Единожды восстав

Глава 9

– Который час.

– Дай посмотрю. Уже почти половина десятого.

– Тебе не кажется, что время достаточно позднее?

– Смотря для чего.

– Ровина, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Нашей дочери давно пора быть дома.

– Думаю, у тебя нет оснований для беспокойства. Рядом с Юлитой ее тетя.

– Еще одно дитя! Да Элиса сама нуждается в присмотре!

…

– Добрый вечер, госпожа Дорвида. Как поживаете? Как здоровье вашего мужа?

– Благодарю вас, господин Ристли, у нас все хорошо. Вы, наверное, разыскиваете вашу барышню с ее очаровательной тетушкой.

– Вы не представляете, где они могли бы быть?

– Они заходили к нам сегодня днем, кажется, около пяти. Потом они собирались навестить Харизу Зальцер.

– Примите мою благодарность и разрешите откланяться.

…

– Господин Зальцер, я вас приветствую.

– А, господин Ристли, рад вас видеть! Заходите, заходите, посидим вдвоем, разопьем бутылочку.

– Благодарю вас, с большим удовольствием, но не сегодня. Я разыскиваю свою дочь. Она не у вас?

– Юлиточка? Ну да, конечно, она была у нас вместе с госпожой Гардуэй. Они посидели с часок, потом ушли вместе с нашей Харизой. Кажется, они собирались на вечер к Конованам.

…

– Господа, разрешить представить вам моего давнего приятеля, господина Хорвина. Проходите, господин Ристли, мы очень вам рады. Что вы будете пить?

– Немного бренди, больше ничего. У вас, я вижу, много народу.

– О да, как видите. К кому вы предпочли бы присоединиться? Партия в вист? Или вы хотите послушать наших певиц? Еще бренди?

– Вы очень любезны. Благодарю, бренди достаточно. Скажите, а моя свояченица, госпожа Гардуэй, она здесь? Барышня Ристли с ней?

– Да, они были здесь еще недавно. Но в настоящее время обе они нас покинули. По-моему, господин Зальцер знает, куда они собирались.

– Здравствуй, Берегонд. Как видишь, я разыскиваю Юлиту с ее тетей. Тебе что-нибудь о них известно?

– К сожалению, да, господин Хорвин. Хариза шепнула мне. Боюсь, однако, вам это не понравится.

– В чем дело?

– Они ушли с этим молодым офицером, Айтоном Дарагоном. Хариза сказала, что они собирались в подпольный игорный дом.

…

Рулетка появилась в Хардоне недавно. Мнения о новшестве сразу разделились. Люди старшего поколения относились к этой игре с опаской, они предпочитали проигрывать деньги традиционными способами. Молодежь, напротив, новое развлечение приветствовала. Поэтому, несмотря но то, что такой способ игры считался незаконным, в городе насчитывалось уже два места, где любой имел возможность попытать счастья за зеленым сукном.

Одно из этих заведений находилось в маленьком флигеле в Гусином тупике. К флигелю вела неширокая, но довольно утоптанная тропинка. Начиналась она на пустыре, что находился сразу за зданием рынка, потом проскальзывала между ветхими сараями, огибала обшарпанное здание конюшен и выводила к одноэтажному домику.

Попросив извозчика подождать, Хорвин направился к флигелю. Он миновал пустырь, обошел кучу мусора, перепрыгнул через лужу и добрался, наконец, до цели. Тусклый фонарь освещал неказистые стены, цвет которых за древностью уже нельзя было различить. Согнувшись, чтобы не задеть низкую притолоку, Хорвин вошел внутрь.

Довольно просторное помещение, куда он попал, было заполнено людьми. Посетители казино толпились рядом со стоящими вдоль стен маленькими столиками, где велась игра, и вокруг большого круглого стола в центре, представлявшего собой колесо рулетки. Когда Хорвин вошел, оно как раз замедлило свой бег и замерло, остановку его сопровождал хор радостных и разочарованных восклицаний.

Протискиваясь между зрителями, Хорвин разыскивал взглядом тех, за кем пришел. Первой на глаза ему попалась Элиса. Она сидела перед рулеточным колесом. Потом он увидел и остальных двоих. Юлита стояла чуть поодаль, Айтон Дарагон замер с ней рядом.

