Правда по Виргинии

– Нет, – поправил он меня, – либо весь я, либо ничего.

– Скажи мне, – сказал Диего.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

– Что-нибудь.

Это была своеобразная игра. Диего нравился мой голос после занятий любовью, поэтому он всегда пытался заставить меня разговаривать.

– Ты заметила?

– Что?

– Что с тех пор, как уехал Августин, ты снова начала кричать. – Он накрылся одеялом, несмотря на то что было очень жарко.

– Громко? Я громко кричу?

– Достаточно. Но мне нравится, мне этого не хватало.

Мы обычно не говорили о таких вещах, но иногда я думала, что это я научила его заниматься любовью. Сантьяго научил меня, а я научила Диего. Не думать, например. Я, которая не прекращала думать ни на одну секунду, которая думала о нескольких вещах одновременно, которая думала, даже когда спала, даже когда видела сны. Для меня секс стал оазисом в пустыне: единственным местом, где я могла вообще ни о чем не думать. Секс и танцы были не совместимы с размышлениями; Диего не умел танцевать, но мы с ним занимались любовью, и я добилась того, чтобы он тоже ни о чем не думал. Чтобы он не вскакивал с кровати, как чертик на пружинке, когда мы заканчивали. Я научила его забывать обо мне, быть эгоистом, иногда даже жестоким. Делать это в любое время суток, в разных местах в доме, со светом или без, медленно или быстро. Нам больше нравилось медленно. Мы называли это «эрозия». Мне нужно будет сдерживать себя и не кричать, когда приедет Сантьяго. Может, рассказать ему? Может, рассказать ему сейчас про Сантьяго?

– Как дела у Веро с ее женихом? – спросил Диего, рассматривая на потолке влажное пятно рядом с люстрой.

– Плохо. Они то ругаются, то мирятся, потом снова ругаются. Единственная причина, почему они до сих пор вместе, – это то, что они прекрасно проводят время в постели.

Диего заложил руку за голову.

– В какой-то степени я могу их понять, – продолжила я и увидела, как его тело под одеялом напряглось.

– По крайней мере со мной у тебя нет такой проблемы. – Я хочу сказать, что нас связывает не только это.

Он сел на край кровати, спиной ко мне и начал одеваться, как в первые разы, когда мы занимались любовью.

Ему не нравилось его тело, и он не хотел, чтобы я его видела. Однако мне он казался красивым: высокий, стройный, покрытый волосами. Я потратила несколько месяцев, чтобы хорошенько рассмотреть его голым. Я раскрывала его ночью, пока он спал, и любовалась им.

Он пошел в гостиную забрать свои часы, как герой идет забирать свою шпагу, без которой он теряет свое могущество.

Я надела футболку, пошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Достала щипчики из косметички и выщипнула волос, который вырос у меня на подбородке. Затем я рассмотрела свои глаза; я использовала зеркало, как лупу, которую настраивала, приближаясь и отдаляясь. «Виргиния Гадеа, – сказала я. – Виргиния Гадеа, Виргиния Гадеа». Я прильнула губами к зеркалу и снова отодвинулась. Это была красивая сцена.

Иногда моя жизнь казалась мне пародией на какой-нибудь фильм. Но не все сцены были хорошими. Надо, чтобы у человека было две жизни, подумала я, вторая должна состоять из того, что нам нравится в первой, чтобы мы могли пережить это еще раз. Однако это было свойственно только плохим фильмам: сплошные кульминации, яркие моменты и никакого круговорота событий. Может быть, это вовсе и не проблема плохих сцен, а всего лишь недостаток средств.

13

Мужчины-партнеры Виргиния Гадеа

Я не великая спортсменка. На самом деле я совсем не спортсменка, иногда по утрам я просыпаюсь с ярко выраженным желанием пробежаться, но потом не осмеливаюсь издеваться сама над собой. В таких случаях я понимаю, что, однажды пересилив себя, в следующий раз я могла бы пробежаться, не прилагая особого труда. Это любопытный феномен, который повторяется: я отказываюсь от обеда и днем умираю от голода, но если я продолжу голодать, я смогу отказаться от ужина и, возможно, от завтрака на следующий день. Мои подруги утверждают, что если пару месяцев не заниматься любовью, то потом можно обходиться без этого многие месяцы и даже годы. Большинство нас, женщин, нуждаются в том, чтобы ставить себе такие необходимые условия, чтобы любить себя. А также определенные надуманные условия, чтобы их любили. Кажется, у мужчин нет такой проблемы, по крайней мере это утверждают все мои знакомые мужчины. Женщины – это партнерши, во всяком случае, те женщины, с которыми мужчины хотят переспать, а потом распрощаться.

Я никогда не встречалась с женщиной-партнершей, но имела возможность оценить достоинства, мужчины-партнера. Танцевать – это не то же самое, что и заниматься любовью, но достаточно и этого, чтобы ввести в игру мужчину-партнера.

Как его узнать? Мужчина-партнер обычно не красавец – хотя встречаются и такие, – в любом случае, он выглядит красавцем, когда танцует в красном свете прожекторов, с женщиной, которая первая нашла его. Для начала, он умеет останавливаться: выпрямив тело, в вызывающей позе. Его ноги обычно плавно следуют ритму музыки.

Женщины, которые не очень хорошо танцуют, или те, которые совсем не умеют танцевать, могут начать с того, что попросят дать им несколько уроков танго. Учитель обычно гарантирует посредством взаимодействия, которое обязательно в паре, мужчину-партнера на время занятий, и все счастливы, потому что уже танцуют лучше, чем вначале, когда только пришли.

