Низушка айсберга

И все-таки образ Элл на этот раз был какой-то смутный, расплывчатый – она и вроде бы не она, со мной и вроде бы не со мной. А может, я думал о ней недостаточно сильно, мысли мои были заняты другим…

Не мог забыть, не мог стереть из памяти то, прочитанное на двери…

Кто это мог написать…

Что за чушь – кому такое вообще могло прийти в голову…

Всего два слова… но какие два слова, я их не понимаю…

ХРАНИТЬ ВЕЧНО

Элл…

Где ты, Элл…

Просыпаюсь, по привычке оглядываю комнату, ищу Элл, где она, обычно лежит во тут, рядом, разметав руки и ноги по одеялу, или сидит на кресле, темная точеная фигурка, пьет кофе. Элл нет, и я не понимаю, как такое может быть, что Элл нет – тут же спохватываюсь, что Элл давно уже нет.

Двести пятьдесят лет без Элл.

Эта цифра кажется немыслимой.

И все-таки… каждое утро просыпаюсь, ищу Элл, долго лежу в постели, долго не могу вспомнить, что ее уже нет.

Пью кофе – в кабинете, за столом, закусываю каким-то подвернувшимся под руку хлебом, и нет сил пойти за стол на кухне – где мы когда-то завтракали вместе, и Элл смеялась, когда капли кофе падали мне на рубашку. Теперь этот стол был как будто не для меня – как и весь большой дом, и все города, сколько их было по планете…

Допил кофе.

Вспомнил, что не обнимал никого уже двести пятьдесят лет – кажется, это слишком много.

Кажется, ночью видел Элл – конечно, во сне, наяву она не приходила никогда, помню, во сне мы вышли с ней на поле, вытаскивали что-то из земли, еще говорили друг другу, какой урожай хороший в этом году, на всю зиму хватит. Я говорил ей – как хорошо, что мы снова вместе, она посмеивалась чему-то, я все спрашивал, где она была, она отвечала мне что-то, что вот, умерла, а теперь снова к тебе вернулась…

Потом проснулся, долго искал ее глазами…

Ладно, хватит сидеть, расселся, будто дел совсем нет – надо вставать, надо идти на поля, собирать зерно, кому и зачем это нужно – когда ее нет. Проще не задумываться, зачем я живу – теперь, после нее, так можно додуматься и до того, что поднимешься на гору и бросишься в пропасть.

Не думать…

Не вспоминать – тем более, что и вспоминать нечего, кто-то растерзал мою память, оставил мне жалкие обрывки, годные лишь на то, чтобы раззадорить мое любопытство…

Память…

Черт возьми, было же что-то… кто-то строил эти города, кто-то жил здесь, кто-то правил всеми этими городами – в архивах до сих пор читаю упоминания про светлейшего императора. Два раза находил на ровных горных плато отметины от чего-то, как мне казалось – от каких-то машин, может, кто-то спускался сюда с неба, со звезд, но кто и когда – я не помнил.

И, черт возьми – я не помнил, кто убил тебя, моя Элл.

Все чаще кажется – убийца тоже спустился со звезд, а когда убил мою Элл – снова поднялся к звездам. Может, он и стер мою память – потому что если бы я помнил его, я бы построил межзвездные корабли, выковал бы их в кузнице, я бы перелопалил все галактики – я бы нашел его, чтобы вонзить ему в грудь свой меч, как он вонзил меч в твою нежную грудь, моя Элл. Если бы я только помнил его…

Если бы я только помнил…

Память… снова встала перед глазами надпись – хранить вечно, я снова задумался, что может быть там, за семью печатями, за тяжелой дверью в высокой башне. Что-то… я вспомнил истории о злых джиннах, которые томились в заточении – века и века, потом кто-то выпускал их на волю – и они творили бесчисленные злодеяния…

Хранить вечно…

Чего ради вообще хранить память, если никто и никогда к ней не прикоснется…

Сам не знаю, как меня осенило – это была догадка, не более, но я додумался до нее – и уже не сомневался, что так оно и есть. Может, в этом самом архиве убийца и спрятал свою тайну – ото всех, от меня, и скрылся, оставив меня безутешным на пустой земле. Может, спустился со звезд и поднялся к звездам, может, убийцей и был тот император, о котором так много писали в старинных книгах.

Не знаю…

Я вышел в море на маленькой лодке – снова представлял рядом с собой тебя, моя Элл. Ты показывала мне на юг, говорила про тропические острова, а давай махнем туда, а давай лучше сразу на край земли, а давай в кругосветное путешествие… Ты любила меня так подзадоривать, моя Элл, давай, поплыли, что боишься-то? ну и что, что с собой ничего нет, наловим рыбы где-нибудь… проживем…

И снова вспоминал, что Элл нет – и снова сжималось сердце…

Я искал островок, я плыл, как мне казалось, к нему – но горизонт был пуст. Напрасно я вглядывался в шумящие волны – вокруг не было ничего, насколько хватало глаз…

Я вышел в море на второй день – я искал этот проклятый остров, я смотрел в мощнейший бинокль, – но он показывал мне только водную гладь. Элл подбадривала меня – Элл, которой не было, которую я представлял себе – но даже ее утешения казались жалкими.

И на третий день я вышел в море, и на третий день искал остров – но не видел ничего, кроме моря. Как будто какая-то сила специально прятала от меня этот остров – и все больше казалось, что он померещился мне тогда в темноте бури.

Элл…

Как отомстить за тебя, моя Элл…

К вечеру небо потемнело – снова приближалась буря, снова небо заволокло темными тучами. Я повернул лодку назад – лодка не поворачивалась, не хотела плыть, волны швыряли ее туда-сюда…

Назад…

До берега…

Если вообще доберусь…

Чего ради я ищу этот остров… раз написано – ХРАНИТЬ ВЕЧНО, значит, есть в этом какой-то смысл, с чего я взял, что там разгадка твоей смерти, Элл, ведь ты умерла без малого триста лет назад, а башня выглядит так, будто стояла лет тысячу… Мало ли что там – какие тайны могут быть за семью печатями, что такое – чего лучше не знать никогда….

Буря…

Черная буря…

Черная смерть…

Добраться до берега… для тебя, Элл… тебя уже нет, – все равно для тебя, Элл…

Я увидел его мельком, когда лодка завертелась на месте – даже подумал, что мне мерещится. Нет, правда – новая вспышка молнии озарила башню, высокую, кое-как притулившуюся на маленьком островке. Я еще не видел три красных круга – но я знал, что они есть, и не видя надпись – ХРАНИТЬ ВЕЧНО, я уже представлял ее…

Хранить вечно…

Открыть тяжелую дверь оказалось сложнее, чем я думал – хитроумные замки не поддавались, кто-то надежно хранил тайну, и если бы дверь не поистлела от времени, я бы не разбил ее топором. Там, за дверью, пахло прошлым – есть у прошлого особый дух, который остается в старых домах, куда долго никто не заглядывал.

Я испугался, что внутри ничего нет, что кто-то извел всю память – но нет, память была на месте, на полочках лежали маленькие хлебцы, в которые запекают память, чтобы от нее избавиться, и чтобы она не потерялась. Кто-то и правда оставил здесь свою память – сберег для каких-то поколений, для каких-то времен…