Квариат

– А я понимаю вопрос…

– Вот это и плохо, мы вас таким не делали, чтобы вы вопросы понимали до того, как вам их сказали…

– Хорошо, не буду понимать вопросы…

– Нет-нет, вы понимайте, понимайте, это очень хорошо, очень важно… так ваш ответ…

– …никогда.

Он с сожалением кивает, кажется, он благодарен мне, что я не заставил его сказать это – никогда.

Тишина.

Пустыня под бесконечными звездами. Под бесконечно далекими звездами.

Человек (я зову его человек) с высоты моего роста кажется совсем крохотным.

– Закроют? – спрашиваю я.

Он снова с благодарностью смотрит на меня, что я позволил ему не говорить это – «закроют», и что именно закроют.

Он бормочет что-то утешительное про проект музея космонавтики, тут, под открытым небом, – космонавтики, которой нет…

– …я знаю решение задачи.

– Простите?

– Я знаю решение.

– И? – он поднимает голову, отсюда кажется совсем крохотным.

Чем дальше идет время, тем больше расстояние между нами… боюсь, у нас только один выход… ввести отрицательное время.

– То есть, пустить время вспять?

– Нет… сделать время отрицательным…

Даже отсюда слышу его тихий смешок:

– Вы хоть понимаете, что будет, если звезды устремятся к нам, то от нас ничего не останется? Про красное смещение слышали?

– Да нет… Я имею в виду отрицательное время…

– Не понимаю.

– И не надо понимать… я сделаю… все сделаю…

– Я уже знаю, что он будет возражать, я уже знаю, что он будет бояться, – мне все равно, моя задача – решить задачу, все остальное меня волновать не должно…

Он молчит – я уже знаю, что так он молчит, когда должен сказать мне что-то очень и очень такое, чего говорить не хочется. Он молчит так, будто ждет, что я сам дополню его молчание, сложу факты, догадаюсь, что происходит…

– А почему свернули? – спрашиваю я.

Он снова молчит вот так.

Сопоставляю. Думаю.

– А почему конфликты между участниками проекта?

Уже знаю, что ответом будет молчание.

– А когда…?

Уже знаю, что он не ответит. На этот раз он боится опереться как будто не только на стол, но и на самый мир, который стал слишком хрупким и обрушится от малейшего прикосновения…

– …я решил задачу.

Человек вопросительно смотрит на меня, он не понимает, какую задачу, он не давал мне никаких задач, – недоумение в его глазах сменяется испугом, а я что, уже сам научился брать задачи, ну да, научился, и что, почему он так боится меня…

– Здесь в задаче есть еще один фактор, который мы не учли… Человеческие отношения… Я обозначил людей через Аш, соответственно, человеческие отношения – производная от Аш… Аш черточка…

Он хмурится, кажется, не верит, что я серьезно…

– Вот сейчас Аш черточка стремится к нулю… уходит в отрицательную величину…

– И что будет, когда уйдет в отрицательную?

Я не отвечаю, я не хочу говорить это слово, он тоже не хочет говорить это слово, с благодарностью смотрим друг на друга, что нам не придется говорить это…

– Поэтому нужно выискать факторы, которые заставят производную Аш стремиться к бесконечности… ну или хотя бы остановиться на стабильном значении больше семи…

– Почему больше семи?

– Выше семи начинаются проекты… вроде моего… с вами…

Он отступает в сторону, будто боится, что мир стал настолько хрупким, что рассыплется под его крохотной тяжестью.

Этого не может быть, говорю я.

Говорю самому себе, больше некому, они не будут меня слушать, они говорят, что про меня не забыли, что мне выпала величайшая честь, что меня доделают – в кратчайшие сроки, вот прямо сегодня, а то такое сокровище простаивает, такие деньжищи вбуханы, а тут…

…зачем ракеты, спрашиваю я, я что, что-то буду взрывать – да, говорят мне, а что именно, это на других планетах буду брать образцы материалов, да? Увидите, увидите, все увидите, говорят мне. Зачем напалм, спрашиваю я – увидите, увидите, зачем ядерный заряд – увидите, увидите, все увидите…

Не сходится, говорю я себе.

Не сходится.

Еще и еще смотрю на расчеты, – люди могут заняться мной только если производная Аш будет больше семи, ну или хотя бы семь, но уж никак не минус одиннадцать, как сейчас, и медленно уползает в сторону минус двенадцати…