когда посредине болота
Ириша моя запоёт,
Ириша моя закурлычет –
ну что там твои журавли! –
без пропусков и без кавычек
болотные песни свои.
И больше такого полёта
нигде не подсмотрите вы…
Не диво ли? Живы болота
под боком у самой Москвы!
«Кто это там, среди могил…»
Памяти Николая Рубцова
Кто это там, среди могил,
во тьме неодолимой
звериным голосом завыл
о матушке родимой?
Кто вспомнил милости её,
половички простые?
Оплакал детство кто своё
среди болот России?
Кто жил, гуляка и босяк,
среди Москвы холёной
да и пропал незнамо как –
от рук своей гулёны?
Кто этот жалкий… этот бред…
всегда для всех неправый?
– Не сумасшедший. А Поэт.
В пяти шагах от славы.
Одинокий всадник
Хвойный и ольховый,
свежий, сквозняковый
лес какой-то лисий,
просветленный весь.
Это дивный мастер,
это Дионисий
красками святыми
поработал здесь.
Яблонька сухая
на холме плечистом.
Жизнь бесповоротна.
Но витает дух!
Всадник одинокий
скачет в поле чистом…
Конник ли небесный?
Колька ли пастух?
Прошение
Как просто не заметить, что возлюблен
стыдливой незатейливой душой.
Как просто думать, что невзрачный угол –
большой и светлый, и до смерти твой.
Как просто примоститься посерёдке
таких же полуголых королей;
молиться водке, ездить в отпуск к тётке
и похваляться, кто кого… голей.
Нет проще, Небо, этой простоты.
Так почему же нищей этой дани
ты не протянешь всем в широкой длани?
Так грубо почему с иными шутишь ты?
Не просто им стоять в гремучем хоре.
Не просто – просто слушать и кивать.
Не просто в счастье и не просто в горе,
и сыновей не просто наковать.
…Подумай только – экие уроды!
Какой с них прок – зачем таких пасти?
По случаю сияющей погоды
прости ты, Небо, их и упрости!
«Какое-то другое тесто…»
Какое-то другое тесто…
с примесом дикости и чуда.
Ему в лоханке общей тесно.
Оно чуть что – ползет оттуда.
Оно выламывает крышку
иль даже стенку у лоханки
и на свободе гордо дышит
на все возможности дыхалки.
Потом его сгребут и шмякнут,
сомнут под брань домохозяйки.
Но это после ребра крякнут,
и натуго закрутят гайки.