Малая Глуша

– Тогда не спрашивай меня ни о чем! – торжественно сказал Вася и скрестил руки на груди. – Вон, видишь, бегун бежит.

Дорожка была посыпана чем-то мелким и красно-розовым, и лиловый свет лился на нее с неба, и от этого тени, пересекающие дорожку, казались густо-лиловыми. Немолодой сухощавый бегун был из тех, подумала Розка, что следят за своим здоровьем, промывают желудок всякой дрянью и едят все сырое.

На нижней скамейке аккуратной стопкой лежала его штормовка, почти такая же, как у Васи, но застиранная добела.

– Видишь, какой умный, – сказал Вася с уважением, – куртку бы увели, потому что и на стадионе, Розалия, случается всякое. А он в штормовке пришел.

Бегун аккуратно протрусил два круга, остановился и начал шагать на одном месте, резко вдыхая и выдыхая. Вдыхал он через нос, а выдыхал через рот, шумно и резко: «Ххха!»

– Здоровый образ жизни, – Вася постучал «беломориной» о ноготь, – это очень важно.

– Ну да, – на всякий случай согласилась Розка.

Мужик продолжал свои упражнения, но Розка заметила, что он поглядывает в их сторону с опаской.

Вася доброжелательно помахал ему рукой и выпустил облако дыма.

Мужик занервничал и начал нагибаться и разгибаться в тщетной надежде, что Васе с Розкой надоест и они уйдут. Но Вася не уходил, а, напротив, раскрыл «Иностранку» и погрузился в чтение, всем своим видом показывая, что обосновался он тут прочно и основательно. Розка заглянула ему через плечо. Он читал «Сто лет одиночества».

Розка подумал, и достала из сумочки «Анжелику».

«Сердце Анжелики начинало колотиться, когда он подходил к ней, малейшее его внимание наполняло ее радостью, когда его не было рядом, ее охватывал страх. Она еще не привыкла к тому, что его уже не надо больше терять, не надо больше ждать, что теперь он всегда будет с ней.

„Как я люблю тебя. И как мне страшно…“ Она не сводила с него глаз. Де Пейрак разглядывал в подзорную трубу противоположный берег озера».

Розка подняла голову от книги и огляделась. Бегун уперся в соседнюю скамью выпрямленной ногой и теперь делал наклоны, налегая на ногу негнущимся корпусом. Потом переменил ногу.

Розка вновь уперлась в книгу, еле различая строки в нежных сумерках. О, прекрасная Анжелика, как тебе вообще удается не попадать во всякие смешные и унизительные истории, как все, буквально все, что с тобой происходит, оборачивается к твоей же пользе. В розоватом, льющемся из-за края неба свете, она перелистнула страницу.

«Что это могло быть? Я будто слышала, как треснули ветки и что-то черное мелькнуло в кустах… Кто там был? Кто видел меня?» Во всяком случае, взгляд, который она на себе ощутила, вряд ли принадлежал человеку. В этом было что-то таинственное.

Она напряженно вглядывалась в золотое кружево листвы на фоне темно-голубого неба. Стояла такая тишина, что было слышно, как под слабыми порывами ветра чуть шелестит листва. Но теперь этот покой казался Анжелике обманчивым, она не могла отделаться от охватившей ее тревоги.

«Там только что мелькнул чей-то взгляд! И он перевернул мне всю душу!»

– Ты чего вертишься? – рассеянно спросил Вася. – Клиента спугнешь.

– Неуютно тут немножко, – виновато сказала Розка.

Вася захлопнул журнал и поглядел на нее неожиданно внимательно. Глаза у него в сумерках были черные и раскосые.

– Ну, вроде стадион как стадион, – неуверенно возразил он.

– Ага, – опять согласилась Розка, – только вот… ну, я не знаю… у тебя, Вася, нет такого ощущения… иногда… ну, что смотрит кто-то. В спину… И ты…

Вася остановил ее движением руки: спортсмен-любитель, вконец утратив надежду, собрался с духом и решительно был намерен отвоевать свою штормовку, к которой Вася придвинулся незаметно.

Уже когда он протянул к одежде руку, Вася дружелюбно сказал:

– Ну, как дорожка?

– Что? – удивился тот.

– Дорожка… грунт плотный? Упругий?

– А что? – подозрительно спросил в свою очередь спортсмен-любитель.

– Ну, мы из Пароходства, вот с ней… Подшефный стадион. Ходим, собираем претензии. Если есть, конечно. Душевая работает?

– Господь с вами, – удивился собеседник, – она только для спортсменов. А я так… разминаюсь.

И тут же агрессивно спросил:

– А что, нельзя?

– Наоборот, – доброжелательно сказал Вася, – наоборот, надо… чтобы доступность. Массовость. Мы за это боремся. И за рекорды… за все боремся… Вас сюда пропускают? Без проблем?

– Ну, – сказал спортсмен-любитель, сроду мимо проходной не ходивший, – нет, нет проблем… спасибо…

Он опять протянул руку к штормовке.

– Жалобы есть? – тут же перехватил его Вася. – Нам обязательно нужны жалобы. Чтобы зафиксировать. Если непорядок. Для отчетности. Ну, вы понимаете. Чтобы бороться. За массовый спорт.

Синенький пропуск Пароходства с корабликом на корочке он держал перед лицом собеседника, ограничивая поле зрения.

Спортсмен-любитель испугался и отступил на шаг.

– Нету, – сказал он, тряся перед собой рукой и тем самым тактично отодвигая пропуск, – нет… никаких. Прекрасный… прекрасный стадион… дорожки… выше всякой…

– А все-таки, – ласково сказал Вася, – потому что, если что, мы всегда… тут все для вас… а нам отчитаться. Ну?

Спортсмен-любитель заложил руки за спину и задумчиво покачался с пятки на носок.

– Пусть собак не водят, – наконец сказал он. – Повадились, понимаешь, с собаками… Ты бегаешь, а она за тобой, с лаем… А он за ней… «Лесси, назад, Лесси, назад…»

– Фиксируем, – сказал Вася и вынул из кармана потрепанный блокнот.

– Это что, условия? – Спортсмен-любитель осмелел и замахал руками: – Он говорит, у них рефлекс на бегущего человека. Так не води, где люди бегают. Штаны мне порвали, буквально вчера, вот…

Он ухватил рукой за вытянутые на коленях тренировочные и слегка потянул, чтобы обнаружить следы штопки.

– Непорядок, – солидно сказал Вася, – разберемся. Что за собака?

– Белая с рыжим… то есть, скорее всего, может, с черным, но скорее с рыжим. Темно, не видно. Нос с горбинкой. Ну, фильм еще был.

– Колли, – заключил Вася, – ясно. Приметы собачника?

– Какие приметы у собачника? Куртка, сапоги резиновые. Кажется. Свистит.