– Вообще-то бобы и так почти наполовину состоят из жира. Это при обработке разделяют масло и порошок, – поспешил исправить её Сергей. Сам он уже давно перекусил и сидел за бумагами.

– Хорошо, – согласилась женщина, – В чём же тогда проблема?

– Жадничают! – как всегда, внезапно встрял в разговор Александр, – Кладут вместо яиц яичный порошок, вместо масла – маргарин, да и то, наверняка меньше, чем нужно.

– Вот оно что! – поддержала Евгения, – Вроде бы, прогресс продолжается, а у нас до сих пор всё по Щедрину: пьют и воруют…

Сергей, вздохнув, опять отвлёкся от бумаг. Он привык работать под шум досужих разговоров, но не мог терпеть одного: когда люди заблуждаются и вводят в заблуждение других.

– Между прочим, существует вполне конкретный ГОСТ, по которому повара готовят. Есть у них и технологические карты, где чётко прописано, сколько и чего идёт в блюдо. Этот процесс контролируется. Так что жадность тут совершенно ни при чём, – разговор тут же стих, как пристыженный, и Сергей воспользовался паузой, – Коллеги, вы лучше скажите мне вот что: остались ли где-нибудь записи об используемом топливе? В моих отчётах нет никакой информации.

– А что тут думать, возьмём дейтерий и тритий. Сильно нагревать не придётся, и выход энергии будет значительный. Годами проверенный способ! – нашёлся Александр.

– Проверенный настолько, что всем известно о его низкой эффективности, – усмехнулся Сергей, – Давай не будем гадать. Женя, можешь узнать в архиве, есть ли всё-таки хоть какие-нибудь упоминания?

Расчётчица кивнула и набрала какой-то номер на клавиатуре. Из устройства величиной со спичечный коробок, прикреплённого на корпус моноблока, полились голубоватые лучи, вскоре сложившиеся во внушительный бюст работницы архива.

– Про топливо у нас ни слова, – ответила она, выслушав вопрос, – Сами же знаете, серверы уничтожены пожаром, по крупицам собираем всё, что осталось. Но если понадобятся работы до 2030 года, то они в бумажном виде, в библиотеке.

Голограмма погасла, а Сергей уже писал записку с запросом на доступ к необходимой литературе. Оглядевшись вокруг, чтобы выбрать, кого отправить в храм тишины и знаний, он остановился на парнишке, который вместе с Викторией скромно сидел в углу и безмолвно наблюдал за происходящим.

– О, молодёжь! – обратился инженер, протягивая записку, – Сбегай-ка до библиотеки, возьми для меня пару книжек.

– Хорошо! – ответил тот и убежал.

– Да-а-а, – протянула Виктория голосом жёстким, как треск сухих брёвен в костре, когда прошло пару минут, – Ничего ему от отца не досталось. Просто мальчик на побегушках.

– А чей он сын? – спросил Сергей, видя, что остальные уже в курсе, о чём идёт речь.

– Мишутка-то? А вот кто тут главным был, того и сын. Льва Всеволодовича. Суровый мужик был! Даже за глаза про него только хорошее старались говорить, так боялись. Характер стальной, амбиций море – вот уж кто всегда знал, что должен стоять выше всех. И, как ни странно, заслуженно: говорят, гении раз в сто лет рождаются, так вот, это как раз его случай. Он следующий, после Курчатова.

– Наверное, сына-то сразу инженером взяли? – высказал догадку Сергей.

– Не-а. Говорю же, суровый был папаша. Он его после института сюда на завод устроил, простым рабочим, хотя у Мишутки красный диплом был. Хотел, чтобы он весь путь прошёл, узнал цикл производства, набрался опыта. Через год только разрешил в лаборанты перейти, и то потому, что цеховые вступились: у мальчишки мозги золотые, а он гайки крутит. В общем, смягчился тогда Лев Всеволодович, даже инженером сделать обещал, если сын себя проявит. А теперь что – взлетел на воздух вместе с установкой, и воспитание коту под хвост… Собственно, я вам это с самого начала должна была рассказать по инструкции, но не при мальчишке же.

– А что этот Мишутка в нашей группе-то делает? Тем более, когда в семье такая трагедия.

– Я тоже могу быть полезным! – никто не заметил, как парнишка вернулся, и всем присутствующим стало неловко, – Тем более, что мозги у меня теперь не золотые, а вообще бесценные.

Он приподнял длинную прядь русых волос и показал выбритое, заклеенное пластырем место чуть выше виска. Окружающие застыли, не в силах отвести взгляд. Такие вещи всё ещё были в диковинку.

– Мне вживили папин чип. Он сохранился во время взрыва, хотя и немного оплавился. Это вам не какой-нибудь допотопный «Нейролинк» – он хранит все воспоминания. С его помощью папа посылал сигналы на панель управления. Врачи сказали, что у меня есть шанс всё это повторить, ведь генетически я к отцу ближе всех…

– Книги-то принёс, киборг? – прервал его Сергей.

– Да, конечно. Возьмите, – он протянул несколько потрёпанных томов и сел обратно в угол, слегка сконфуженный и уже жалеющий о том, что начал говорить.

– Помню, у нас в отделе тоже один себе чип поставил, – вспомнил пожилой физик, – Кучу денег заплатил, собирался воспоминания хранить. Пару недель с операции прошло – а у него вокруг рубца воспаление началось. Хирург сказал – реакция глиальных клеток на имплант. В итоге сигнал от чипа пропал, а потом и сама эта штуковина перегрелась и взорвалась…

– Александр Павлович! – взвизгнула Евгения, – Разве можно такое рассказывать?!

– А что такого? Это правда.

Все взгляды опять невольно устремились на парнишку, заметно съёжившегося и побледневшего. Похоже, его смелые высказывания были следствием не смелости, а желания ей обладать. Увидев, что его пристально изучают, Мишутка не выдержал и поспешил покинуть кабинет. Виктория удалилась вслед за ним, а остальные вернулись к своим делам. Сергей невольно отметил, что сочувствует Мишутке: будучи тоже сыном знаменитого изобретателя, он с детства ощущал тяжесть возложенных на него надежд. А с приходом на инженерную должность – ещё и груз не самых выгодных поначалу сравнений. Ему пришлось приложить много усилий – гораздо больше, чем иным, – чтобы доказать свою компетентность. Но всё же тень отца всю жизнь неотступно следовала за ним.

К вечеру работники науки разошлись по домам. В опустевшем здании, медленно проглатываемом, как удавом, серыми сумерками, остался только Сергей. Он предусмотрительно забрал с собой из гостиницы чемодан с вещами, решив, что, если уж работать, то без помех и лишних отвлекающих действий. Инженер доел оставленный с обеда бутерброд со сладкой бобовой пастой, не отрываясь при этом от чтения. Перед глазами мелькало огромное количество информации – имена, даты, таблицы, описания, – но только не то, что нужно. Это вовсе не раздражало его, напротив, только подзадоривало искать детали, вчитываться между строк. Он так и просидел всю ночь, не отрываясь от книг, и удивился, когда кто-то выключил его настольную лампу.

Сергей протёр уставшие глаза – это была Евгения. Она пришла на работу первой, раздвинула шторы и не преминула возмутиться обнаруженному непорядку.

– Вы что, с вечера так просидели? Совсем себя не бережёте! И как только ваша жена такое терпит?

– У меня нет жены.

– Почему?

Это была запретная тема. Евгения даже не догадывалась, на какой тонкий лёд ступила.

– Потому что никто не должен заключать брак в обязательном порядке, – выдал Сергей заученную, тысячекратно повторённую фразу, – Кому-то надо и наукой заниматься.

– Так ведь можно же совмещать! – не унималась поборница справедливости, член профсоюза купидонов и расчётчица по совместительству.

– Раз можно – будем совмещать. Сделай-ка мне рассчёты по дейтерию – тритию, гелию-3 – бору-11, дейтерию – гелию-3… И давай ещё по дейтериевому монотопливу – просто хочется посмотреть, что получится, на перспективу.

Лёд треснул. Евгения как стояла, зажав в руке штору, так и замерла, соображая: это шутка такая или действительно задание? По лицу Сергея прочесть ответ было никак нельзя: он даже говорил, не отрываясь от бумаг, не глядя на собеседника, – привычка, ужасная в социальном смысле, но практически полезная в работе.

– Я бы рекомендовал тебе начать полчаса назад, потому что мы уже отстаём от графика, – спокойно пробубнил он, не изменив положения.

Это замечание вывело расчётчицу из оцепенения, и она молча – явно демонстрируя, что обижена – села и принялась за работу. Спустя пару недель по институту расползётся сплетня о том, что в далёкой юности Сергея жестоко унизила дама сердца, после чего он стал предубеждён насчёт всех женщин вообще, но это будет далеко от истины. Надо сказать, с женщинами Сергею не везло изначально: ни одна из них не могла дослушать до конца любое его рассуждение, не говоря уже о том, чтобы понять и поддержать разговор. Одна за другой прекрасные студентки физфака подтверждали унылые гендерные стереотипы. Почти все они стремились поскорее выйти замуж, а в узкий кружок интересов часто не входила даже физика. Но на любого Шерлока найдётся своя Ирэн Адлер, и в этом смысле Сергей не был исключением. Впрочем, если выражаться физическими терминами, синтеза любовных ядер не произошло – только обычное расщепление с выделением такого количества радиоактивных частиц, что сердце Сергея до сих пор являлось покрытой пеплом зоной отчуждения.

Постепенно кабинет наполнился работниками: подошёл Александр, поделившийся свежими соображениями, затем появился Мишутка с Викторией. Парень с порога направился к Сергею и робко заметил:

– Вы напрасно тратите время, в этих книгах ведь нет ничего про топливо.

– С чего ты взял?

– Я, пока нёс, посмотрел в конце указатель терминов. Там на «т» только «термоядерный».

– Указатель! – хмыкнул Сергей, – В нём, может, и нет. Зато по тексту нет-нет, да и появится намёк. Смотри, вот тут, например, в биографической сноске.

– Сотрудник, занимался вопросами физзащиты, – прочитал вслух Мишутка, – работал над исследованием радиоактивного загрязнения. И что это нам даёт?

– А то, что в установке вряд ли использовали дейтерий – гелий-3, потому что эта реакция, в отличие от многих других, как раз чистая, не даёт нейтронного выхода.

– Значит, и реакцию с дейтериевым монотопливом тоже можно исключить, – добавил Александр.

– То есть, их можно не считать? – обрадовалась Евгения.

– Спокойнее, коллеги! – осадил их Сергей, – Если вы не забыли, в реакции с монотопливом может образоваться тритий, который среагирует с дейтерием и станет источником радиации. К тому же, это старая книга, и многое могло поменяться. Так что, не отвлекайся, Женя. Считай.

Скорчив обиженную мину, она вернулась к расчётам и стала проговаривать цифры вслух: чтобы ничего не перепутать и показать, какой непомерно большой объём работы ей достался. Сергей уже привык к любым ухищрениям и манипуляциям коллег, поэтому не обращал на это внимания. Мишутка ушёл к панели управления в надежде увидеть отцовские воспоминания и наладить взаимодействие с механизмом, а два инженера остались думать над оставшимися вопросами.

Сергей уже предполагал, какие результаты получатся у Евгении, поэтому пытался продумать следующий шаг и определить размер мишени. Гармония пропорции ускользала: при небольшом размере повышались требования к точности наведения лазерных пучков, при большом – оказывалось слишком мало места для правильной работы установки. В этих тщетных попытках поиска идеального соотношения размеров прошёл целый день. Члены рабочей группы вновь разошлись, включая Евгению, которая не сказала ни слова, бросив взгляд на никуда не собирающегося коллегу.

Эта ночь после бессонной предыдущей переносилась тяжелее. Где-то к двум часам спина затекла так, что пришлось отвлечься и прогуляться по тёмным опустевшим коридорам, чтобы размяться. В нежной майской тишине со стен смотрели фотографии изобретателей, большинство из которых уже покинули этот мир. Напротив из окна виднелось изуродованное пожаром крыло. Сергей пошёл по направлению к нему, и увидел свет в одном из кабинетов в непосредственной близости от реактора. Заглянув внутрь, обнаружил панель управления и худого юношу, сгорбившегося над ней.

– Мишутка? – удивился инженер.

– Доброй ночи, Сергей Васильевич.

– Ты что тут делаешь? Почему домой не ушёл?

– А вы почему?

– Мне нужно закончить работу.

Мишутка кивнул. Несмотря на то, что он был молод, следы непривычно долгой и напряжённой работы отпечатывались на его лице.

– Как успехи? – спросил его Сергей.

– Пока неважно. Мне сегодня принесли робо-руку, подключённую к чипу, чтобы я потренировался на ней в точной передаче команд. Я стараюсь изо всех сил, но дело идёт плохо. Даже карандаш взять не могу. Смотрите.

Мишутка повернулся к столу, на котором была закреплена металлическая рука с шарнирными суставами и проводками. Юноша задумался, зажмурился, и механическая конечность пришла в движение. Рывками, неуверенно она повернулась вокруг своей оси и зависла над лежащим на столе карандашом. Мишутка покраснел, вена у него на лбу запульсировала. Ещё рывок – и пальцы зависли над простейшим инструментом инженера. Затем указательный и большой стали приближаться друг к другу, вот-вот должны были сомкнуться – Сергей замер и, казалось, даже забыл о сонливости. Но тут раздался внезапный сухой треск – две части сломанного пополам карандаша разлетелись в разные стороны. Мишутка в отчаянии ударил по столу.

– Нет, я не могу, не могу! Я как будто под анастетиком – ничего не чувствую, не получается контролировать силу нажатия. Не выйдет!

– Если продолжишь нервничать и ломать мебель, точно не выйдет, – спокойно и строго проговорил Сергей, – Давай подумаем трезво. Что у тебя в чипе?

– Электроды?

– Да, они могут считывать электрическую активность мозга. А ещё?

– Ну, не знаю… Наверное, какая-то штука, которая превращает сигналы в команды.

– Верно, устройство управления. Между ними также должно быть устройство декодирования сигнала. А вот для обеспечения обратной связи, похоже, элементов не предусмотрено. Значит, нужно её добавить, только и всего.

– То же самое, только в обратную сторону? Чтобы механизм отвечал, а я понимал, что с ним происходит?

– Именно.

– Значит, я скажу завтра, чтобы добавили! И попробую снова! Спасибо, Сергей Васильевич! Сам бы я не догадался, хотя всё лежало на поверхности…

– Не за что. И не забудь ещё про нейронную сеть – а то ведь ритмы мозга, знаешь ли, переменчивы, сложно будет сразу понимать друг друга без слов.

Мишутка сделал какой-то жест, означающий у молодёжи что-то вроде «точно» или «в яблочко», но тут же сообразил, что инженер, вероятно, тоже не понял его без слов, и снова поблагодарил.

Вскоре свет в комнате у реактора погас – юноша ушёл домой с надеждой и со спокойным сердцем.

Спустя пару дней появились первые результаты неустанной работы – предположения Сергея насчёт топлива подтвердились расчётами, и они уверенно остановились на дейерии – гелии-3. Современные методы и материалы как раз позволяли осуществить нагрев до нужной температуры, оставалось только договориться насчёт второго компонента топлива – изотопа редкого и довольно дорогостоящего. Технология всё больше напрашивалась на приставку «космическая» – теперь не только из-за иридиевого хольраума, но и из-за гелия-3 – и тот, и другой, добывались «Роскосмосом» из астероидов и лунного реголита.

Переговорами занимался Олег, но, несмотря на его твёрдую уверенность в получении финансирования, этот этап затянулся. Под вечер пятого дня начальник пришёл в кабинет и заявил, что деньги будут, но министр требует вначале подробный отчёт о ходе работ – хочет убедиться, что драгоценные ресурсы не будут потрачены впустую. В связи с этим отчёт поручили Сергею. Спокойный и никогда не отлынивавший от работы инженер был вне себя.

– Олег, ты с ума сошёл? Я должен работой заниматься, а не бумажки заполнять! У нас только наметился прогресс! Если я ввяжусь в вашу вечную бюрократию, мы только потеряем время, а его у нас и так нет, ты же знаешь!

– А если не ввяжешься, мы лишимся последнего шанса на прогресс вообще! Что я скажу министру – извините, меня не слушаются мои подчинённые? Или – простите, нам некогда перед вами отчитываться?

Сергей понял, что дело безвыходное. Он сделал над собой усилие.

– Ладно. Пусть тогда остальные пока занимаются мембраной, а я… постараюсь побыстрее.

Пару предыдущих ночей ему удалось поспать, облокотившись на стол, но теперь это вновь стало непозволительной роскошью. Воодушевление, которое всегда охватывало его во время работы, совершенно отказывало в моменты, когда приходилось заниматься бумажной волокитой. Место инженерного вдохновения заняли нервное напряжение и раздражение: быстрее, быстрее, быстрее! Отчёт получался убедительным, но отнимал слишком много сил. Сергей стойко терпел затёкшие ноги и головную боль, концентрировал всё внимание на экране и клавиатуре, и настолько забыл о себе, что в один момент осознал – он едва может дышать.

Грудь словно сдавило чем-то тяжёлым, воздух с трудом удавалось втягивать в лёгкие, напрягая мышцы и издавая громкий хрип. Астма, мучавшая его в детстве, не давала знать о себе уже много лет, но изнурительная работа истощила и ослабила и без того немолодой организм. Сергей, помогая себе руками, поднялся и смог добраться до окна, чтобы его распахнуть. В лицо подул ночной майский ветер, но и он не принёс никакого облегчения. Изо всей силы Сергей сжал руками выступ подоконника, лихорадочно соображая, есть ли у него в чемодане ингалятор. Осознание прошло по телу холодной волной мурашек: нет, его нет, последний флакон с истёкшим сроком годности полетел в мусор ещё в феврале. Мышцы свело острое чувство приближающейся смерти – так всегда бывало во время приступов, но каждый раз как впервые. Единственной фразой, которая пульсировала в голове, было: «Только не сейчас! Я ещё не закончил работу!..». Перед глазами заплясали тёмные пятна.

– Сергей Васильевич! Возьмите скорее!

Инженер обернулся: позади стоял Мишутка с испуганными круглыми глазами, протягивая ингалятор. Пара нажатий – и стало уже терпимо. Понадобилась ещё пара минут, чтобы отдышаться.

– У тебя что, тоже астма?

– Ага. Ещё с детства. Так странно: люди сейчас могут вылечить СПИД, но всё ещё страдают от обычной астмы.

– Ничего… странного, – всё ещё с небольшими паузами говорил Сергей, – У нас энергетический кризис уже… больше полувека. Давно всем ясно, что к осознанному снижению потребления люди никогда не будут готовы. Поэтому государства… постепенно снижают экологические ограничения для предприятий, желая их поддержать. А это, как видишь… отрицательно сказывается на здоровье. Особенно на нашем с тобой.

Мишутка поник. Молодёжь во все времена плохо осознаёт безвыходность ситуаций. Им хочется изменить мир к лучшему, исправить несправедливость, сделать хоть что-нибудь. Слова «никак» и «невозможно» только побуждают их к борьбе, в результате которой либо мир действительно меняется по стечению случайных обстоятельств, либо молодёжь обретает мудрость, понимая, что неосуществимость великих свершений – лишь попытка мира обратить наше внимание на не менее важные мелочи, которые находятся совсем рядом. То, что Мишутка задумался, а не ринулся на баррикады, декламируя Грету Тунберг и её последователей, уже говорит о его высоком интеллектуальном потенциале.

– А ты сам-то почему опять ночью работаешь? До сих пор не сделали тебе апгрейд чипа? – спросил Сергей, мягко отвлекая юношу от тяжёлых мыслей.

– Точно! – вспомнил тот, – Чип мне усовершенствовали. Приезжали мастера из «Заслона» – которые панель управления делали, проверили совместимость, сказали, всё в порядке. Так что я уже приступил, и как раз зашёл за вами, чтобы показать, что получается.

– Раз получается – пошли, покажешь.

По дороге Мишутка делился впечатлениями последних дней.

– Врачи сказали: у меня теперь в голове больше четырёх тысяч электродов! Сотня нитей размером всего в пару микрон! С таким-то устройством у нас точно всё получится! Я наведу лазеры с точностью не то что до макро – до нанометра!

– Посмотрим… А что с воспоминаниями? Появились уже какие-нибудь?

– Да… Только не те, что нужно. На самом деле они были с самого первого дня, просто тогда я ещё не умел отличать их от своих собственных. Но однажды поймал себя на мысли: неужели у меня такие огромные ладони? Проверил и понял, что руки вовсе не мои, а отцовские.

– Помнишь что-нибудь о его последней работе?

– Чаще всего всплывают картинки о нас с мамой, об отпуске на море и ещё что-то из детства…

– А мама у тебя..?

– Я её почти не помню. Она ушла, когда мне было три. Я всегда думал: это из-за папы, оттого, что он мало её любил, всё время пропадал на работе. Но сейчас чувствую, насколько она была для него важна. Отец вспоминал её постоянно, до самого последнего дня. И обо мне он тоже всегда заботился, просто… по-своему. Когда я понял, что моё суровое воспитание давалось с трудом ему самому, стало как-то легче, что ли. Как будто отец превратился из тирана в живого человека, о котором я даже начинаю немного жалеть.

