Что-то случилось, говорит То.
Что-то случилось.
Почему я не помню, говорит То.
Почему я не помню.
Помнил же, говорит То, помнил же, как ваять события, переплетать из между собой, а теперь как заклинило.
Так говорит То.
Сидят в теплом доме, пьют чай у печки. С вареньем из прошлогодних воспоминаний.
А что помнишь, спрашивает Федот.
То настораживается, задумывается.
А вот.
Глаз, говорит То.
Какой глаз?
Вот такой, говорит То, рисует глаз.
И еще сокол, говорит То.
И сокола рисует.
И еще круг и точка в нем, говорит То.
И рисует.
Так это солнце, говорит Федот.
То настораживается: ты что, знаешь?
Знаю, говорит Федот. Так раньше в Египте солнце рисовали. И сокола, и глаз раньше так рисовали.
Федот гордится, уж чего-чего, это Федот знает, зря, что ли, Федот книжки читает, где это видано, чтобы валенок книжки читал, а вот видано…
Ты мне поможешь, говорит То.
Поможешь.
Да как же так, теряется Федот, да как же я, да где же мне, да я же…
…ты знаешь, говорит То. Ты помнишь, говорит То. А я не помню, со мной что-то сделали, и я не помню.
То что-то делает – непонятное что-то, переносится куда-то вперед, вперед, бесконечно вперед, где причудливые многомерные пространства, и порталы, ведет Федота в портал, выходят где-то бесконечно далеко отсюда, – То снова возвращается назад, в тот день и в тот час, когда они с Федотом пили чай в теплом доме.
Ступай, говорит То.
Найди, говорит То.
…приглашаем вас на экскурсию по местным достопримечательностям…
Федот недоверчиво смотрит на гидов, как бы не обманули, как бы не обвели вокруг пальца, а то знает их Федот, коварные они, местные-то. Но этот, вроде, нормальный, ведет Федота среди камней, косится на Федота недоверчиво, все-таки первый раз такое, чтобы валенок в Египет приехал, и на пирамиды смотреть пошел.
Федот смотрит.
Видит.
Вспоминает.
Вот они, и глаз, и птица сокол, и солнце, которое кружок, а в нем точка.
Обломок камня.
Обломок того, что когда-то было камнем…
Камень, говорит Федот.
Камень.
Вот камень, вернее, то, что осталось от камня, это на нем написано было, про сокола, и про солнце, и про все, что там То виделось. Это камень что-то такое сделал, что То ничего не помнит…
Камень, говорит То, а ведь верно, камень, какой коварный камень, это он мстит мне, вот что я тебе скажу – мстит, что я не пощадил его, разрушил за века и века, – ну а что я могу сделать, работа у меня такая, все течет, все меняется, что-то появляется, что-то рассыпается в прах… кто-то понимает, а кто-то и нет, и мстит вот так…
Давай, говорит То Федоту, ищи, когда этот камень был, когда еще не рассыпался в прах, уж я с этим камнем разберусь…
Федот ищет.
Зря, что ли, Федот книжки читает, зря, что ли, ходит по музеям, спрашивает, что, где, когда…
То отступает назад, назад, назад, в бесконечно далекое назад, когда еще был камень, когда еще стоял под палящим солнцем, окруженный почестями, когда еще чьи-то мудрые руки выводили на нем письмена…
Что же ты делаешь, говорит То, что же ты делаешь, неужели ты не понимаешь, говорит То, что нельзя так, нельзя, и не со зла я заставил тебя рассыпаться в прах, не со зла, и нечего мстить, кому ты этим лучше сделаешь…
Глупое время, говорит камень.
Глупое, глупое время.
Что ты наделало, говорит камень.
Что ты, что ты наделало.
Вот ты ничего не помнишь, говорит камень, а как ты можешь помнить, говорит камень, если твоя память была записана на мне, а меня не будет, и памяти твоей не будет, как ты не понимаешь?