Чао Ле

Стеф, закончив писать, закрыл блокнот и убрал его за пояс своих брюк, а карандаш, как обычно, сунул за ухо.

– Мы остаёмся, – восторженным шёпотом сообщил он.

– Хорошо, – ответил я.

– Мы остаёмся и увидим то, что мало кому доводилось видеть прежде.

– Что же это?

Мне было совершенно неинтересно.

– Праздник «Лой Руи», – ответила за Стефа вернувшаяся Лара.

Она села от меня по другую сторону, протянув бутылку с водой.

Я чувствовал себя как лежачий больной, которого все по очереди навещали.

Взяв из рук Лары бутылку и открутив пробку, я собирался вдоволь напиться, но Лара выхватила у меня бутылку и сама жадно к ней припала.

Напившись вдоволь вместо меня, она заявила:

– Вообще-то, я себе принесла, а тебе давала только открыть.

Она отёрла губы тыльной стороной ладони, вновь протянула мне бутылку и, как бы сжалившись, прибавила:

– Ну, если хочешь, можешь попить.

Её настроение явно улучшилось, и мне было лестно осознавать, что я тому виной.

– Самая важная церемония мокен, – помешав нашему флирту, влез и начал занудствовать Стеф, – главный праздник, и мы на нём будем! Фотки получатся огонь… Ааа, Ник? А?

Стеф противно засмеялся и больно ткнул меня локтем в бок.

– Надо будет спросить позволения, – одёрнула его Лара.

– Да брось, Ларуш. Пару фото для статьи – никакого вреда.

– Это может «прозвучать» как неуважение, – не сдавалась Лара.

– Старик-шаман нам всё позволит… Наш Мон оказался «парень не промах». Он подсказал мне верную вещь. Этот шаман Модха у нас на крючке.

– Мадаха! – поправила его Лара.

– Да, Мадаха. У меня тяжело с этими именами…

Стеф совершенно не чуял опасности в теме разговора. Он вообще, если можно так выразиться, не держал носа по ветру. Лопух!

– И что же подсказал тебе Мон? – поинтересовался я, тем самым подливая масло в огонь. – За такие дела в этой стране смертная казнь.

– О чём это ты, Ник, – удивилась Лара. – Стеф… ты… ты что имел в виду?

– Наркотик, Лара, – сдал с потрохами я друга, не спуская с него глаз. – Лара, кто такой «таукей»?

– Это что-то вроде агента. Их так мокен называют. Обычно это китаец, малайзиец или бирманец. Кто-то, кто говорит на языке мокен, иногда даже живёт среди них на своей собственной лодке и берёт в жёны женщину племени. Таукей этого племени – Мон, который привёз нас сюда.

– У него тут есть жена? – похолодев от ужаса, спросил я.

– Как нам только что поведал Мадаха, женой Мона скоро станет его дочь – Лии Ханкун. Нам, кстати, надо бы её найти. Мадаха сказал, что она знает пять языков… – продолжала щебетать ничего не подозревающая Лара.

– Вместе поищем, – поднялся с места Стеф, пряча свой блокнот для записей. – Ник, что с тобой?

Стеф что-то говорил, а его слова доносились до меня каким-то странным гулом. На минуту я подумал, что мне опять стало плохо. Очевидность происходящего была для меня прямо-таки безобразной. Этот сукин сын «Лебединая корона», или как там его… Мон!!! Он подсадил старика на опий и хочет Её. А она? Согласна ли она? Мне предстояло это выяснить…

– Я иду с вами! – резко поднялся я, предложив руку Ларе.

Она удивлённо посмотрела на меня, но приняла мою помощь. И мы втроём отправились на поиски дочери шамана.

* * *

Сама деревня была небольшая, но во владении Лии был целый остров, который она знала, а мы – нет.

Бесплодные часовые поиски заставили нас вернуться к нашим хижинам. Надо сказать, что в хижинах на острове располагались только мы, шаман Мадаха и одна женщина мокен с новорождённым. Все остальные мокен ели, спали, одним словом, жили на своих лодках- «кабангах».

«Дети моря», как я их назвал, большую часть жизни проводят в лодке «кабанг», которую строят сами, вручную. Берут цельный ствол дерева и выжигают изнутри углями для растяжки. Снаружи оплетают бамбуком и верёвками, сделанными из растений. Бока кабанга делаются из лёгкой Салакки, благодаря чему лодка становится непотопляемой.

Я видел, как старик Нирун учил своего сына Нгуя строить кабанг. Отец и сын то и дело гладили обтёсанный ствол, произнося «заклинательные» слова.

Прежде чем Нирун и Нгуй срубили дерево для кабанга, они полдня просидели под ним, обращаясь к его духу с молитвой.

Представляете, как бы поменялась наша жизнь, если бы мы начали жить по законам и верованиям мокен?! Мы бы ходили к мусорным бакам со священной молитвой о прощении, стояли бы на коленях у рек и озёр, в парках, после шашлыков.

А можете себе представить склонённую в тихой молитве всю строительную компанию перед вырубкой леса? Смешно, правда?…

Для мокен их лодка-кабанг является местом рождения и местом смерти, как для нас – наша Земля.

Лодка кабанг – подобие тела человека. Части лодки на языке Чао Ле называются так же, как и части тела человека. И у лодки есть душа, как и у нашей природы. Отношение «детей моря» к лодке и к их морю очень трепетное. Наше же отношение к нашему дому оставляет желать лучшего.

Я бесконечно преклоняюсь перед теми людьми, которые экономят воду, занимаются разделением мусора перед избавлением от него. Преклоняюсь перед теми, кто не заказывает воздушные шары и отказался от полиэтиленовых пакетов. Сам же я к их числу не отношусь и никогда не стану заниматься подобной ерундой:

«Беречь и сохранять чистый мир для наших детей» – не мой удел.

Мы сидели с Ларой недалеко от берега и наблюдали за кропотливой и завораживающей работой Нируна и Нгуя.

Вообще, я бесконечно могу смотреть на три вещи: на воду, на огонь и на то, как другой человек работает.

Вот и теперь мы следили за работой, любовались морем, жарили рыбу и хлеб на костре, всё «бесконечное» было передо мной, но Лии нигде не было…

– Расскажи мне про этот праздник, – попросил я Лару, чтобы хоть как-то отвлечься.