В этом вопросе не было ничего странного. В последний раз мы виделись среди ночи в канун дня летнего солнцестояния. Тогда Анте остался стоять у железнодорожных рельсов в Нэсе вместе с Орестом, Электрой и Моной, а я уехала с папой в больницу на скорой помощи. В той же машине лежал и Эйгир – или Оракул, папа Электры. И он, и мой папа были без сознания после того, как получили мощный удар током от плазмы, образовавшейся, когда я держала в руках астролябию. Эйгир, по-моему, сам виноват – ведь это он сорвал электропровода над железной дорогой и похитил Электру, а папа просто хотел спасти меня.
– Он в порядке, – проговорила я. Голос прозвучал странно – у меня всегда что-то в горле сжимается, стоит мне вспомнить, как папа кинулся прямо в круг пылающего электрического огня, чтобы спасти меня от Эйгира. – Он получил удар током, так что его кардиостимулятор слегка подпрыгнул. Когда его привезли в больницу, ему полегчало.
У моего папы порок сердца, поэтому в его тело вшит специальный аппарат под названием кардиостимулятор, который заботится о том, чтобы сердце билось как надо. Таким, как он, удары током совершенно противопоказаны.
– Ну вот и хорошо, – с облегчением ответил Анте. Наверное, не так-то легко пойти к человеку в гости, чтобы спросить, типа, жив ли там еще папа. – А тот второй – кто это был? Папа Ореста или кто?
– Это не папа Ореста, – объяснила я. – Это папа Электры. В смысле, папа младшей сестры Ореста.
Хотя тут до меня дошло, что я точно не знаю. А вдруг Эйгир и папа Ореста тоже? Просто Орест не в курсе.
– Он… он в коме. То есть он все еще в обмороке, и врачи не знают, очнется ли он вообще. И если очнется, то когда.
– Ах черт! – сказал Анте.
– Хотя в этом нет ничего… – начала я и запнулась. – То есть…
Ведь это прозвучало совершенно немыслимо – дескать, нет ничего плохого в том, что этот Эйгир лежит в коме. Потому что он ведь это заслужил.
– Он совершенно сумасшедший! – выпалила я. – Он пытался похитить Электру!
– Но зачем он оборвал электрические провода? И что за странную блестящую штуку держал в руке?
– Звездные часы… – проговорила я, не успев подумать, и тут же прикусила язык, чтобы не проговориться.
Я не хотела рассказывать Анте об астролябии, которую нашли мы с Орестом. Что бы он обо мне подумал, начни я ему рассказывать об инструменте, управляющем земными и небесными силами!
– Он просто сумасшедший, – повторила я, пытаясь придумать что-нибудь умное, чтобы успокоить Анте, ничего ему не рассказав. – Он считал, что при помощи этой старинной штуки можно находить земные силы или что-то типа того… и что Электра может ему в этом помочь. Полный бред! – сказала я и покачала головой. Я надеялась, что по мне не заметно, что я верю: Эйгир был прав! По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.
– А что это за штука такая?
– Просто старая штуковина, которую случайно нашли мы с Орестом. Ничего особенного.
Абсолютно ничего особенного! Просто магический, бесценный, совершенно уникальный инструмент – который я к тому же отдала Эйгиру, потому что он меня обманул. В очередной раз. Никогда больше не дам себя обмануть таким, как он.
– Можно мне на нее посмотреть?
Ах да, Анте же обожает старинные штучки!
Видел бы он те, которые мы находили, – те, что Аксель использовал в виде подсказок для поисков астролябии.
– Я не знаю, куда она делась, – ответила я. Это была истинная правда. Орест спрятал астролябию и отказывался говорить мне, где она.
Он собирался продать ее за большие деньги, чтобы съехать из дома, как только ему исполнится восемнадцать.
– О’кей, – произнес Анте, поскольку я больше ничего не говорила. – Ну что, идем купаться?
Только в первом разговоре Анте спросил меня, пойду ли я купаться. Когда он понял, что у меня самый старый мобильный телефон на свете и я пропускаю все, о чем другие договариваются в чатах, он начал присылать мне эсэмэски каждый раз, когда ребята из моего бывшего класса собирались купаться в озере Стамшён или Аспене. И я отправлялась с ними – не всегда, но довольно часто.
Сколько раз я спрашивала Ореста, не хочет ли он пойти с нами к озеру, но он всегда отказывался. Почему – не знаю.