Остановившись, Хорвин стал наблюдать. Поддавшись вперед, Элиса напряженно следила за движением рулетки. Вот колесо вновь остановилось, и Элиса радостно вскрикнула. Высокий человек в зеленом, что управлял движением колеса, подвинул к ней выигрыш. Хорвин видел, как Айтон нагнулся к Юлите и что-то шепнул ей на ухо.

Хорвин продвинулся еще. Теперь он был совсем близко от дочери. Ему была видна ее выбившаяся прядка волос и заливавший щеки легкий румянец. Айтон, чуть повернув голову, скользнул глазами вдоль зрителей и, придвинувшись к своей спутнице ближе, по-хозяйски положил ей руку на талию. Он снова что-то шепнул ей на ухо, и румянец девушки сделался гуще.

Еще шаг, и Хорвин расслышал, о чем говорил молодой человек.

– Это совсем не страшно, – уговаривал он, склонившись к маленькому юлитиному ушку. – Стоит только начать!

Юлита покачала головой.

– Ты же видишь, многие занимаются этим. Разве тебе не хотелось бы попытать судьбу? – продолжал настаивать Айтон.

Юлита опустила голову.

– Я не смею, – шепнула она чуть слышно. – Мне кажется, это дурно.

– Кто тебе сказал такую глупость? – спросил молодой офицер, возвысив голос. – Это твой отец возражает против того, что интересно большинству?

Не отвечая, девушка склонила голову еще ниже.

Посчитав, что пора вмешаться, Хорвин продвинулся еще и остановился рядом с Элисой. Занятая рулеткой, та ничего не замечала. А вот Юлита увидела отца, и лицо ее залила смертельная бледность.

Айтон взял девушку за плечи и отодвинул ее. Теперь он стоял между нею и отцом.

– Вы всегда являетесь, чтобы разрушить чужое веселье? – с вызовом спросил молодой офицер. Улыбка, раздвинувшая его губы, была наглой.

– Пропусти меня, – сказал Хорвин. – Я забираю Юлиту.

Айтон качнул головой. Улыбка его сделалась шире.

– Элиса, – возвысил Хорвин свой голос, – прекращай игру. Вы с Юлитой идете домой.

Вокруг уже собирался кружок зрителей – посетители казино почуяли назревающий скандал. Среди них Хорвин разглядел Гэмфри Холта и Ригена Зальцера, брата Харизы.

Элиса только теперь заметила присутствие Хорвина. Не пытаясь возражать, она принялась торопливо собирать лежащие перед ней деньги. Сделав шаг в ее сторону, Айтон положил руку на сукно.

– Оставайтесь, госпожа Гардуэй, – громко произнес он. – Господин Хорвин не захочет выглядеть идиотом в глазах всех. Он не будет нарушать игру.

Элиса выглядела испуганной. Юлита стояла, прижав обе руки к щекам.

Не желая вступать в перепалку, Хорвин молча направился к дочери. Тут Айтон сделал шаг в его сторону и, как будто случайно, толкнул. Отец Юлиты качнулся, но быстро восстановил равновесие и попытался обойти молодого человека. Тот нагнулся и шепнул Хорвину на ухо:

– Убогий зануда, жалкий червяк! Напрасно ты оберегаешь свою доченьку.

И, когда Хорвин повернулся, Айтон, довершая начатое, торжествующе бросил ему в лицо:

– Я своего добьюсь! Ваша дочь будет моею!

Тогда Хорвин ударил его. Айтон отлетел, как перышко.

Не обращая больше на него внимания, Хорвин подошел к Юлите и крепко взял ее за руку выше локтя.

– Поспеши, – коротко бросил он Элисе и повлек свою дочь к выходу.

…

Они были уже снаружи, когда Айтон Дарагон настиг их и схватив Юлиту за руку. Хорвин отшвырнул молодого человека. Но уже через мгновение Айтон был перед ними снова. В неярком свете фонаря было видно, что мундир его забрызган грязью.

– Вы не уйдете! – проговорил Айтон. – Я не дам вам уйти! Спесивый баран!

На этот раз Хорвин ударил его всерьез. Теперь Айтон смог подняться не сразу. Пошатываясь, он стал перед Хорвином. Лицо его заливала кровь. Он сплюнул.

– Ублюдок! – процедил он. Вызывающая усмешка кривили его пузырящиеся кровью губы.

– Хорвин, остановись, прошу тебя!

Это сказала Элиса. Она прижимала к себе дрожащую девушку.

