Быль полянская

– Стой, теперь так просто не уйдёшь! Эге-гей! Закружу до смерти, если не поцелуешь!

Гарька смеялась, уже не скрываясь, но всё же отбивалась приличия ради:

– Ой, ну нет! Это уж слишком! Поцелуй его ещё!

– Закружу-у! Сговор надо поцелуем скрепить, а не то какой же это сговор?

– Нет, говорю тебе! До Купала подождёшь!

Так ничего и не добившись, Ярик спустил брыкающуюся девицу на землю.

Тем временем белоголовый Горик пробрался к Златке сквозь толпу девиц, умилённо наблюдавших за сим действом, и тихонько тронул её за плечо со спины. Девушка вздрогнула от неожиданности и оборотила к Горазду лицо, тотчас расцветшее радостной улыбкой:

– Здравствуй, Горенька!

– Здравствуй, Златушка! Посмотри, что я тебе принёс! – и он достал из-за спины букетик полевых цветов, немного помятый, но ещё хранивший тонкий аромат с привкусом разгорячённой солнцем травы.

– Ой, какие красивые! – протянула Златка с детским восторгом, зарываясь лицом в цветы. – И когда только ты успел их собрать?

– Я сегодня старался дрова побыстрее наколоть, а потом сразу в поле побежал, сказался, будто отца встречаю, – парень расцветал счастьем прямо на глазах.

– Хорошо сегодня, правда, Горенька? – тихо, проникновенно молвила Златушка. – Небо высокое-высокое, а ветер такой тёплый, сладкий!

– Правда, Златушка, – тепло улыбнулся Горазд. – Пойдём гулять вместе, а?

– Пойдём хоть гулять вместе! – громыхнул над гурьбой молодёжи Яриков голос. Горик со Златкой громко рассмеялись и взялись за руки.

– А пойдём! – прозвенел Златин голосок.

Парни смешались с девушками, и все вместе медленным шагом двинулись вдоль главной улицы села под частые взрывы смеха и оживлённый гомон.

Злата с Гораздом шли молча. На миг Златка положила голову на сильное, надёжное Гориково плечо, так ей захорошело. А он тут же напечатлел на её приглаженных волосах лёгкий поцелуй и согрел дыханием макушку. Она чуть вздрогнула, убрала голову с его плеча и спрятала в цветах густо покрасневшее лицо, крепче сжав горячую ладонь Горика.

Подол неба заткала широкая полоса облаков. Розово-золотые столпы света пронзали их и упирались в пшеничные поля. На лица и белёные рубахи ложились румяные отблески. Прохлада одолевала летний вечер и заставляла девушек крепче прижиматься к парням…

Разошлись к полуночи, когда месяц-пастух уже играл на свирели звёздам-овечкам песнь о том, как мудры боги и как прекрасен мир дольний. Соловей подпевал ему, журча лунной водой в серебряном горлышке.

На другой день и правда повели по селу русалку, играли с ней в салочки у реки. Русалкой выбрали, конечно же, Гориславу – кому охота с Яриком спорить? Через неделю жгли купалец, выбирали суженых и прыгали через огонь – и Горик со Златкой не разжали рук! После суженые венчали друг друга пышными венками из ромашек, тысячелистника и колосьев. Когда стемнело, пускали по реке венки со свечами на плотиках из веток и соломы. А потом до рассвета гуляли парами, обнявшись: искали цветок папоротника в лесу.

Только Горик со Златкой не гуляли. Когда спустили венки, а волхв провозгласил суженых мужем и женой на эту ночь, Горик, как и другие парни, попросил Златку скрепить их сговор поцелуем. Весь этот день, полный солнца, счастья, запаха дыма, трав и разгорячённых тел, обещал ему согласие, обещал блаженство, и он уж было наклонился к Златиным губам, что рдели, как сладкая малина, – но она уклонилась от поцелуя, ладонью слегка упершись в грудь Горику. Глаза её были опущены, виднелись лишь дрожащие ресницы, а щёки полыхали, как маков цвет.

Горазд опешил. В голове его проносились мысли, одна безумней другой: «Ах, вот оно как? Поигралась, да засомневалась, хорош ли Горик-столяр? Чай, кузнецов сын к Златке клинья подбивает? Ну что ж, иди с миром, зазнобушка моя!»

Горик снял со своей груди ладонь, излучавшую болезненный жар, молча развернулся и пошёл к волхву. Златка вскинула ему вослед мокрые глаза, приподняла руку и порывисто вдохнула, будто хотела окликнуть, но раздумала. Когда Горик обернулся, чтобы посмотреть, не ждёт ли Златка его возвращения, она уже брела в сторону дома, поникнув головой. Для неё праздник был окончен.

Горик пинком отправил в реку довольно большой камень. Боль пронзила большой палец и заставила его прыгать по берегу на одной ноге, на время позабыв свою злобную досаду. Изругав в пух и прах местных леших и кикимор, он прихромал к Богдану Вещему с традиционным для отвергнутых или просто одиноких на Купала вопросом:

– Волхв-батюшка, чем велите в Купальскую ночь пробавляться?

Тот лукаво сощурился, смерил Горика оценивающим взглядом и молвил:

– Будешь стеречь шалаши в лесу, чтоб честному люду спокойней было. Ты ведь, как я вижу, сегодня боле не ходок, – усмехнулся волхв, имея в виду Горикову хромоту после короткого общения со злосчастным камнем.

