Громовое колесо. Золотое перо

– А ты б не улепетывал? – я чувствовала себя полной дурой и не поднимала глаз.

– Будь на месте твоем – еще как бы! – со всей возможной искренностью согласился Леший.

Хлопнула дверь. Сокол, уже в одежде и кольчуге дружинного, принес скомканный тюк византийских нарядов и швырнул их в очаг. Вверх взметнулись искры.

– Княжество не спали, – буркнул Леший. – Зима уж близко.

Сокол не ответил – он явно был не в духе. Неужели он тоже злится из-за меня?

– Леший, – тихо попросила я. – Пусть Сокол меня стукнет наконец. Может, ему полегчает.

– Успеет, – недовольно откликнулся знахарь. – Лишь когда я позволю.

Лучник бросил на побратима осуждающий взгляд и так же молча вышел в дождь. Я загрустила.

– Сокол злится на тебя справедливо, – заметил Леший. – Перепугала ты нас знатно. Помысли, что еще князь скажет.

– Он знает?

– Князя еще нет в Новограде. Задержался он в пути, Сокола гонцом прислал и часть дружины с ним. Они аккурат мимо селения проезжали. Там их Мила встретила да поведала, что с нами приключилось. Дружинные разбойников перебили – тех, кто внутри селения оставался в засаде – освободили поселенцев да меня заодно, а после уже мы с Соколом по следам отыскали тех, кто за тобой в погоню убег. И потолковали с ними душевно. Не сразу нам удалось все вызнать, Волянду в пыточную волочь пришлось. Верещал он, что свин подзаборный, – хазарин поморщился от неприятных воспоминаний.

– Ну не отрубит же Рарог тебе голову из-за меня?

Леший бросил на меня осуждающий взгляд:

– Я в ответе за то, что содеял, и князю о том поведаю, едва он вернется. Что порешит, безропотно приму. А вот как он тебя по головке погладит за бездумную выходку?

– Может, не скажем брату?

– Не скажем? – едко заметил неслышно вернувшийся в избу Сокол. С его плаща и кольчуги ручейками сбегала вода. – Молвишь Рарогу, будто о лавку стукнулась? И кто ж тебя, княжна, столь лепо врать научил?

– Я ради вас же…

– А нам надобна ли твоя защита?

– Брат, остынь! – сурово проговорил Леший, но тут вскинулась уже я.

– Так я, значит, вру все время, да?! Это я тебе и про Бабая наврала?! Хочешь, прямо сейчас докажу, кто прав?

– Ольга!!! – Леший первым догадался, что я имею в виду, и так рявкнул, что посуда подпрыгнула, а перепуганная хозяйка избы, и так сидевшая в дальнем углу, вылетела за дверь. – Ты что плетешь?!

А что, идея, конечно, плохая, но не такая уж и идиотская, если подумать. Нет, все же идиотская… А если…

– Коли еще раз повторишь подобное, – до ужаса ровно произнес Сокол, вслед за побратимом сложивший два и два, – ты от меня боле ни слова не услышишь.

– А теперь я их слышу много?!

Леший положил мне на плечо тяжелую руку.

– Охолонись уже, – строго произнес он. – Хватит двух глупостей на два дня. Вот, глотни, легче станет.

Я послушалась и едва не задохнулась от едкого вязкого напитка.

– Что это т… такое? – меня мягко откинуло на лавку, в голове заклубился туман.

Леший не ответил, а вместо того быстро, коротко и точно полоснул по ссадине ножом. Я вздрогнула от резкой боли, но та скоро пошла на убыль, да и голова стала болеть все меньше и меньше.

– Легче тебе? Вот ведь попала ты к жадным остолопам, чуть княжну не уморили. А надо-то было всего-навсего вовремя рану промыть.

– От них дождешься, – я крепко зажмурилась, чтобы не видеть, что это горячее течет по щеке.

– К завтрему про боль позабудешь, – пообещал Леший, аккуратно перевязывая мне голову. – Всборе заживет все, небольшой след получишь на память, не обессудь уж. А теперь спи, сил набирайся. Утром в путь пора.

– А выдрать? – пробормотала я сквозь наваливающийся сон.

– Спи уж, тебе и так довольно на сегодня, – усмехнулся Леший. – А в Новоград вернемся, я прослежу, чтоб ты дня три лежмя пролежала. Прыгать станешь, князю пожалуюсь.

– Не надо ему говорить…

– Спи, я сказал! Уж сам решу, как поступить, без девичьих капризов!

Дважды уговаривать меня не пришлось, я повернулась на бок и тут же провалилась в теплый, сладковатый дурман.

Дружинные, решив, что сморило меня на совесть, сели за стол и завели тихую беседу. Я вроде и спала, но отчего-то слышала каждое слово. Или же мне все приснилось…

– Все ж любопытно мне, – устало проговорил Леший, – ежели купец догадается, как его провели, что замыслит?

– Побыстрее поспешит из княжества убраться, жив покуда, – мрачно усмехнулся Сокол. – Купчая на княжну у меня, самоцветы – у него. Коли понял бы, что мы князю служим, говорить бы с нами не стал, но ежели уж схватил ларец, обратно его не выпустит.

– Вот собачья порода, – тяжело вздохнул Леший. – Глядишь, и к добру. Барону проболтаться не успеет.

– Барон прознает, уж поверь. И не позабудет, кто ему удружил, – с легкой улыбкой произнес Сокол словно о чем-то неважном.

– Поостерегся б ты его, – не спешил разделять беспечность побратима Леший. – Парацельс молвил, он, как и Хула, приплыл за твоей головой. А ты ему тотчас дорогу перешел, будто в насмешку.

– Парацельс желает меня в жреческой кабале навек оставить, – поморщился Сокол. – Чем оно от смерти отличается? Почто мне ему доверять?

– Но молвил-то он верно – опасность вам с Милой грозит нешуточная. А барону, гляжу, еще и Камень переписать невтерпеж. Как бы беды непоправимой не вышло. Помысли-ка, брат, ежели он поймет, кто Ольгу защищает и отчего, как поступит?

– Еще не доставало мне от барона прятаться! – рассердился лучник. – Дела мне нет до его желаний.

– Купчую-то спалишь?

– Почто? – даже удивился Сокол. – Пускай у меня хранится. Княжне в назидание и ей же в защиту. Впредь умнее будет.

– Она лишь меня и Милу уберечь хотела.

– Не должно ей так поступать, – Сокол потер лоб, прогоняя усталость. – Она – княжна и толмач ведовской. Погляди, брат, что вышло. Барон едва в холопы ее не получил. Князь разгневается и вовсе воли ей впредь не даст. Я клятву страшную нарушил, великими бедами оно грозит моей земле.