Адюльтер

Зануда Бак приглашает меня на сцену и начинает задавать дежурные вопросы. Как банально. Я отвечаю не задумываясь, ведь меня лишь одно волнует: я должен добраться до инструмента и услышать его великолепное звучание.

Наконец-то мне предлагают сыграть.

Надеюсь, рояль содержали в хорошем состоянии. Даже одна расстроенная нота – преступление для Steinway & Sons.

Я сажусь за инструмент. Но что сыграть? Моцарт, Бетховен, Шопен – в моей голове разом всплывает добрый десяток любимых классических произведений. Вот только душа хочет петь, и, как только мои пальцы касаются клавиш, вместо Моцарта звучит грустная мелодия, которую я слушал в самолете, когда возвращался в Соединенные Штаты.

Мир перестает существовать. Вокруг образовывается непроглядная темнота. Музыка проникает мне прямо в сердце, и я становлюсь частью этого звука, частью инструмента и начинаю петь, вкладывая особый смысл в каждое слово.

This is more than just a phase, love
Shooting stars all break up
And even though it seems
like half the world away[1 - EDEN – «Wake Up» (с англ. «Проснись»).].

Меня переполняет невообразимое удовольствие. Кажется, скитаясь столько лет по миру, я, наконец, очутился в нужном месте в нужное время!

Неожиданно сквозь темноту сомкнутых глаз я замечаю яркие вспышки.

Ширма рядом с роялем наклоняется, яркие вспышки освещают женский силуэт.

Я прищуриваюсь и ощущаю, как сердце пропускает меткий удар. Пальцы застывают над клавишами. Я встаю из-за инструмента и иду к девушке, надеясь, что обознался.

– Олли?

Заглянув за ширму, я вижу ее испуганные шоколадно-карие глаза. Она приоткрывает от удивления рот, и ее бархатные губы, чей призрачный вкус проносится на моем языке, тут же смыкаются обратно. Словно молния, меня пронзают все те годы, что мы провели вместе, и я чувствую прилив гнева, осознавая, как же бездарно мы их потеряли.

Олли тяжело выдыхает, и испуг исчезает, уступая место холоду и безразличию.

Образ, оставшийся в моей памяти, образ любящей, нежной, счастливой девушки моментально разрушается. Передо мной стоит совершенно другой человек, и, судя по холодному взгляду, призраки прошлого его не тревожили.

Глава 6. Невидимка

Ллойд

Оливия разрывает наш зрительный контакт и молча уходит. Широкими шагами, придерживая фотоаппарат, она проходит мимо мистера Коллинза и бодро поднимается по лестнице к выходу.

У меня не получается взять себя в руки. Мы не чужие люди, и именно этот факт заставляет меня пойти за ней. Я срываюсь с места и спускаюсь со сцены, не сводя глаз с Оливии. Девушка прибавляет шаг, и я начинаю идти быстрее, но внизу меня уже встречает мистер Коллинз, ненавязчиво перегородив мне путь.

– Мистер Форд! – Он взмахивает кипой листов в руках. – Сейчас я передам вам сценарий и ноты. Думаю, завтра мы уже сможем отрепетировать вместе.

– Отлично, давайте, я пойду их разбирать.

По закону подлости мастер слишком долго возится с листками, и, выглядывая из-за его плеча, я вижу, как Оливия выходит из актового зала.

Давай же, шевелись, Зануда Бак!

Когда ему удается выудить ноты, я резко выхватываю их из его рук и пулей несусь к лестнице, чуть ли не перепрыгивая ступеньки. Заметив меня, Кевин поднимается и уже собирается что-то сказать, но я жестом прошу его оставаться на месте и вырываюсь в коридор. Я оглядываю студентов, но не замечаю ее.

Я преодолеваю длинный коридор за пару секунд, пробегаю лестницу и ищу ее среди толпы в холле.

– Ты что-то потерял? – Меня окликает мужской голос.

Передо мной появляется высокий, темноволосый парень. Он приближается ко мне вальяжной походкой, и с каждым шагом нелепый пучок на его голове болтается в разные стороны, точно болванчик. Парень растягивает губы в кошачьей ухмылке, а я спрашиваю:

– Не видел тут светловолосую девушку? С фотоаппаратом.

Он задумчиво поводит плечами.

– Ну, здесь ее вроде бы нет, значит, не видел.

Я чувствую, что он лжет, но у меня нет никакого желания разводить дискуссию.

Молча кивнув, я возвращаюсь в актовый зал, где меня терпеливо ждет Кевин.

– Бесполезно, Ллойд, – отрезает он, когда я забираю гитару и мы выходим из зала.

– В смысле?

– Оливия, конечно, симпатичная девушка, но у тебя ничего не получится. – Кевин вновь барабанит пальцами по лямкам рюкзака. – Ни у кого не получалось. Говорят, у нее что-то случилось, и она стала злой и скрытной. Везде ходит с Белым Кроликом.

– Случайно не с тем петухом с хвостиком на башке?

Кевин кивает, расхохотавшись. Проходящие мимо девушки с усмешкой зыркают на него и перешептываются, но, заметив мой строгий взгляд, моментально затыкаются.

Пазл в голове сходится. Как я и предполагал, этот напыщенный индюк знал о ней и даже знал, куда она делась, но ничего мне не сказал.

Отличный первый день! В глубине души я надеялся ее увидеть. Думал, что однажды мы встретимся на улице или на набережной, когда она приедет из Вашингтона, чтобы навестить своих родителей.

«Но почему она здесь?» – этот вопрос не давал мне покоя, как и тот факт, что при виде нее во мне перемешалась палитра эмоции. С одной стороны, во мне вдруг вспыхнули старые чувства, правда теперь их питала жгучая ненависть.

Оливия сильно изменилась: некогда неиссякаемый яркий огонек теплоты в ее глазах исчез. Она уже не красится так, как раньше, да и одевается проще, скрывая за джинсами и мешковатым худи свою великолепную фигуру.

Я вспоминаю, как идеально на ней сидела синяя форма чирлидеров. Как задорно вздымалась короткая юбочка, когда она репетировала с командой. Как шуршали помпоны в ее руках и то, как они падали на пол, когда я уводил ее за трибуны пустого спортивного зала. Ее бархатная кожа мгновенно вспыхивала жаром от каждого моего прикосновения. Она всегда вызывала во мне яркие эмоции. Рядом с ней всегда менялся и я.

От воспоминаний волоски на теле встают дыбом, а по коже пробегают мурашки.

– Идешь на историю музыки? – Кевин скрещивает на груди руки, чтобы перестать дергать лямки рюкзака.

– Мне нужно разобрать ноты для завтрашней репетиции. – Я не хочу признаваться Кевину, что должен побыть один. – Увидимся завтра?

Он счастливо улыбается и немного громче, чем положено, отвечает:

– Увидимся!

Кевин идет к лестнице. Внезапно со ступенек спрыгивает студент, которого я видел сегодня на занятии. Кажется, его зовут Чарли. Он специально задевает Кевина плечом, хотя тот и отошел подальше, чтобы пропустить его вперед. Я фиксирую данное действие в своей голове. Чарли еще и едкую фразочку бросает вдогонку парню.

Все мышцы в моем теле напрягаются. Чарли смеряет меня оценивающим взглядом и вразвалку выходит из университета, небрежно поправив рюкзак.

Кажется, некоторые из студентов все еще не вышли из детского возраста. Впрочем, чему удивляться? В университете, как и в школе, травят тех, кто отличается от других.