Всю ночь Горик вместе с другими горе-женихами стоял рядом с шалашами, опершись на большую сухую палку, высматривал в небе звёзды сквозь нежно шелестящие кроны и слушал лес, бурлящий жизнью и праздником. Далёкий смех, плеск воды в реке. Собачий лай, чьё-то пение, шум ветра в листве. Уханье совы, треск веток и факелов, сладкие стоны. Все эти звуки терзали его слух и смущали чувства.

«Ну почему же, почему она отвернулась? Всё же к тому шло! И через купалец она со мной прыгнула, и венок мне надела… Что же ей не по сердцу-то пришлось?..» – думал тяжёлые думы Горик.

А тем временем Златка в своей светлице ревела белугой:

– Ну зачем я отвернулась, матушка, зачем?! Я и сама не знаю! Всё же к тому шло! Я хотела, чтоб он меня поцеловал, но вот тогда не захотела, или испугалась, или ещё что… Ну почему я такая ду-ура, ну почему-у?..

Мать гладила Златку по голове, умывала ей лицо холодной водой, шептала успокаивающие заговоры и иногда чуть улыбалась уголками губ.

– Всё к лучшему, доченька, всё к лучшему. Леля[4 - Леля – богиня в славянской мифологии, хранительница любви, лёгкости, молодости. Она покровительствует девушкам до замужества, оберегает от глупостей и ошибок.] ведает, как всё устроить надобно.

Наплакавшись, Златка заснула у матери на руках, как когда-то в младенчестве.

Глава 2. Леля

Минул червень, наступил жаркий липень[5 - Липень – славянское название июля-месяца.]. Марево колыхалось над дорогой и полями. Работая в огороде, Златка часто выпрямлялась и отирала запястьем пот со лба. Скотину донимали слепни. Жирные мухи залетали в дом и мешали спать по ночам. Виноградная лоза вилась всё выше, наливались соком помидоры. Вишни покраснели с того боку, что повёрнут к солнцу. Земляника уже отошла, но в душистом малиннике ещё можно было найти ягоды – мелкие, подсохшие. Злата рассеянно жевала их, морщась от горького привкуса. Ей казалось, что так же горчит-огорчается и её сердечко. Горик больше не останавливался у плетня погуторить, не звал Златку гулять.

Единственной отрадой были вечерние посиделки у Добравы. Гаря с Яриком собирались играть свадьбу после жатвы, но Гориславе доставало ума не упоминать об этом при Злате. Вот и сейчас, стоило Златке приблизиться к оживлённо гудящей девчачьей толпе, как кто-то шикнул, и все замолкли.

– Вечер добрый, Златка! – радостно прозвенел Гарькин голос. – А мы сегодня затемно купаться хотим. Пойдёшь с нами?

– Пойду, а что ж? – равнодушно откликнулась та.

Девушки подвинулись, давая Злате примоститься на лавочке.

Вскоре подошли парни. В девичьих рядах заёрзали, зашушукались. Алели щёки, улыбались губы. Одна Злата сидела невесёлая. Невыносимо было видеть Горика. Она попыталась было поймать его взгляд, но он старательно прятал глаза. Девушка даже обрадовалась, когда за ней прибежала Малушка: мать послала её, нужно было помочь со скотиной.

– Я быстро! – бросила Златка через плечо и побежала на двор.

Когда она вернулась, её место на лавочке было занято Браниславом. Сын кузнеца толковал с парнями, но завидев Злату, умолк на полуслове, широко ухмыльнулся и оборотил к ней лицо. Закатное солнце подсветило его волосы цвета выжженной травы. Все лица оборотились к Златке, гомон утих. Девушка приблизилась в робком недоумении: Бронька, конечно, хорош собой, плечист и улыбчив, да только ведь все знают, что он Добравин почётник[6 - Почётник, почётница – этими словами обозначали молодых людей, которые ещё не вступили в серьёзные отношения, но находятся на стадии ухаживаний.]. Они и через костёр вместе прыгали, и в шалаш вдвоём ушли потом…

– Это моё место, – неуверенно произнесла Злата, зная, каков будет ответ.

– Было ваше, стало наше. Уступлю за поцелуй, – самодовольно провозгласил Бранислав.

Девушка оглянулась на Добраву. Взгляд подруги ничего доброго не предвещал. И тут Злата приметила Горика. Он хмурился и то сжимал, то вновь разжимал кулаки. Сердце кольнуло. Злата резко наклонилась к Броньке и звонко чмокнула его. Метила в щёку, но тот успел подставить губы. Парень подхватил её и тут же усадил к себе на колени, посмеиваясь:

– Здесь теперь твоё место!

Парни засвистели, заулюлюкали, выражая одобрение. Девичья толпа взорвалась хохотом. Одна лишь Добрава промолчала.

Звёзды уже проклюнулись в непроглядной синеве, когда девушки, распрощавшись с парнями, дошли до реки и уселись на бережку, разостлав сарафаны. Воздух был тёплый, по-летнему густой и ароматный. Чуялись в нём и луговые травы, и дымок из села, и бодрящий запах хвои из сосняка. Река текла под невысоким обрывом: тёмная, блестящая, как стеклянная змея. Плеск воды у песчаного берега успокаивал.

Ночь была волшебная. В такие ночи русалки танцуют на пригорках, а потом прыгают одна за другой в чёрную воду рек и озёр, чтобы вернуться по весне. Девушки поддались очарованию ночи. Весёлый гомон притих, а потом и вовсе замолк. Завели протяжную, да на середине бросили: залюбовались.