Вместо этого он часами просиживал один в маминой компьютерной комнате в подвале. Он обожает мамины компьютеры. И маму тоже, как мне кажется. Но когда у нас нет загадки, ответ к которой нам предстоит вместе подобрать, – я вовсе не уверена, что его интересую я. Он ходит с нами, только если его заставляет Санна.
Но теперь… Теперь загадка снова есть. По крайней мере, я очень на это надеялась.
А что, если мы ничего не найдем под камнем Сильвии? А что, если все окажется так, как сказал Орест: что у прабабушки Анте голова слегка закружилась в темноте среди горящих свечей, вот она и понесла всякую ерунду? Нет никаких доказательств, что земные токи и звездные поля действительно существуют.
Аксель, который написал для нас свои старые письма, искал эти токи и поля всю свою жизнь. Он послал нам старинную карту Лерума, где обозначил линиями те земные силы, которые ему удалось обнаружить. Но он так и не смог ни на что их употребить.
Еще с лета я всегда ношу с собой копию этой карты. По ней волнами проходят линии: они не прямые, а извиваются каким-то невероятным образом. Линии Аксель пометил буквами, а места их пересечения назвал перекрестьями силовых линий. Возле таких перекрестий (например, крест АБ – это точка пересечения на карте линии А и линии Б) земные токи должны быть особенно сильны. Поэтому, когда я попадаю в такое место, где пересекаются линии на карте, я пытаюсь выяснить, нет ли в этом месте чего-нибудь необычного.
Пока я опробовала следующее:
1. Исследовать силовой крест при помощи лозы – двух скрещенных ивовых веток. Это я проделывала на перекрестьях ПГ, АД и РП.
Результат: ничегошеньки.
2. Обследовать земные токи, используя в качестве маятника мою серебряную цепочку. Это я пробовала на перекрестьях ГС, МН и ММ.
Результат: маятник, конечно, ходит туда-сюда. И каждый раз я жду, что произойдет нечто магическое или необычное. Но если говорить совсем уж честно, то…
Результат: ничегошеньки.
3. Ощутить земные токи, просто закрыв глаза и пытаясь слиться с природой. Это я пробовала делать у многих перекрестий.
Результат: прохожие думают, что я сошла с ума. В целом: ничего.
Но я не отчаиваюсь!
7
Всю ночь шел дождь. К утру воскресенья, когда я постучала в дверь Ореста, лить перестало, но было ужасно сыро. Небо оставалось серым, и даже табличка Моны о гелионавтике смотрелась уныло – вода с нее так и капала.
– Входите! – донеслось из-за двери, и я вошла в прихожую. Тут я увидела Мону. Она стояла на голове, прислонившись к стене в гостиной. – Привет, Малин! – сказала она с перевернутой вверх ногами улыбкой.
Уж не знаю, как она этого добивается, но, приходя к Моне, всегда чувствуешь, что тебя тут ждали. Даже когда она сама стоит на голове. Она легко вернулась в нормальное положение и подошла ко мне. На ней были просторная серо-зеленая рубашка и широкие узорчатые брюки. Длинные волосы собраны в большой небрежный пучок. Хотя она только что стояла на голове, лицо у нее сияло, как обычно, и, когда она улыбнулась, вокруг глаз образовались мелкие добрые морщинки.
– А, вот и ты… – проговорила она. Сперва осторожно похлопала меня по плечу, но потом взяла за подбородок и долго рассматривала.
За последнее время я успела привыкнуть к Моне и больше не замираю неподвижно, когда она начинает меня столь пристально изучать. Насколько я понимаю, она поступает так с людьми, которые приходят к ней, прося помощи в разных делах. Она смотрит на них очень внимательно. И долго-долго выслушивает. После этого ей становится ясно, что им нужно: травяной чай, или кристалл, или же она раскладывает перед ними карты из какой-то странной колоды, или что-нибудь еще.
– Много существует путей, малышка Малин, – прошептала она на этот раз. – Много путей есть у маленькой рыбки.
Когда она произнесла слово «рыбка», я буквально подпрыгнула. Как я уже говорила, я действительно Рыба – родилась в марте под созвездием Рыб. Само собой, Моне это известно, она знает все о гороскопах и подобных вещах. Но странно, что в последнее время слово «рыба» и сами рыбы появляются везде и повсюду. Гораздо чаще, чем обычно.
Прежде чем Мона успела сказать что-нибудь еще, из своей комнаты вышел Орест.
– Мы пошли гулять, мама, – сказал он.