Эффект бабочки

Настя кивнула – помнила. Помнила, как однажды сидела с папой в палате, на его кровати, и он сказал ей, что танцы – ее судьба. Она наверняка забыла бы тот разговор, будь у них после еще много бесед, та стала бы одной из, но она была последней, а потому так запомнилась.

– И в том, что врачи недоглядели – тоже не твой Глеб виноват. Понимаешь? Ты бы видела, Насть, каким он на суде сидел. Ты бы только видела…

Ася выровнялась, заглядывая в лицо бабушки. Она грустно улыбнулась.

– Наташка глупости говорит. Они не платили ни судье, ни прокурорам. Там же экспертизы проводились. Северову действительно память отшибло. Такое случается, когда мозг пытается оградиться от стресса. И на месте экспертизу проводили, установили, кто был за рулем, а кто пассажиром, мерили тормозной путь, изучали полученные травмы. Это был честный суд. И он оказался невиновным.

– Зачем тогда были эти деньги? Зачем невиновному было откупаться от нас? Почему сам не пришел? Не извинился даже… – на секунду в Настиных глазах блеснул гнев, а потом стало стыдно. Стыдно из-за того, что бабушка посмотрела с укором.

– Они не откупиться пытались, девочка моя. Отца вам вернуть не получилось бы, но хотя бы жизнь облегчить. Хотя бы так… А Наташа это кроме как откупными и не называла, и вас тому же научила. Научила ненавидеть, хотя должна была учить понимать и прощать. И он извинялся… Миллион раз извинялся, но твоя мама не готова была слышать. Настолько не готова, что даже у меня мурашки по коже шли от ее ответов, а он продолжал извиняться… Продолжал, пока Наташа не пригрозила, что если он хотя бы еще раз к ней обратится, она сделает с собой что-то, и на его руках будет кровь уже не только вашего отца, но и матери. Она тогда практически с ума сошла от горя, Настенька, если бы не вы… она действительно сделала бы с собой что-то. А Глеб твой… Ему не позавидуешь. Парню радоваться бы, что жив остался, а он корить себя будет всю жизнь. А глядя на тебя, корить станет еще больше, но ведь не может уже без тебя… Видишь, приехал. Знает, что сам же себе больно делает, а все равно приехал. Не забыл, не пропал, не спрятался, а мог бы. Приехал… потому что ты ему настолько нужна, понимаешь, девочка? Любит он тебя, дурочку. Как наш папа твою маму любил, как я дедушку, любит, Настенька. Очень.

А Настя опять расплакалась. Теперь уже из-за жалости. К маме, которая так и не смогла простить, к себе, что простить Глеба – значит причинить боль той же маме, к Глебу, который живет, так до конца и не веря, что сбил не он. Да это и не важно, он-то тоже винит в случившемся себя. И она обвинила. Его.

– Бабушка, – девушка охнула, вновь отрываясь от пахнущего пряностями плеча. Глаза – на пол лица, в них слезы, а еще нетерпенье. – Мне нужно… Идти нужно…

– Нет, Насть, ты сейчас никуда не пойдешь. Тебе нужно ночь переждать, переспать, передумать, а уж потом…

И как бы сердце ни рвалось, Настя смирилась.

Ночь была сложной, а утром девушка взяла билет до Киева, но уже не на поезд – долго ждать, а на автобус.

Ей нужно было попасть в город как можно скорее.

Бабушка проводила ее до самой двери автобуса, а потом смотрела, как он отъезжает, махала рукой и качала головой.

Вот глупая… Любит ведь. Сильно любит, а так мучила. И себя, и его. А главное, ради чего? Чтоб еще одно поколение в ненависти прожило?

Нет. Это неправильно. Они ведь не напрасно встретились. Может, как раз затем, чтоб вот так сойтись. Чтоб толкнуть Наташку в сторону прощения. Может, это сам Володя придумал?

