состава… Нету? На берегу? Непорядок, непорядок… тогда сам проводи… Не можешь пост оставить, да? Ну, ничего, мы сами.

И он величественно проследовал внутрь.

Лев Семенович поплелся за ним.

* * *

– Мама, ты спишь?