Ленинградское детство 50–60-х. Рассказы о Марусе

Но много чего осталось, подумала Маруся и страстно, до колик в животе, захотела жить в такой же квартире, ходить по навощённому паркету, носить туфли вместо войлочных тапок-растарапок и клетчаток платье взамен фланелевого халатика. И, конечно, хотя бы по воскресеньям есть куриные котлетки. Куриные, куриные, и пусть курицы от неё отстанут, не выбегают из спальни при одном только упоминании!

Уютная квартирка из трёх комнат и длинной кухни, квартирка, в которую Марусю принесли из роддома, где под вешалкой можно было прятаться или играть с Олей в лото, вдруг показалась скучной и убогой. Бедненькой. Дощатые, крашеные полы в комнатах, местами отставшие плитки линолеума на кухне, висящие на стенах коридора жестяные, никогда не снимаемые тазы, лыжи, стоящие между дверей – всё это, родное и привычное, теперь коробило Марусю.

Она только сейчас увидела, что розовые в мелкий цветочек обои, покрытые карандашными записями над столами и тумбами, засалены и сверху отошли. На стенах ни одной картинки, только отрывной календарь и вышитая гладью газетница. И повсюду на потолках ржавые пятна от протечек, набухающие в дожди по весне и осени. И ничего с этим не поделать.

Но квартира – ещё не всё! Главное – сама Маруся, её одежда, осанка, хорошие манеры. Например, отставлять мизинец, держа в руках фарфоровую чашку с чаем, которую можно выпросить у бабушки, дав честное слово не разбить. Или научиться есть ножом и вилкой, говорить «благодарю» вместо «спасибо».

Для начала Маруся достала из коробки свои летние сандалики и надела их вместо коричневых войлочных тапок, но бабушка отобрала и спрятала со словами «всю краску с пола сотрёшь». В единственном выходном платье: шерстяном, в мелкую клеточку, ей хоть и разрешили походить, но только до ужина. «Барыня нашлась», – проворчала тётя Женя, стаскивая с Маруси платье через голову и больно дёргая запутавшиеся в пуговицах волосы. Про котлеты Маруся и не заикалась, ведь она их ела почти каждый день, а что там одна булка, значения не имеет.

Что ж! Раз богатыми им не стать, нечего и стараться! И Маруся сказала бабушке при всех: «Я тоже буду как ты – картошку и сухари, не надо мне котлет и молока со слойкой». И тут же пожалела о слойке, которую им с Олей покупали по выходным вместе с бутылкой молока. Но, к счастью, на её слова не обратили внимания, и всё осталось по-прежнему. А потом и вовсе стало не до этих пустяков.

Маруся уже научилась читать, тётя Женя брала ей в библиотеке «Мойдодыра» и «Дядю Стёпу», но настоящие, большие книги было пока не осилить. И вдруг, за какой-то месяц, она пристрастилась читать запоями всё, что попадалось под руку, и даже за обедом пыталась устроиться с книгой, что ей категорически запретили делать. Тётя Женя нет-нет да и скажет: «Что-то наша барыня в туалете засела, небось, опять книжку читает», – и это было правдой.

Зато теперь бедность квартиры, да и всей жизни, Марусю мало трогала. Она могла попасть куда угодно, даже в сказку, и вместе с героями книг переживать невиданные приключения. По дороге из жёлтого кирпича шагать в Изумрудный город с девочкой Элли и её пёсиком Тотошкой, лететь на Луну с Незнайкой и его друзьями или вместе с Маугли дружить с дикими животными. Она могла есть, чего душа пожелает – хоть те же куриные котлетки! Хотя в книгах почему-то всё больше налегали на мороженое либо космическое пюре из тюбиков.

КУКОЛЬНЫЙ ДОМИК

История третья

На дачу в Прибытково надо было добираться на «подкидыше» – дизельном тепловозе с парой-тройкой старых вагонов, с запахом угольной пыли в тамбурах, железными скамейками и фанерными крашеными сиденьями.

В этот раз они с тётей Женей приехали на дачу рано, по ночам ещё было холодно, и приходилось топить печку. Марусины подружки, с которыми она познакомилась прошлым летом, ещё не появились, было скучно и хотелось домой, к бабушке и Оле. Но Маруся утешалась тем, что через неделю они приедут, потому что у школьников начнутся каникулы. Она хвостом ходила за тётей Женей, пока та не предложила ей заглянуть к соседям, где живут две маленькие девочки: Ася и Тася.