Но Хорвин уже ничего не воспринимал. Кровь ударила ему в голову, страсть, которая клокотала в нем и которую он привык сдерживать, вырвалась наружу. Весь гнев, что накопился за месяцы их противостояния, Хорвин обрушил на своего противника. Новый удар опрокинул Дарагона на землю. Грозно нависнув над медленно поднимающимся молодым человеком, Хорвин ждал. Айтон больше не улыбался, но взгляд его продолжал хранить упрямый вызов.

– Свинья! – пробормотал он уже неясно.

Хорвин взял молодого человека за грудки, но тут его самого схватили чьи-то руки. Айтон торжествующе вскинул голову. Его противника удерживали Гэмфри и брат Харизы.

– Смотри, Юлита! – начал Айтон. – Ты видишь…

Но больше он ничего не успел сказать. Тряхнув плечами, Хорвин с легкостью освободился. Этого Айтон не ожидал, он не отдавал себе отчета, насколько его противник силен. Впервые на его жестких чертах мелькнул страх.

Хорвин был уже близко, его дышащее гневом лицо почти соприкасалось с лицом Айтона. Приподняв молодого человека, Хорвин швырнул его с такой силой, что тот отлетел кулем, ударился спиной о стену и медленно сполз вниз. Курчавая голова его бессильно поникла, глаза закрылись.

С криком раненой чайки Юлита пронесла мимо отца и упала, закрывая собой лежащего. Тяжело дыша, Хорвин остановился над ними. Угрюмо глядя покрытую грязными разводами стену, он слушал, как рядом всхлипывает Элиса.

Глава 10

Дверь своего дома Хорвин открыл с тяжелым сердцем. Ровина встретила его в прихожей. Не сговариваясь, они сразу прошли коридор насквозь, вышли в сад и неторопливо двинулись по садовой дорожке.

Глаза Ровины смотрели с тревогой.

– Обойдется, – ответил он на ее невысказанный вопрос. – Сильные ушибы. Несколько дней ему придется отлеживаться.

– Ты видел его?

– Нет, я говорил с доктором.

– Бедный мальчик, – вздохнула Ровина.

Хорвин остановился.

– Ты его уже жалеешь?

– Конечно, жалею, – отозвалась она. – Я хорошо представляю, каково тому, на кого обрушился твой гнев.

На этот раз вздохнул Хорвин.

– Как Юлита? – спросил он осторожно.

– Заперлась в своей комнате, – сказала ему жена. – Никого не хочет видеть.

Хорвин еще раз вздохнул.

– А Элиса? – поинтересовался он чуть погодя.

– Элиса быстро собралась и уехала. Она возвращается в Кардаполь.

– Вот как… – задумчиво пробормотал Хорвин. – Значит, спешно собралась и уехала…

Дойдя до конца сада, они повернули назад. Летнее солнце веселыми зайчиками играло на листве яблонь. От нагретой земли шел теплый дух.

Ровина повернулась к мужу. Глаза ее были печальны.

– Я не хотела говорить этого, но… Ты понимаешь, что ты натворил? Ты же собственными руками толкнул ее к Дарагону.

Остановившись, Хорвин сжал тонкие ладони жены.

– Ох, Ровинушка! – выдохнул он. – Не трави хоть ты мне душу!

Ясные серые глаза смотрели на него.

– Вечный ты мой страдалец, – ласково сказала Ровина. – Опять мучаешься, что не сдержался.

– Да, мучаюсь, – согласился Хорвин. – Казалось, уже не юнец, пора бы научиться удерживать свои порывы. А вот попадется такой, наглый и бесцеремонный, считающий, что ему все дозволено, и я выхожу из себя…

– На этот раз тебя можно понять, – сказала Ровина. – Ведь ты тревожился из-за нашей дочери.

– Ты понять можешь, – вздохнул он. – А вот поймет ли Юлита?

…

Он тихонько постучал в дверь юлитиной комнаты и прислушался. Тонкий голос дочери что-то прошелестел в ответ. Хорвин осторожно толкнул дверь.

Стараясь не шуметь, он вошел. Остановившись у порога, Хорвин задумчиво осматривался. Он вспоминал как, много лет назад, они с Ровиной устраивали здесь детскую. Как подбирали мебель, как Ровина радовалась каждой покупке, как умилялась, разглядывая уютную колыбельку, крошечные столик со стульчиком, детские полочки. Она старалась, чтобы комната смотрелась уютно, выбирала подходящую обивку для мебели, покрывала и занавеси. Малышу, для которого все это готовилось, не суждено было придти в мир, но потом здесь поселилась Юлита, и радость наполнила пустующую комнату.

Юлита росла, и комната росла вместе с нею. Давно уже вынесены первые столик со стульчиком, кроватка заменена на большую, исчезли старые игрушки, появились вещи, нужные девушке: туалетный столик, гардероб, полка с книгами. Сменились обои, ковер, занавеси на окнах. Но комната по-прежнему оставалась самой уютной, самой светлой, самой милой в их доме.

Ее хозяйка сидела, понурившись, возле столика, за которым любила заниматься шитьем. И сейчас перед ней лежала начатая вышивка. Но Юлита к ней не прикасалась, мысли ее были далеко.

Вздохнув, Хорвин произнес:

– Юлита, доченька моя, я думаю, нам надо объясниться.

Юлита подняла свои большие черные глаза. Хорвин чуть вздрогнул и подобрался. Нечто новое почудилось ему в этом печальном взгляде исподлобья.

– Что мне нужно говорить? – тихо спросила Юлита.

– Тебе… – отозвался Хорвин. – Наверное, ничего… Объясниться, скорее, нужно мне. Я должен сказать, что вчера был не прав, я обязан был сохранять контроль над собой. Но меня вывело из себя…

– Ах, прошу, не надо! – вырвалось у Юлиты.

– Что ты хочешь сказать? – недоуменно спросил он. Его изумило, что дочь решилась прервать его.

– Я не хочу снова слышать, как нехорош мой избранник, – сказала Юлита. – Я уже достаточно слышала об этом, а вчера увидела… Увидела, каков на самом деле ты сам…

Почва ушла у него из-под ног…

– Юлита… – пробормотал Хорвин измученно. – Если бы я мог объяснить…

– Мне не надо ничего объяснять, – ответила она быстро. – Теперь я все понимаю сама. Теперь я знаю…

Он больше ничего не спрашивал. Он ждал продолжения…

– Я знаю, почему ты меня не любишь, – сказала дочь.

Повисло молчание.

– Так почему же, – выдохнул, наконец, Хорвин, заранее зная ответ.

– Ты меня не любишь, – сказала Юлита, – потому что я – не твоя дочь.

Машинально Хорвин поднес руку к груди. Он знал, давно знал, что придет время, и Юлита бросит ему в лицо эти суровые слова. И вот этот миг настал, и он не почувствовал ничего, кроме тягучей тоски и злости.

Злости на Элису. Она все же не сдержалась… Не сдержалась, наговорила девочке и сбежала в Кардаполь. Убежала подальше от него, Хорвина, убежала от его гнева.

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы овладеть собой, Хорвин проговорил:

– Так что тебе сказала Элиса?

Юлита подняла голову.

– Она рассказала мне, что была одна, когда я появилась на свет, и не могла растить меня сама. А вы с Ровиной согласились меня принять, потому что своих детей у вас не было. И мама отдала меня, потому что понимала, что так будет лучше.

Хорвин перевел дыхание.

– Ну что ж… – пробормотал он. – В общем, все так и было.

Он присел перед дочерью на корточки, стараясь заглянуть ей в глаза.

– Юлита, – произнес он тихо, – скажи мне… Ты же не думаешь, что я отношусь к тебе хуже только потому, что ты мне – не родная?

Юлита отвела взгляд.

– Я всегда чувствовала… – не сразу ответила она, – всегда ощущала твою отчужденность… Как будто ты смотришь на меня со стороны… Может, ты меня стыдишься? Или… Не знаю…

– Да нет же… Я… как тебе объяснить…

– Скажи, а со своим родным ребенком ты бы держал себя также? – спросила Юлита.

Хорвин выпрямился.

– Не знаю… – не сразу ответил он. – Не могу тебе сказать… У меня никогда не было своего ребенка…

Взгляд его блуждал поверх головы дочери. «Какой странный разговор, – думал он. – Мы никогда не говорили с ней так, и никогда она не смотрела на меня таким строгим, оценивающим взглядом».

Он снова присел перед ней.

– Юлита, скажи, – спросил Хорвин осторожно, – а мама… Ровина… Ее ты тоже ощущаешь чужой?

И тут улыбка осветила юлитино лицо.

– Ну что ты… – сказала она. – Мама всегда была мне мамой, и не важно, кто она на самом деле.

…

Юлита торопливо шла, почти бежала. Темные прядки волос падали ей на лоб, лицо раскраснелось, грудь высоко вздымалась. Она спешила к Айтону Дарагону. Ей необходимо было поговорить с ним.

