Зеленый луг смерти

– Привет, – помахала я рукой.

Но девушка не ответила – только окатила меня ледяным взглядом и продолжила тихо говорить в телефон. Мне показалось, что она занята прямой трансляцией в какой-то соцсети.

– Эй, ты оглохла? – повысил голос Локста. – Тащи свой зад сюда, хватит трепаться.

Я покраснела. Не очень-то он нежен с любимой. Если бы мой парень так со мной обращался, я бы бросила его без сожалений. Как преданная поклонница рэпера, я следила за его «Инстаграмом» и знала, что у него есть подруга – какая-то фотомодель или манекенщица. Но она так редко присутствовала в ленте, что я не сразу ее узнала, а имя и вовсе позабыла.

Девушка медленно встала, не потрудившись запахнуть халат, так что я разглядела ее получше и тут же разочаровалась: тело покрыто мощными мышцами, попа тяжеловата (хотя сейчас это модно), ноги толстые. Купальник тоже несуразный: трусики натянуты вверх почти до пупка, как в 90-х, бюстгальтер представляет собой какое-то сумбурное переплетение разных полосок ткани. Конечно, о вкусах не спорят, но мне категорически не нравятся вещи с завышенной талией: на мой взгляд, они смотрятся странновато.

– Хлоя, моя герлфренд, – небрежно представил подругу Доминик.

– Очень приятно, – пробормотала я.

Девушка презрительно посмотрела на меня, но наконец-то разлепила губы и ответила мелодичным голосом:

– Я тоже очень рада.

Да уж, она прямо-таки в восторге. Что с ее лицом? Почему оно такое застывшее? Может быть, Хлоя – адепт теории экономного расхода мимических усилий ради профилактики морщин?

– Всем привет! – раздался веселый голос, и в зал вошел симпатичный темнокожий парень в спортивном костюме, черных очках и с большой птичьей клеткой, в которой сидел попугай.

– Papi, – обратился молодой человек к рэперу. – Не возражаешь, если я оставлю Алекса у тебя до завтра? Сегодня планирую небольшую домашнюю вечеринку, обычно это предполагает много дыма, пьяные рожи и всякое свинство, я не хочу, чтоб мой друг испытывал неудобства.

Я немного удивилась, что незнакомец назвал Локсту папулей. Никогда не слышала о наличии у него сына, хотя звезды такие непредсказуемые: если верить светской хронике, у них в запасе всегда с десяток детей, о которых никто не знает.

– Que chica tan bonita, que chica tan bonita, lastima que sos muy loquita, – внезапно пропел попугай, распушив смешной красно-желтый хохолок на затылке и посмотрев на Хлою. («Какая красавица, какая красавица, жаль, что такая чокнутая» – исп.).

Я постаралась скрыть улыбку. Молодец, Алекс! Замечательное определение. Мое тихое веселье не укрылось от владельца попугая, он протянул мне руку и сказал:

– Ты говоришь по-испански? Слава Богу, как же мой язык устает от этого чертового английского! Меня зовут Джошуа. А ты, должно быть, родственница Лоры?

– Да, – ответила я. – А это моя сестра Мира.

В беседу включился Локста:

– Джошуа мне как сын, – гордо сказал он, обнимая парня. – Очень талантливый. За год он сделал блестящую карьеру комика, а ведь ему всего двадцать лет! Никаких влиятельных родственников, денег, связей – только желание работать. Джош родился в Эквадоре, а потом переехал в США и жил в районе Грин Медоуз.

– «Зеленый луг» – какое поэтичное название, – отметила Мирослава.

– Ха! Проклятое место, там ежегодно происходит несколько сотен убийств и других преступлений, – возразил рэпер.

– Ну, хватит про всякую жуть, – поморщился комик. – Я вырвался оттуда, и это главное. Приходите завтра на мой концерт, мы будем выступать вместе с Алексом.

Локста спохватился, что пора обедать, и мы прошли в светлую столовую с зеркальным потолком, среднего размера прямоугольным столом и белыми стульями на гнутых ножках. Я ожидала чего-то более масштабного, как в древнем замке. Хозяин словно услышал мои мысли и сказал:

– Это самая маленькая из столовых, моя любимая, потому что здесь уютно, и окна выходят на озеро.

– Остальные похожи на рестораны, – хихикнул Джошуа. – Там отдельные столики, барные стойки и даже сцены для артистов. Полное впечатление, что ешь не у себя дома.