Какие ещё девочки, откуда? – изумилась Маруся. Прошлым летом никаких детей у соседки тёти Клавы не было и вдруг – сразу двое! Оказалось, это её внучки, привезённые на молоко и свежий воздух ещё по зиме. Их, конечно, папа доставил на машине, решила Маруся, она видела, как к дому тёти Клавы по пятницам подъезжал голубой «Запорожец», из него стремительно выскакивал тёти Клавин сын Володя в куртке-москвичке и выгружал пакеты и вёдра. А потом строил клетки для кроликов, которых тётя Клава держала в сарае вместе с курами и свиньёй Машкой.

Оказалось, у Володи есть две дочки пяти и шести лет – немногим младше Маруси – и жена Ира, их мама. В прошлом году они к бабушке не приезжали, а всё лето провели на Чёрном море, дикарями.

Маруся сразу себе представила девчонок в набедренных повязках из пучков травы, их маму в накинутой шкуре, как они втроём сидят в шалаше из веток, устроенном в развилке большого дерева, подальше от кровожадных тигров. Маруся знала, что дикарями называют тех же дачников, которые не успели договориться и на свой страх и риск приехали за тыщу километров к морю. Но эта версия казалась ей довольно скучной, то ли дело – по-настоящему дикая жизнь!

Как здорово, что в этом году дяде Володе не смогли выдать денег из чёрной кассы – наверно, мошенники! – и теперь Ася и Тася живут совсем рядом, с ними можно подружиться и играть, пока не приедут её главные подруги, Вика с Наташкой. В городе девочки никогда не встречаются, даже писем друг другу не пишут. Это летняя, дачная дружба, возможная только здесь, в Прибытково, где разрешено ходить босиком, не надо отпрашиваться, чтобы погулять. И режима никакого нет, и спать ложатся вместе со взрослыми, когда на небе уже высыпают звёзды, и строгий месяц голосом диктора сообщает: полночь, товарищи, полночь!

Но пока подружек нет, сойдут и малявки, и Маруся немедленно отправилась знакомиться. Девочки, действительно, были дома и обедали, так что Марусе стало неловко, и она чуть было не ушла. Но тётя Клава её удержала, схватила прямо за плечи со словами: «А вот и Маруся пришла посмотреть, как вы едите». Надо было подыграть, но она промолчала, понимая, что роль проверяльщика не способствует дружбе.

Девчонки были ничего. Старшая, Ася, выжидательно смотрела на появление соседки, а Тася, с виду добрая, сразу улыбнулась Марусе, правда, тут же показала язык, но это в знак приветствия. Всё же её приход возымел положительный эффект: тарелки быстро опустели, и девочкам разрешили поиграть на веранде.

«Во что будем играть? – спросила Маруся и сама же предложила: А давайте в прятки!» Но Тася выпятила нижнюю губу и сказала, явно подражая интонации взрослых: «После обеда нужны спокойные игры, будем играть в куклы». Ася вдруг понизила голос и, оглядываясь на бабушку, занятую мытьём посуды, произнесла: «А у нас есть кукольный домик. Нам папа привёз из Югославии». Тася запрыгала, явно позабыв о спокойных послеобеденных играх, но Ася её сильно дёрнула за руку: тише, мол, и показала глазами на дверь. За ней была застеклённая веранда, куда девочки немедленно нырнули.

Там на полке стояла яркая розовая коробка с нарисованными деревьями и голубыми ромашками. Ася достала коробку, и они втроём с предосторожностями принялись доставать оттуда пластмассовые части кукольного дома, которые легко соединялись между собой. Такого прекрасного домика: со съёмной крышей, настоящими полами, разноцветными стенами, открывающимися дверями и окнами, – такого домика Маруся никогда не видела и даже представить себе не могла, что они бывают. Отдельно в прозрачной коробке лежали какие-то яркие детали, и Маруся не сразу догадалась, что это лилипутская мебель: вот красные стулья, белый круглый стол, а вот и жёлтая кроватка с выпуклой подушкой и покрывалом.

Этот волшебный дом был просто копией настоящего! Можно было заглянуть в окна, снять крышу, расставить нарядную мебель, а потом поселить в комнатах маленьких куколок и играть с ними. И тут же Тася достала из кармана именно такую куколку, с золотыми косичками, одетую в настоящий свитер и серую в полоску юбку. У Аси в руках, откуда ни возьмись, оказалась другая, с чёрными волосами и в синем платье с передником.

Сёстры принялись играть, а Маруся стояла рядом, смотрела и умирала от зависти и отчаяния. Она хотела попросить – хотя бы на минуточку – одну куколку, чтобы уложить её спать, но гордость не давала ей вымолвить ни слова, а девочки сами не предлагали. Увлечённые игрой, они не заметили, как Маруся спустилась в сад по ступеням и, едва сдерживая слёзы, пошла, куда глаза глядят.

Никогда, никогда у неё не будет такого домика и таких куколок! У Маруси нет папы, который поедет в Югославию и привезёт ей подарки. А соседские девочки всё лето будут играть у неё перед носом, будут хвастаться и насмешничать: у нас-то есть, а у тебя-то нет таких игрушек! И Маруся побежала прочь от этого ужасного места, где в недосягаемой близости существуют настоящие кукольные домики с настоящей кукольной мебелью. И куклы, одетые лучше, чем люди.

Лучше Маруси, это уж точно!

Описав круг по улицам посёлка, она отправилась домой, решив умолить тётю Женю отвезти её в город. Но, проходя под окнами, услышала голоса Оли и бабушки. Вот это да! Как вовремя они приехали! Оказалось, Оле разрешили провести последние дни летней практики не на школьном огороде, а на своём, но с обязательным ведением дневника. Бабушка и тётя Женя были этому очень рады и уже давали Оле задания по прополке.

Но это с завтрашнего дня, а сегодня – полная свобода, они пойдут на озеро, повесят гамак, нарвут одуванчиков для тёти Клавиных кроликов. Ну уж нет, никаких кроликов! И Маруся рассказала сестре о Тасе с Асей, о кукольном домике и своей обиде. «Они меня просто не замечали, даже куколку подержать не дали!», – ныла Маруся, но Оля, сделав строгое лицо, велела подробно рассказать про домик. И выслушав сбивчивые описания, уверенно произнесла: «Мы что, не строители коммунизма? Нам эти заграничные игрушки – тьфу! Свой домик не хуже сделаем».

Но говорить легко, а делать из чего и где взять инструменты? Оля полезла на чердак, и Маруся потянулась за ней, дрожащими ногами поднимаясь по старой приставной лестнице. Чердак оказался в пыли и паутине, как все чердаки. Чего только там не было! Колченогая мебель, скопище затвердевших от времени матрацев, сундуки с разным старьём – от сношенных валенок до угольных утюгов. Но никаких дощечек или фанеры, из которых можно сделать домик, не говоря уже об инструментах.

Оля, похоже, знала, что искать, потому что, раскрыв большую коробку, издала боевой клич и стала вытаскивать коробочки поменьше, из-под обуви. Их оказалось пять штук. И тут пошла работа! Хорошо, что Оля привезла с собой краски и кисточки, у Маруси нашлись цветные карандаши, ножницы взяли у тёти Жени. Бабушка сварила им из муки клей, который, застыв, стал похож на студень.

Под Олиными руками обувные коробки превращались в комнаты. Она прорезала окна с рамами и открывающиеся двери, стены оклеила настоящими обоями, остатки которых нашлись на том же чердаке. Получились две хорошеньких комнаты, которые соединили между собой, прошив суровыми нитками. Потом Оля принялась за кухню, и Маруся в восхищении смотрела на её работу, от избытка эмоций толкая под руку. Кухня вышла сказочная! С кафельной плиткой на полу и стенах – на кафель пошёл кусок клетчатой дерматиновой обложки от общей тетради, за что потом попало от бабушки. А на стены спальни Маруся наклеила свои драгоценные переводные картинки с розочками.

До самого позднего вечера они рисовали, вырезали, клеили. Бабушка ещё два раза варила клейстер, ворча, что на утренние блины не останется муки, но Маруся знала, что запас есть. Бабушка просто намекает, что и она участвует в создании кукольного домика и даже жертвует на это продукты.

Вернувшаяся с огорода Тётя Женя, сняв синий рабочий халат и заколов невидимками свои чудесные кудри, ушла в комнату под лестницей, называемую кельей. Но вскоре появилась, держа в руках деревянную шкатулку, которую не позволялось трогать решительно никому, и деловито произнесла: «Надо шторы на окна повесить», – как будто речь шла о настоящих шторах. Она открыла крышку, и перед взором Маруси возникли несметные богатства: разноцветное мулине, булавки с блестящими и прозрачными шариками, маленькие ножнички с закруглёнными концами, катушки с нитками всех цветов, клеёнчатая сантиметровая лента, несколько напёрстков. Но самыми притягательными для Маруси были лоскутки ткани и ленты. Они лежали в бумажном хрустящем пакете и занимали половину шкатулки.

Вот из этих лоскутков тётя Женя принялась выкраивать занавески на окна для кукольного домика, ловко обмётывать, нанизывать сверху на грубую нитку и вешать на воткнутые в картон стен булавки. Комнатки сразу приняли жилой вид, и тогда стало понятно – нужна мебель. Тётя Женя предложила выкроить мебель из картона. «Это не сложно, просто надо всё измерить», – сказала она и принесла металлическую линейку. Когда был готов платяной шкаф – начерчен, покрашен, вырезан и склеен – стояла ночь, Маруся уснула прямо за столом, и тётя Женя отнесла её на кровать.

Весь следующий день Оля с Марусей делали мебель. Тётя Женя ушла после завтрака в свою келью и затихла там, видимо, с книгой, поскольку шёл дождь. Маруся с Олей как раз возились с буфетом, и думали, как застеклить верхние дверки, поэтому не заметили, как тётя Женя вышла на кухню с вязаной шапкой в руках. Зачем шапка, обернувшись на её шаги, удивилась Маруся, и тут же догадалась: не шапка, а в шапке!

И действительно, там сидело целое семейство! Да они сами там и сидели, только маленькие, сшитые из розового трикотажа, набитые ватой и одетые в крошечные платьица. Самой похожей получилась бабушка: в тёмном, в мелкий горошек, платье с полосатым передником и узлом чёрных волос на затылке. Маруся тоже узнавалась по худым длинным ногам и косе с бантом. Тётя Женя даже сшила соседского кота Ваську – из старого Марусиного носка в чёрно-белую полоску. Такого домика и таких кукол не было ни у кого! И главное – созданного своими руками!

На третий день, когда пальцы от клейстера стали уже хронически липкими и притягивали на себя всякий сор, появились Ася с Тасей. Они стояли в дверях, зачарованно наблюдая, как Оля втыкает в пластилиновые кочки сосновые веточки, похожие на кусты. Девочки подошли поближе. Только тут они заметили кукольный домик, а перед ним садик со скамейкой и гамаком. И в гамаке – их кот Васька!

Маруся выреза?ла из фантиков цветочки для клумбы, делая вид, что не замечает соседских девочек. Но Оля протянула им зелёную папиросную бумагу, бутылочку с клеем, кисточку и показала, куда наклеивать «траву». Потом, когда сад был готов, они все вместе вывели кукол на прогулку, и настоящее солнце согревало кукольный домик, бумажный садик, старенькую веранду и всё Прибытково лучами заслуженной победы.

ДАДОДЖОН

История четвёртая

Глава 1. Приезд

Маму ждали вторую неделю. Уж к ноябрьским должна приехать, – с надеждой говорила бабушка, и возможное совпадение самого великого праздника страны с приездом мамы делали этот праздник домашним, любимым. Бабушка по три раза на дню спускалась к почтовым ящикам проверить, нет ли письма, а всякий шум в квартире пресекался её сердитым окриком: тише вы, пропустим телеграмму!

Но вот уже и ноябрь начался, а мамы всё не было и вестей от неё тоже. Неожиданно повалил снег и шёл целые сутки пушистыми хлопьями. Наступила настоящая зима. С крюка в коридоре были сняты санки, и Маруся с Олей отправились в Зелёный сад кататься с горки. Там уже было много ребят, возбуждённых от нежданного прихода зимы.