Вот уже три дня, как она носила в груди свою тайну. Ей нужен был человек, который помог бы ей разобраться. Элиса была далеко, отец ее доверие утратил, а говорить с матерью она не смела. Хорвин взял с Юлиты слово, что она не будет расстраивать мать.

Оставался только он, ее возлюбленный.

Юлита свернула на улицу Оружейников и, переводя дух, остановилась перед серым трехэтажным домом. Владевший ей пыл утих, она вдруг осознала, что прежде к Айтону ее сопровождали подруги или тетушка. Теперь впервые ей предстоит остаться с молодым человеком наедине. Ее охватило сомнение.

Но к кому же ей обратиться? Она не могла раскрыть свое знание кому угодно. Айтону могла. Человеку, который не один месяц занимал ее мысли, могла. Он умел хранить тайны. Юлита знала это.

И девушка преодолела владевший ею страх и вошла в дом.

Айтон лежал на диване и играл в карты с Гэмфри Холтом. Он был полуодет, ноги прикрывал темный плед. Серые глаза его при виде робко входящей в комнату Юлиты вспыхнули торжествующим огнем.

Не глядя, он кинул карты на стол.

– Я – пас. Считай, что ты выиграл.

Оглянувшись, Гэмфри понял причину этой уступчивости и стал прощаться. Айтон снял небрежно брошенный на спинку дивана мундир и накинул его на плечи. Лицо его еще хранило следы побоев, но движения были уверенными.

Юлита тихонько присела на краешек стула.

– Здравствуй. Видишь, я пришла… – шепнула она несмело. – Как твое здоровье?

– Скоро буду на ногах. Все образуется. – Настроение у Айтона было хорошее, он весело улыбнулся Юлите и подмигнул приятелю.

– А… – начала Юлита и замолкла. Смутившись, она оглянулась на уже стоящего в дверях Гэмфри. Тот отвесил прощальный поклон и вышел. Юлита подождала, пока дверь за ним закроется, и только тогда тихонько произнесла:

– Там, в казино… тебе пришлось очень плохо? – голос ее дрожал.

– Не будем об этом… – быстро сказал Айтон. – Все уже позади.

Лицо его сделалось серьезным. Юлита смотрела на него с состраданием.

– Знаешь… для меня это было ужасно… Ведь все совершил мой отец! Хотя… – запнувшись, она опустила голову.

Айтон бросил на нее быстрый взгляд. Настрой девушки имел для него решающее значение, ради него он подставил свою голову под кулаки Хорвина.

– Твой отец обошелся со мной довольно жестоко, – сказал он осторожно.

Юлита с готовностью кивнула. Видя, что девушка на его стороне, Айтон продолжал:

– Твой отец был беспощаден. На какой-то миг мне показалось, что он меня уничтожит…

И Юлита решилась.

– Послушай, – осторожно сказала она. – Мне есть, что рассказать тебе.

Ее серьезный вид подсказал Айтону, что сейчас он услышит нечто важное. Он напряженно выпрямился:

– Говори!

Юлита опустила взгляд.

– Понимаешь… – проговорила она, запинаясь, – совсем недавно я узнала… что мой отец… что господин Хорвин… Что он вовсе не отец мне!

Откинувшись на спинку дивана, Айтон присвистнул. Этого он не ожидал.

– Вот так поворотец… – пробормотал он. – И как же это получилось?

Лицо Юлиты залила краска.

– Просто оказалось… Я – приемная дочь.

– Подожди-ка! – произнес он, соображая, – Тогда и госпожа Ровина – тебе не родная мать.

Девушка замялась:

– Да, но… Это не совсем так. Это нелегко объяснить… Просто они поменялись ролями. Моя мама и тетушка. Тетушка на самом деле мне мать, а мать – мне тетушка. Но это все не имеет значения. Они мне обе, как мать. Понимаешь?

Айтон покачал головой:

– Если честно, с трудом. Но главное я, кажется, уловил.

Прикрыв глаза, он напряженно размышлял. Вся эта история пришлась очень кстати. Ею надо воспользоваться. Юлита сейчас в подходящем настроении… Она будет послушна его воле.

…

Не поднимая глаз, чтобы скрыть зажегшейся в них опасный огонек, Айтон сел. Замысел сложился перед его мысленным взором.

Он велел девушке подать свечу. Юлита поднесла.