Женщина поднесла ладонь к губам, охнула. Собственная догадка показалась ей очень уж похожей на правду. Он мог. Он у нее был именно такой. Хотя кто его знает? Может, просто так совпало?

Продолжая перебирать в голове варианты, Антонина направилась прочь с автовокзала.

Жалея лишь о том, что забыла сказать внучке – ей Глеб понравился. Можно считать, зять одобрен.

***

Имагин сидел в кабинете, ставя росчерк за росчерком.

Вчера он был еще у Настиной бабушки, а до этого сторожил у подъезда Веселовых. Сегодня же впервые появился в офисе.

Появился не заросшим и страшным, с красными глазами и в вонючей футболке, а вполне гладко выбритым и в меру адекватным.

То, что на душе – хреново, не причина подставлять людей. А забив на работу, именно это он и сделал.

Утром Глеб созвонился с отцом, успокоил, поклялся, что все хорошо, позавтракал, даже в меру плотно, спокойно сложил оставленные Настей вещи в пакет, который должен был потом отправить на ее адрес. Только чуть позже… Через пару деньков, когда надежда совсем пропадет. Надел костюм, приехал на работу.

А теперь сидел в кабинете, подписывая все то, что должен был подписать раньше. Шел четвертый час дня, обед позади, осталось еще не так-то много, а потом конец смены, можно домой.

Зачем? А пофиг зачем. Просто нужна цель – спать, чтобы встать, встать, чтобы есть, есть, чтобы работать, работать, чтобы поехать домой, домой, чтобы спать. Чем не жизнь?

По внутреннему позвонили, Глеб, продолжая выводить подпись ровным почерком, взял трубку.

– Глеб Юрьевич, тут с проходной звонили…

– Что?

– Говорят, что вас там ждут.

– Пусть поднимаются.

– Не хотят, – в Глебе начало зреть раздражение. Детский сад, ей богу.

– Кто ждет?

– Девушка.

Сердце замерло. А потом забилось – быстро-быстро.

– Какая девушка? – голос же был притворно холодным и спокойным.

– Представилась Анастасией.

Бросив трубку, Глеб понесся прочь из кабинета. Обогнал слишком медленный лифт, стянул по дороге сковывающий движения пиджак, бросил на подвернувшийся диванчик, вылетел в холл.

Настя стояла у кофейного аппарата, спиной к нему. Что-то изучала. За стеклянными дверями и огромными окнами – дождь стеной, люди заходят и выходят, то и дело щелкая зонтами, стряхивая воду.

Кажется, Настя все же выбрала себе что-то, аппарат забрал у нее пятерку, потом еще одну.

Глеб мысленно поспорил сам с собой: если чай, все будет хорошо, если кофе – просто ничего не будет.

Заказать Веселова не успела. Почувствовала его взгляд, резко развернулась, а потом опустила голову, тут же покраснев.

Ей хотелось так много всего сказать, а сейчас и дышать-то получалось только через раз.

Понимая, что сама не подойдет, Глеб приблизился, остановился, но не заговорил. Так и стояли: она – смотря себе под ноги, он – сверля взглядом каштановую макушку.

– Привет, – первым не выдержал Глеб. Правда, произнося слово, он-то продемонстрировал чудо выдержки, потому что хотелось не говорить, а если говорить, то не это.

Услышав его голос, Настя вздрогнула, а потом набрала в легкие больше воздуха, вскинула взгляд…

– Ты не виноват. Я люблю тебя. Прости.

– Настька… – Глеб сжал ее в объятьях, пытаясь элементарно не задушить. А она опять расплакалась. Теперь потому, что стало легче. И уже совершенно неважно, собиралась Настя купить чай или кофе.

Глава 20

– Насть, – девушка высунула нос из-под одеяла, позволяя Глебу себя поцеловать, а потом снова укрылась с головой, переползая на его половину. – Я ушел. Чашку на кухне разбил случайно, вроде бы убрал, но ты там аккуратно, не поранься.