Мы все должны провести хотя бы пятнадцать минут в своей жизни с мужчиной-партнером. Проблема с ними такая же, как и с женщинами-партнершами: в большинстве своем они отрицают, что их предназначение – это временная деятельность. Они хотят разговаривать с нами, пока танцуют, хотят узнать наш знак зодиака, наши вкусы и увлечения, хотят показать, что они эксперты не только в искусстве танцев, но и в кино, музыке и живописи. Нам не остается другого выхода, как с большей или меньшей деликатностью дать им понять, что их обязанности заключаются только в том, чтобы держать нас за талию и кружить, чтобы мы летали по танцплощадке. Потому что в этом и заключается мимолетное и неотразимое очарование мужчин-партнеров: мы можем забыться, позволить им вести нас; они выбирают за нас нужное направление, и мы остаемся счастливые и довольные, уверенные в том, что их желания совпадают с нашими.

Уроки танго и милонги:

«Ла-Вирута» – ул. Армениа, 1366: среда с 21 до 23 ч.; пятница и суббота с 22.30 до 24 ч.; воскресенье с 20 до 24 ч. (затем танцы).

Салон «Каннинг» – ул. Скалабрини-Ортиз, 124: вторник, пятница и суббота с 21 до 23 ч. (затем танцы).

«Ниньо-Биен» – ул. Умберто, 1 1311: четверг, пятница и суббота с 21 до 23 ч. (затем танцы).

14

Магическое сочетание оправы кольца с большим камнем из зеленого стекла. Другие скрывают ненастоящее золото, а мне никогда не нравилось все золотое. Зеленое кольцо мне подарила Веро на прошлый день рождения; она мне его вручила там, в «Ла-Вируте». Тем вечером я не прекращала танцевать ни на минуту и решила, что буду надевать его на все танцы милонги как талисман.

В воздухе кружился серпантин и витал запах пиццы, который танцовщицы пытались зажевать мятными подушечками.

– Мы сегодня пойдем? Мне необходимо потанцевать.

«Необходимо» было любимым словом Веро, она его использовала очень часто. «Мне необходим воздух», «Мне необходима вода», «Мне необходима сигарета», «Мне необходимы туфли», «Мне необходим мужчина».

Серия танцев пуглиесе подходила к концу, а мы продолжали сидеть, без желания разговаривать, глядя на танцплощадку. Женщины, их ноги: пятка, носок, поворот, ноги сплетаются и кружат в такт с ногами мужчин; веки опущены, на лице блаженная, сексуальная улыбка. У мужчин челки, гель и прямые брови, даже молодые и современные парнишки переодеты в танцоров танго.

Веро сделала мне знак. Там был Рикардо, в своей синей в полоску рубашке, аккуратно заправленной в штаны с темным кожаным поясом, на бронзовой бляшке была выгравирована лошадиная голова.

Мы прижались щеками друг к другу; от него пахло мылом. Я закрыла глаза, и мое тело начало двигаться, прекрасно повторяя его движения, мы танцевали слаженно, как соединяются части пряжки на его ремне. Все было так просто. Я скользила с такой естественной легкостью, с какой мне хотелось бы скользить и в жизни. Мы пересекали зоны кружения, мы сталкивались с некоторыми парами; каждый такт, в каком-нибудь повороте я открывала глаза и смотрела на лицо Рикардо в зеркала салона.

– А как же все твои женихи и мужья? Они разрешают тебе приходить сюда?

Я выдавила из себя улыбку. Всегда одна и та же шутка.

– Почему ты не пришла в прошлую пятницу?

– Не смогла.

– Ты должна приходить, – он закончил поворот и закрыл объятия, чтобы сказать то, что он собирался мне сказать, и чтоб при этом я на него не смотрела, – когда ты не приходишь, я чувствую, что мне чего-то не хватает.

Я не хотела, чтобы он говорил. Я хотела только танцевать. Как Катель Голлет, британская принцесса, погрязшая в развратных удовольствиях и танцах. «Когда я встречу достойного рыцаря, способного танцевать со мной двенадцать часов подряд, я подарю ему свою руку и сердце», – пела Катель. Дьявол переоделся статным танцором в черно-красном костюме и в шляпе с пером грифа, и для Катель все закончилось трагично. Но Рикардо не был статным и был одет в синее. Рикардо был всего лишь мужчиной-партнером.

Я знала, почему я ему нравлюсь, хотя даже он этого не знал. Причина была не в моем теле, не в волосах, не в глазах: я ему нравилась, потому что я не разговаривала. Прежде всего, я не рассказывала о себе, я вообще исключила первое лицо из своего словарного запаса. Я не говорила фразами типа: «Я из тех людей, которые…» Я концентрировалась только на танце, на музыке или на чем-то другом, чем не был он или я сама. Я устремляла взгляд куда-то между его подбородком и шеей и никогда не смотрела ему в глаза, хотя мне нравилось прикасаться к его телу, его плечам, бицепсам и спине. Он мог догадываться об этом по тому, как я сжимала руку, по тому, как моя рука мягко скользила по его рубашке.

Танец закончился. Я оставила его в дальнем конце салона и вернулась за свой столик; поток танцоров колыхался то вправо, то влево, как воды Красного моря.

Веро ушла в туалет, чтобы в очередной раз накраситься. Адриана только что пришла, у нее был отсутствующий вид, свойственный женщинам, которые влюблены в кого-то, кого в данный момент нет рядом, и которые с головой погружены в свою любовь. Она стерла выражение печали со своего лица, как снимают макияж хлопковыми подушечками. Предмету ее обожания было сорок лет, он был разведен, имел сына, его звали Клаудио. Я огляделась вокруг: столики, еще столики, барная стойка, мужчины, которые кивают головами в надежде, что она их заметит.

– Тебя со всех сторон приглашают танцевать.