Большая майская Луна вынырнула из мутной заводи дымчатых облаков и высветила бледное юное лицо с сияющими глазами цвета голубой ели. Ещё одно свойство молодости – уязвимость этому мистическому влиянию ночи, срывающему маски, пробуждающему искренность. Оно было так заразительно – Сергей даже удивился, что всё ещё может испытывать подобное. Однако удивление его зародилось и набрало силу исключительно внутри разума, а оттуда протиснуться к эмоциям, закрытым на сотню замков, очень непросто.

– А ты помнишь сам взрыв? – спросил вдруг инженер, не сдержав любопытства.

– Нет-нет-нет! – занервничал, затараторил парень, – Пожалуйста, не напоминайте. Я очень боюсь его увидеть. Это ведь будет как видение о собственной смерти.

– Ладно, – Сергей понял, что хватил лишнего, и поспешил исправить ситуацию, – Так что ты хотел мне показать?

– Смотрите! – с гордостью повернулся он к роботизированной конечности и положил перед ней многострадальную, в нескольких местах склеенный карандаш.

Встав удобно, Мишутка слегка напрягся и сконцентрировался. Рука ожила под его взглядом, слегка пошевелила пальцами и осторожно, без резких движений подняла карандаш. Сергей уже хотел было поздравить юношу, но тот, похоже, не спешил расслабляться. Рука зажала кончик карандаша между указательным и средним пальцем, затем ловким движением перехватила его безымянным, за ним мизинцем – и, наконец, принялась жонглировать, наращивая темп. Мишутка закрыл глаза, полностью полагаясь на сигналы, посылаемые и получаемые чипом. Новые технологии позволяли буквально сделать любой механизм частью своего тела, даже если он находился на расстоянии. И наглядное доказательство этого факта выглядело крайне эффектно. Однако виртуозное жонглирование канцелярией было ещё далеко от сложной лазерной настройки.

– Ну-ну, потише, оставь свои мощности на что-то посерьёзнее, – остановил воодушевлённого юношу Сергей.

– За мощности не переживайте. У нас же в транзисторах не ваш допотопный кремний. Нитрид-галиевые технологии! Скорости в двадцать раз быстрее, чем в вашей молодости, выбросы CO2 вдвое ниже, да и вообще, доказанная работоспособность при температуре в триста градусов.

– Об этом я и говорю. Транзисторы, может, и устойчивы к высоким температурам, а твоя голова – нет. Сядь, отдохни.

Мишутка нехотя сел. Он знал, что Сергей – гениальный инженер, и ему хотелось произвести на него впечатление. Но от пожилого изобретателя не так-то просто было добиться похвалы. Сергей настолько слился со своей работой, что даже не представлял, будто её возможно делать хуже, чем на отлично. Это самой собой подразумевающееся требование предъявлялось ко всем вокруг. Из-за этого с ним мало кто по-настоящему дружил, но зато уважали все без исключения.

– Молодец, Михаил, – произнёс он вдруг, пробуя на вкус незнакомые слова.

Сергей не помнил, когда он говорил подобное в прошлый раз, и говорил ли вообще. Подчинённых за годы работы он повидал много, учеников ещё больше, но привычной реакцией на их достижения и успехи был молчаливый кивок и новое задание, уже посложнее. Инженер будто считал работу всего коллектива своей собственной и стремился сделать максимум, не упустив мельчайших деталей.

Отчего-то в голову ему пришёл урок математики в третьем классе. Учитель, пришедший на первое занятие после большого и весёлого праздника, решил дать задание на все 45 минут и спокойно отдохнуть. Он поставил на первую парту шахматную доску и попросил учеников сосчитать количество всех возможных прямоугольников на ней. Дети начали водить обратной стороной своих ручек по контуру фигур, придумывая всё больше и больше вариантов. Маленького Сергея тогда оттеснили от доски, не давая сосредоточиться, и тут ему в голову пришла идея сосчитать не все прямоугольники, а все способы расстановки вертикальных и горизонтальных линий… Решение заняло у него десять минут, что, конечно, очень огорчило преподавателя. Но виду педагог не подал, хоть и ограничился сухим «Молодец, Серёжа!».

<<1 2 3 >>

На страницу:

Перейти

2 из 3