Они покатались на санках с деревянной горки, кем-то заботливо пролитой с вечера водой, потом играли в «ямщика», где Оля неизменно была запряжённой лошадью, а Маруся ямщиком, и они носились по круговой аллее, пока «лошадь» не выдохлась. Тогда отправились домой, по дороге обсуждая, зальют ли каток у кинотеатра и купят ли Оле новые коньки. Старые, несколько раз переставляемые на другие ботинки по причине роста ноги, годились теперь только Марусе.

С этими разговорами они зашли в квартиру, и Маруся сразу поняла – приехала мама. Уже в дверях пахло её «Красной Москвой», Беломором и тем особенным запахом дальних странствий, который навсегда приклеился к Комсомольску на Амуре, маме, радости от её приезда. Маруся, не раздеваясь, бросилась в комнату и застыла на пороге. За круглым столом, сидя боком и сдвинув локтём новую, купленную ещё по весне клеёнку – с бананами, виноградом и прочими роскошными фруктами – сидел незнакомый мужчина. Правда, Маруся не сразу поняла, что не знакомый, поначалу решила… Папа, папа наконец-то приехал!

Папа занимал в жизни Маруси особое, тайное место, хотя она его совсем не помнила. Вернее, ей казалось, что помнила: как он таскал её на закорках, как они ходили вместе с мамой на демонстрацию и несли шары и флажки, как уехали в Ленинабад и жили там с другой бабушкой. Но, скорее всего, эти «воспоминания» сложились из маминых рассказов, разговоров взрослых, альбома с фотографиями, где она, стриженая под мальчика, с чёлочкой и внимательным взглядом, сидит между родителями. Или – совсем кроха – в плюшевой шубке делает первые шаги от мамы к папе, а вокруг снег и чёрные стволы деревьев, по которым Маруся узнаёт Зелёный сад.

Почему папа нас бросил? – спросила как-то Маруся у мамы, рассматривая любимую фотографию, на которой папа в морской офицерской форме держит кружевной кулёчек – с ней, с Марусей! – а мама, опираясь на его плечо и кокетливо отставив ножку в изящном ботинке – улыбается прямо в объектив.

– Он нас не бросал, это мы от него ушли, – ответила мама, переворачивая фотографию лицом вниз. И от этого «мы», и от подписи на обороте «Ленинград, ЦПКиО, 1954 год» Марусе стало жалко папу, которого они сами бросили, а он, конечно, не отпускал и до сих пор ждёт, вдруг они вернутся?

Оказалось, не ждёт и даже ни разу письма не написал, не приехал узнать, как там его дочурка. Это Марусе уже бабушка рассказала, а на вопрос: почему они с мамой ушли от папы, разве он их не любил? – неохотно бросила: любил, да его мать вас не любила. И тут же переключилась на тему хозяйственных дел, будто ничего важнее их не было на свете.

Значит, другая бабушка не любила маму и не любила Марусю. Она смутно помнила тёмное лицо, множество платков на голове и протянутую конфету, раскусив которую, Маруся надолго замолчала из-за слипшихся зубов и только кивала на вопрос: кусно, кусно?

Но бабушка тоже не любит папу. Она как-то слышала их с мамой разговор: который месяц нет алиментов… скрывается… надо в розыск подавать. Непонятные алименты она пропустила мимо ушей, а вот «скрывается» и «розыск» её заинтересовали. Папа потерял какие-то документы, его разыскивают, а он прячется. Скрывается и скитается. Маруся вспомнила, как бабушка говорила про своего сына Лёвушку: «Пропал без вести – не значит, что погиб. Может, в плен попал, а теперь вернулся и боится домой идти, чтобы нас не подвести».

Иногда вечерами они с бабушкой смотрели на противоположные окна лестничного марша. Там часто курили мужчины, глядели во двор-колодец, и на фоне освещённого окна их фигуры смотрелись силуэтом. Лишь вспыхивающий огонёк папиросы освещал лицо, и бабушка подносила к глазам театральный бинокль, шепча чуть слышно: «Нос похож, и руки вроде… но нет, не он». А Маруся думала своё: «Высокий, как папка, только волосы светлые, а у папы тёмные. Нет, это не папа». Но через день-другой они снова занимали наблюдательный пост, предварительно выключив свет, чтобы их не заметили.