Волбешная нчоь

Жду его. Сам не знаю, зачем – жду. Смотрю, как он устраивается в своем стальном коконе, как кокон вспыхивает огнем.

– Мы тоже так раньше… с Шурочкой… куда-нибудь поедем, уж что-нибудь да и оставим… в гости пойдем, там телефоны оставим, на озеро куда поедем, или палатку оставим, или еще что… два раза сумочку ее в такси оставляли… как в анекдоте… выходит еврей из такси, черт, я забыл в такси кошелек… Эй, ты меня понимаешь?

– Понимаю, – говорю, хоть и ничего не понимаю. Он видит, что я не понимаю… только это уже и неважно…

– Черт… а что у нас приборы-то с ума сходят? Эт-то что… никогда так не было…

Молчу. Стальной кокон несется через миры, изрыгая пламя, этот, живой, вертит головой, сплевывает что-то – бурое вперемешку с красным…

– Слушай… ты мне корабль выровнять можешь, чтобы не дергался так?

– Попытаюсь…

– Да уж попытайся, пожалуйста… а то я тут и загнусь…

Стальной кокон замирает. Он неуклюже выкарабкивается из стальной скорлупы, трясет головой. Будто хочет вытряхнуть самый мозг. Не идет – ползет по песку, прочь от раскаленного кокона, долго выверяет какие-то параметры, давление, процент кислорода, температуру, бережно-бережно отделяет шлем…

– О-ох, ч-чер-рт… с курса сбились к свиньям собачьим… Это мы где вообще?

Оглядывается. Еще не понимает, не верит…

– Так… ты, друг сердечный, подсуетился?

– Я для тебя… чтобы тебе хорошо было…

– Ага, мне от шефа теперь так хорошо будет, что лучше некуда… я у него сам в Сене буду плавать… он еще крокодилов туда напустит… Назад давай.

– Ты даже… не увидишься с ней?

– О-ох, идиотище… Ладно, что поделаешь… Ты где меня вышвырнул-то вообще, в чистом поле, давай, вези теперь… в город какой-нибудь… как на тебя забраться-то вообще… черт… ты как бесплотный какой-то… слушай, что-то от тебя щелочью попахивает… ты меня не сожжешь на хрен?

– Здесь?

Он даже не отвечает мне. И так понятно, что не здесь. Взмываю над городом, летим дальше – над руинами, над выжженной землей, над оплавленными стенами, над…

Стой, куда понесся-то, ты меня голодом уморить решил, или как? Цыц, тут не вздумай даже приземляться, там уж, где-нибудь… на травушке, на муравушке…

Как всегда – с трудом понимаю его, на всякий случай опускаюсь на холмы – далеко за городом. Он спускается на землю, снимает с меня одеяло, пропитанное слизью. Вынимает из котомки нехитрую снедь.

Едим – каждый свое.

Вместе пьем воду.

На том и сошлись – что оба не можем без воды.

Он зачеркивает в своих буквах еще горсточку букв – П, А, Р, И, Ж, приговаривает что-то – вот тебе и Сена.

– Может, она в Лондоне? – спрашиваю я, очень гордый, что помню, есть такой город.

– Были уже в Лондоне, ничего там… камня на камне не осталось.

– Или в Нью-Йорке.

– Да нет… это если искать, то по маленьким городкам, от больших-то ничего не осталось… Да и маленькие все как вымерли…

– А… что случилось?

– И ты у меня спрашиваешь? Меня тридцать лет на Земле не было, у меня спрашиваешь. Логично…

– А мы найдем ее?

– Найдем… яс-сное дело… без нее отсюда не уйду… еще вместе поживем, сколько нам отмерено… а что, мне шестьдесят, скажи ведь, для человека не возраст? Ну скажи, не возраст же?

Не возраст, – говорю, хоть ничего не понимаю.

Первый раз слышу всплеск радости – от него. Я даже испугался, не думал, что он может… радоваться…

Едим – каждый свое.

Пьем воду.

Он вычеркивает в буквах еще что-то, намечает какие-то маршруты.

– Ну… давай еще Швейцарию ту же прочешем… хотя стой, замотал я тебя совсем… Ну хорош, гоняю тебя, сани не наши, хомут не свой, погоняй, не стой… устал?

– Не понимаю.

Вот молодец какой, не устает… мне бы так…

В тишине слышно, как звезды летят по своим трассам.

Он не спит. Даже странно – почему не спит, говорит же, что устает… нет, сидит перед электрической машиной, ласкает клавиши, играет с буквами… подхожу… Знаю – нельзя, так он сам виноват, чего ради сказал – нельзя, мне только скажи – нельзя, все, считай, я уже это сделал…

Вижу – как буквы выпрыгивают, ведомые его рукой…

Слышь, бродяга, хорош летать-то…

Я тут уже себе богатенького присмотрела, конкретный такой мужик, прочто на ногах стоит, звезды с неба не хватает.

– Т-тебе чего?

– Не понимаю. Ничего… не понимаю. Ты знал… что здесь ничего нет… ее нет… ты пишешь…

Вон пшел, ком-му сказал! – хватает электрическую машину, бьет меня, машина проходит – насквозь, вдребезги разбивается об стол. Уворачиваюсь от него, хватает меня, обжигается, больно, сильно…

Перебрасываю его – через миры, через галактики, туда, где взял… Голос пращура – откуда-то ниоткуда, из самого детства, я кому сказал, поиграл, на место положи… всякой вещи свое место…

Лечу – рассекаю облака тумана, огибаю звезды.