За обедом мы болтали и смеялись до боли в скулах. Только Хлоя оставалась флегматичной и молчаливой. Локста относился к ней, как к дорогой безделушке, которой можно похвастаться, но не жалко потерять. Он не говорил с ней по-человечески, все сводилось к каким-то коротким командам: «подойди», «отойди», «подай», «скажи», «умолкни». Я задумалась, зачем она вообще с ним встречается? Ради денег? Но ведь модели тоже неплохо зарабатывают. Он намного старше ее, Хлое лет двадцать пять, может, чуть больше.

– Ладно, я помчался за ребятами, – весело сказал Джош и поцеловал Алекса. – Не скучай, дружок.

– Не пей много, завтра концерт! – строго напомнил Локста.

– Успокойся, papi, я не подведу, – ответил парень, обнял нас на прощание и вышел из комнаты.

Глава 3

Остаток дня прошел в длительной экскурсии по особняку рэпера. Как уроженка села, выросшая в небольшом трехкомнатном домике, я с трудом представляла, какими функциями можно наделить больше сотни разных помещений. Ну, хорошо, пусть будет пятьдесят спален для гостей, столько же ванных, несколько кухонь, пять-семь кладовок, парочка гостиных, гардеробная, кабинет. Но что еще придумать? Оказывается, у дизайнеров и архитекторов, спроектировавших виллу, фантазия работала куда лучше: здесь был и собственный кинотеатр на сто персон, и зимний сад, и бильярдная, и боулинг, и ночной клуб, и студия звукозаписи, и тренажерный зал, и библиотека, и картинная галерея.

– Невероятно! – всякий раз восклицали мы с Мирой, открывая двери в новую комнату. Демонстративная пышность интерьеров слепила глаза. Мне кажется, такой откровенный варварский намек на богатство был модным в России в 90-е годы, а затем стал моветоном. Но в среде чернокожих рэперов этот тренд не угасает. Считается, что он связан с временами расовой сегрегации в Америке, когда роскошь ассоциировалась исключительно с белыми людьми, а затем вдруг стала доступна всем.

– Кто это? – спросила Мира, увидев золотой бюст какого-то мужчины с африканскими чертами лица.

– Мой отец, – ответил Локста. – Он умер, когда мне было четырнадцать. Мать я вообще никогда не видел, даже не знаю, жива она или нет. А тут коллекция моих драгоценностей.

Просторный зал был целиком заставлен витринами с часами, браслетами, цепями, медальонами, перстнями и прочим. Несмотря на обилие бриллиантов, сапфиров, рубинов, платины, здесь не было ни одной по-настоящему красивой вещи: массивный кулон, усыпанный камнями, изображал мятую банку из-под «Кока-Колы», кольцо изогнулось в виде скомканной долларовой купюры, в одном из крупных алмазов просто просверлена неаккуратная дырка, в которую вставлен узорчатый плетеный шнурок.

– Какая прелесть, – пробормотала я из вежливости, потому что Доминик ожидал какой-нибудь реплики с нашей стороны.

– Нравится? Могу подарить, – щедро предложил рэпер.

– Нет-нет! – замахала я руками, с ужасом представив себе, что стану владелицей чудовищно неуклюжего и безумно дорогого камня. – Хватит того, что вы пригласили нас в гости и пожертвовали временем, чтобы показать дом.

– Какая-то сверхчеловеческая скромность, – фыркнул Локста. – Или ты просто не поняла, сколько он стоит?

– Наверняка очень много, – осторожно сказала я. – И поэтому я не могу взять такую вещь. Если каждый визитер унесет что-то с собой, то вы лишитесь прекрасной коллекции.

Рэпер расхохотался.

– Я подарил такой же алмаз Джошу, и он принес ему удачу. Бери, не стесняйся.

И хозяин вложил в мою руку блестящий булыжник. Мира хихикнула, но тут же сама стала обладательницей пузатой золотой шкатулки.

– Если процесс дарения окончен, то предлагаю идти спать, – зевнула Лора. – Уже очень поздно.

Мы побрели по бесконечным галереям к спальням, и я услышала жалобное бормотание:

– Estoy tan solo, tan triste. («Я так одинок, мне так грустно» – исп.)

– Кто там? – насторожилась сестра.

– Алекс! – догадалась я. – Бедная птичка, он остался совсем один в холле. Можно я возьму его в свою комнату, чтобы попугайчик не скучал?

– Конечно, – пожал плечами Локста. – Но он большой хитрец, умеет прикинуться несчастным.

Я схватила тяжелую клетку и зашагала с ней по лестнице, приговаривая: