Январежки

Обвивает руки девушки вокруг своей шеи, тащит на закорках, с трудом, с трудом.

Открываю врага.

Крепко сбитый мужлан спешит к парню, кричит что-то, чего мучаешься, давай вместе, парень мотает головой, мужлан не сдается, да никто твою невесту у тебя не отберет, чего ты всполошился-то, вместе быстрее донесем…

Заходят все трое, только сейчас понимаю, что у поджарого вывихнуто плечо, крепкий мужлан кидается ко мне, где тут вода, где бинты, давай-давай, вишь чего делается, девке помочь надо, и этому ща плечо вправлять будем, да не боись, я зря, что ли, на хирурга учился, щ-щас, во-о-от так, да не ори ты, до свадьбы заживет…

Открываю врата.

По мосту едет машина, я в машинах не разбираюсь, только догадываюсь – дорогая, женщина за рулем в коротюсенькой шубке, что она себе с волосами сделала, вспоминается какое-то полузабытое слово – пергидроль…

Сигналит клаксон, или чего у неё там, пропустите, пропустите, люди расступаются…

Закрываю врата. Дамочка колотит в двери, вижу сверкающие перстни на руке.

Поясняю:

– С машиной нельзя.

– Чего-о?

– С машиной… нельзя.

– Ты не охренел, у меня там шубы!

– С шубами тем более.

Опускаю мост, смотрю, как в бездну летит автомобиль, распахивается, выплевывает из себя ворох разношерстных мехов.

Открываю врата.

Жду.

Немолодой мужчина гонит к вратам стайку ребятишек, гадаю, первоклашки или совсем маленькие, на ходу теряет шапку, даже не оборачивается.

Вглядываюсь в туман на горизонте, башня за башней рушится в бездну, из окон пылающего дома тянутся чьи-то руки, женщина в плюшевом халате протягивает мне из окна ребенка, даже не успеваю показать, что никак не могу его взять, я слишком далеко – дом ухает в бездну.

Сжимается сердце.

А это еще что такое… смотрю, не понимаю, не верю своим глазам, ошибка какая-то, нет, никакой ошибки, люди волокут огромную люстру, которая когда-то украшала трехэтажный особняк…

Опускаю мост.

Молча.

Жду. От города осталось мало, слишком мало, поток людей редеет все больше. К вратам спешит семейная пара, всклокоченная женщина, мужчина в нелепом шарфе, тащат здоровенный чайный сервиз, бережно рассованный по коробкам, умоляют, пропустите, пропустите…

Морщусь.

Открываю врата.

Муж и жена бросаются ко мне, спасибо, спасибо, бережно расставляют чайники и чашки…

…падает последняя башня.

По мосту спешат три человека, волокут…

…мне кажется, я сошел с ума…

…нет, никакой ошибки, волокут здоровенный витраж, выломанный черт знает откуда.

Опускаю мост.

Смотрю на темную бездну, где была столица, ветер гонит по пустоте обрывки газет, листья, чей-то зонтик…

Мой корабль расправляет крылья.

Прислушиваюсь к обрывкам разговоров, ух, еле успели, он еще пускать не хотел… А вы Ханну не видели, а никто не видел, нет больше Ханны…

Прислушиваюсь.

Нет.

Никакой ошибки.

Чер-р-рт…

Чайник оживленно беседует с блюдцем, блюдце всхлипывает, Ханна, я так привыкла к её бою, никто не умел отбивать полночь так, как она…

Начинаю понимать.

Открываю врата, уже сам бегу по мосту, хватаю упавший со стены навесной фонарь, тяжелый, чер-р-рт, волоку по мосту, в ворота…

Корабль заявляет, что перегружен.

Киваю.

Закрываю врата вручную, потому что снаружи они закрываются только так.

Смотрю, как корабль машет крыльями, взмывает в небо, подернутое туманом.

Мост опускается.

Королева роз

– Я вам что сказала? Я вам что сказала сделать, а?

Вытягиваюсь в струнку. Королевскому садовнику не пристало не понимать. И переспрашивать тоже. Надо схватывать с полуслова, с полувздоха, с полувзгляда, чего изволит госпожа…