– Настало время нам объясниться! – Запалив пламя, Айтон зажал свечку в руке. – Теперь ты знаешь, кто на самом деле человек, которого ты считала своим отцом. Ты больше не будешь его слушать. Ты будешь слушать меня.

Большие черные глаза девушки смотрели на него. Он продолжал:

– Скажи мне… Ты меня любишь?

Юлита смущенно опустила взгляд.

– Если ты меня любишь, если ты меня действительно любишь, ты сделаешь все, что я попрошу? Все, что угодно?

Не поднимая глаз, Юлита чуть заметно кивнула. Лицо ее залила краска.

– Хорошо. – Айтон нагнул голову. – Хорошо. Но я хочу убедиться, что ты действительно способна на преданную любовь. Что ради меня ты пойдешь на что угодно. Ты выполнишь мою любую просьбу. Ты слушаешь меня?

Она опять кивнула.

– Ты обещаешь мне, что сделаешь все, что я попрошу?

Еще один кивок.

– Прекрасно! – Глаза его зажглись стальным блеском. – Тогда протяни мне руку.

Юлита робко подала ему раскрытую ладонь. Айтон сжал ее запястье.

– Слушай меня! Слушай внимательно! – Взгляд его сверлил девушку. – Ты обещала выполнить все, что бы я ни попросил? Отвечай!

Она тихо шепнула:

– Да…

– Тогда… – он жестко сжал ей руку, – тогда… ты положишь свою ладонь… эту нежную и хрупкую ладонь… на огонь!

Продолжая удерживать ее руку, он смотрел на девушку из-под приспущенных век. Он следил за ее реакцией.

Юлиту била дрожь.

Айтон тряхнул ее руку.

– Так ты сделаешь это?

Она поникла головой.

– Ты меня любишь? – настойчиво вопрошал он. – Ты выполнишь свое обещание?

Юлита опустила голову. Одинокая слезинка показалась в уголке глаза.

Ее возлюбленный был неумолим.

– Я жду! – напомнил он. – Помни, ты обещала.

Ее губы шевельнулись. Он живо нагнулся к ней.

– Что? Не слышу! Говори громче!

– Прошу тебя! Я не смогу…

Айтон выпрямился и отшвырнул ее руку.

– Тогда не говори мне о любви, – бросил он резко.

Слезы потекли уже одна за другой. Юлита подняла голову.

– Я попробую… – шепнула он еле слышно. – Я попытаюсь…

Жестко прищурившись, Айтон протянул свечу к ней. Юлита осторожно подняла руку и задержала ее над пламенем. Ладонь ее заметно дрожала. Медленно она стала опускать руку к желтому огоньку.

Когда огонь был совсем близко, Айтон накрыл ее ладонь своей.

– Не надо! – быстро произнес он. – Остановись! – Теперь его голос звучал почти ласково. – Я не хочу причинить тебе боль. Я только должен был проверить тебя.

Глаза Юлиты казались огромными. Айтон напряженно смотрел на нее. Дрожащие губы ее начали складываться в благодарную улыбку.

И тогда он сказал главное.

– Не надо делать то, о чем я просил. Ты сделаешь другое… Слушай меня внимательно!

Глава 11

Воскресенская церковь стояла в стороне от проезжих дорог. Небольшая, однокупольная, сложенная из потемневших от времени тесаных бревен, она выглядела скромно. Прихожан у этой церквушки было немного, лишь кое-кто из бедняков, ютившихся в расположенных по соседству лачугах, изредка заглядывал сюда, да воспитанники стоящего рядом детского приюта приходили на утреннюю службу.

Хорвин быстрым взглядом окинул окрестности. Рядом со зданием церкви росло несколько кустов можжевельника, позади жались два убогих строения. Но ни среди них, ни на ведущей к церкви дороге в этот ранний час не было видно ни души. Служка, только что открывший двери церковного здания специально, чтобы впустить дочь Хорвина, уже ушел, а больше в церковь никто не заходил. Юлита должна была быть в храме одна.

Уже несколько дней, наблюдая за дочерью, Хорвин подмечал владевшее ею волнение. Она пыталась укрыть свои чувства от внимательных взглядов родителей, но они выдавали себя то томительной бледностью, то окрашивающим щеки внезапным румянцем, то едва заметной дрожью голоса. В последний вечер Хорвин явно ощутил, что возбуждение дочери достигло апогея. Она уже не могла скрывать бившую ее дрожь.