«Я бы тоже принял тебя с радостью, огромность которой, надеюсь, ты оценишь уже этой ночью», – проносится в голове у Стефано. Но озвучивает он иное:
– Я бы с радостью указал Вам самую лёгкую и короткую дорогу, о прекрасная синьорита, – пространно начинает он и удовлетворённо отмечает, как подалась вперёд обнадёженная собеседница. – Но, к величайшему сожалению, семья моя не имеет прямых сношений с Великим дожем, а потому я не имею чести знать, где расположено его жилище.
«Значит, он не от тебя, Санта Мария».
Разочарованная Маддалена отворачивается:
– Что ж, значит, я спрошу ещё кого-нибудь. Уверена, в Венеции каждая крыса знает, где живёт дож.
– Но не каждая крыса заслуживает Вашего доверия, о благородная синьорита, – незнакомец вновь учтиво склоняет голову.
«Он словно мысли мои читает!» – изумляется Маддалена и вновь разворачивается к юноше.
– Пусть сам я не в силах Вам помочь, однако у меня есть один знакомый, – вкрадчиво продолжает молодой модник, – который точно владеет нужными нам сведениями.
– Что ещё за знакомый?
– Он служит в церкви Сан-Тровазо, – Стефано спешит развеять настороженность девушки и сочиняет на ходу. Ему нужно какое-нибудь место, которое считается благопристойным и находится не слишком далеко. – Я могу отвести Вас к нему прямо сейчас. А после провожу до указанного им места, чтобы убедиться, что Вы в безопасности и что Вы достигли своей цели.
В самом деле, что плохого может случиться с ней в церкви? А до Сан-Тровазо они будут идти по людным местам, в крайнем случае она сможет поднять крик и позвать на помощь.
«Пожалуй, это и правда безопасно», – заключает Маддалена.
– Пожалуй, я могу прогуляться до Сан-Тровазо, – с напускной снисходительностью соглашается девушка, и это право самой решать за себя – пусть ненадолго, пусть напоказ – кружит голову ей самой.
Кавалер с лёгким кивком подаёт ей руку. Но Маддалена всё ещё чувствует, что сомнение живо в ней, а потому медлит.
– Я хотела бы узнать Ваше имя, синьор. Разве могу я опереться на руку того, к кому даже не знаю, как обратиться?
– Вы серьёзно? Да бросьте! – смеётся незнакомец.
Он будто ничуть не оскорблён её недоверием. Смех его, лёгкий и заразительный, нравится Маддалене.
– Синьорита, но ведь этим Вы напрочь разрушите всё очарование карнавала! Разве не в тайне кроется весь смысл этого древнего обряда, порождённого Священной Римской империей, наследниками коей являемся и мы с Вами? Разве не затем надеваем мы маски, чтобы освободиться от оков собственной опостылевшей личины, скреплённой именем, что жужжит в наших ушах изо дня в день? Разве нет особой прелести в том, чтобы провожать до церкви ту, имени которой не знаешь, чтобы помочь ей в деле, к которому не имеешь ни малейшего отношения? Впрочем, – осекается он, – если отсутствие обращения доставляет Вам известные неудобства, можете называть меня…
Молодой человек прикасается к нарисованным губам своей маски. Маддалена отмечает про себя: наверное, в минуты раздумья тем же жестом он касается своих губ, живых и мягких.
– Ну, скажем, Томмазо. Да, называйте меня Томмазо! – торжественно заключает он.
На самом деле Стефано не мог бы подписаться под каждым словом собственной пламенной речи: маски, конечно, помогали чувствовать себя смелее, но в то же время лишали его глаза некоторых удовольствий. Вот сейчас, например, маска на лице собеседницы мешала ему оценить эффект, произведённый его собственным красноречием. Зато её выдавали покрасневшие кончики ушей. Сработало! Ему удалось пристыдить её! Это просто прекрасно: смущённые женщины задают гораздо меньше вопросов.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: