Перстень Мазепы. Под знаком огненного дракона. Книга 2
Он остался один. Даже Наташка потянулась вслед за Асей и Машей, радуясь, что взяли в команду. Поначалу заходила и звонила, вроде как его сторону держала и обо всём докладывала. А потом – ну, он сам дурака свалял, назвал изменщицей, – потихоньку отстала, ни звонков, ни встреч. Тишина.
Но всё же сообщила о рождении сына. Позвонила и быстрым шёпотом, будто скрываясь: мальчик у тебя, вес три пятьсот, рост пятьдесят один сантиметр.
– А волосы, волосы какого цвета?
– Лысый он. – И баста, трубку повесила.
Это даже хорошо, что всё так плохо! Значит, пришла пора действовать. Та история… она ведь не кончилась. Пожалуйте, Григорий Александрович, к барьеру! Место дуэли – клиника профессора Лилонга. Соперник – пока не ясно, на месте разберёмся. Раз сами заманили, снисхождения не ждите! Подыхать будет, а не отпустит! Так и знайте, Григорий Батищев готов к драке! Ишь они, наживку придумали – сестру бесплатно лечить.
А этот спившийся шахматист и рад: вот, мол, без тебя обойдёмся. Сам позвонил, Нуля бы не стала. Да ещё на радостях все детали выложил: новую операцию сделают по швейцарскому методу – только свои ткани. Попутно дефекты, какие надо, уберут. Нос длинноват – подкоротят, губы подправят – выбирай любую форму. Все расходы за счёт международного фонда! Почему Нина Чичмарёва? Рекомендация хирурга Кругеля, что оперировал в Тобольске. Ну, и профессия роль сыграла: грант как раз по теме «Помощь пострадавшим на сцене артистам». Так что можешь спать спокойно, пусть тебя совесть больше не мучает! И трубку кинул, старый хрен.
Хорошую легенду состряпали! Всё сходится, ха-ха! Психологи! Верно рассчитали, что Витус непременно ему сообщит, а там – чеши репу, прикидывай: то ли в ножки кланяться, то ли на рожон лезть. Или в благодарности его были так уверены, что об ином и не помышляли? Напрасно… не откупитесь.
Гриня знал, что Нулю привезли сегодня утром, значит, ничего сделать не успели, и есть шанс… Пожалуй, он и сам не смог бы ясно сформулировать, зачем примчался, чего конкретно хочет. Вот чего он не хочет, это пожалуйста!
Первое – чтобы оперировали сестру без его согласия. Мало ли что отец не против, а он Нине Чичмарёвой – родной брат! Мало ли, что предлагают ей сделать губы, нос, да хоть всё лицо – на любой фасон! Знает он, какие у них фасоны! Дублированные! Небось, и оригинал где-то рядом ходит…
Второе – он не хочет, чтобы его держали за болвана! Они должны, они просто обязаны всё ему рассказать. Про Жанну, про Анну Турчину, про налёт на квартиру и кражу перстня Мазепы. Они знают об этом, они в курсе всех событий! С того момента, как доктор Карелин привёл его к Жанне, они следят за ним, вмешиваются в его жизнь. И главный у них – Стас! Это он познакомил Гриню с Анной, выдавая её за Жанну.
И ведь знал, подлец, что обман проскочит! И с Анной, видимо, там же, в кафе, договорился. Интересно, что он ей наплёл? Воздыхателя, мол, Жанкиного встретили, будешь за неё отрабатывать. А куда ей деваться? Играла до конца! Только пусть Стас не брешет – дублёрша уже сидела на героине, а Гриня лишь со временем втянулся, чтобы стать к ней ближе, одним воздухом дышать. Понятно, что такая дочь профессора им не подходила. Её просто списали, как списывают повреждённую мебель. Сбросили ему на руки.
Вот только связка с Королём пока не ясна. Последний раз, убегая от пуль, Стас бросил: «Филон, гнида!», – и тут же исчез за углом, как провалился. Курняк их видел и, вероятно, следил за мансардой, но Гриня, хоть и заметил следователя, кинулся за Стасом. Но где его догонишь… А потом пошли изматывающие мысли, смерть матери – и финиш! Всё надоело, и он отдал зелёную папку Курняку. И до сих пор жил, почти не касаясь прошлого. Только Ася, чем-то похожая на его бедную, желтоклювую птичку, смущала, дурманила. Ведьма!
Волна встречного ветра развернула Гриню лицом к двухэтажному жёлтому зданию со стрельчатыми окнами и выступающим входом, напоминающим башню замка. Гриня вспомнил добытую в компе информацию об этом особняке в Стрельне. Про громадную, бесценную библиотеку, исчезнувшую одномоментно, будто в подпол провалилась. Про неудачные магические опыты бывшего хозяина, вследствие которых дом наводнили привидения. Якобы именно они стали причиной бесконечной смены владельцев. И каких владельцев! Общество слепых, Приют для душевнобольных, колония для трудных подростков – ну, это уже при Советах. Дом переходил из рук в руки, дважды горел. Потом лет пять стоял заколоченный, потихоньку разрушаясь. Наконец его передали какому-то иностранному фонду – тут Гриня уже в курсе! – и теперь, после реставрации, открылся Институт Красоты. Убойной красоты.
Провокация
Натянуто улыбаясь в глазок камеры, Гриня нажал кнопку звонка и с лёгкостью открыл высокую резную дверь. Посреди зала возвышалась конторка наподобие островерхой беседки, на второй этаж вели лестницы, расположенные по бокам полукругом. Вдоль стен стояли скамьи с мягкими сиденьями, и два неподвижных силуэта возле окна, напоминающие скорее призраков, проступали в разноцветных лучах оконного света.
Гриня подошёл к конторке и увидел справа от окошка кнопку с надписью: push and we’ll come24. Он так и сделал. Через минуту послышались цокающие каблучки, в центральных дверях возник прямоугольник оранжевого света, и на его фоне забрезжила, закачалась в такт шагам тонкая фигура с вытянутой от шапочки головой и прозрачным шарфиком вокруг шеи, порхающим по плечам эфемерным мотыльком. Где-то на полпути шаги замедлились, в метре от светящегося круга потолочной люстры фигура остановилась, и мелодичный, чуть надтреснутый голосок спросил, по какому он делу.
Мгновенный провал возник в груди, и в гулкую пустоту частыми каплями просочилось живое, тёплое, перехватило дыхание и тут же задышало вместе с ним, забилось под яремной ямкой. Гриня стоял, ошеломлённый, будто вынырнул из ледяной воды вечного сна, и спящая душа потянулась к этому голосу, лёгкой дроби каблучков, птичьему движению головы. Последние два года и всё, что сопутствовало им, показались – да нет, и были такими! – бессмысленным и жестоким умерщвлением души.
– Вы по какому делу?.. – Я вас везде ищу… – Мы вроде не знакомы?.. – Знакомы, ещё как!.. – Но это невозможно… – Неужто, почему?.. – Я вас впервые вижу… – А это уже ложь!.. – Я позову охрану… – Зовите хоть кого!.. – Вам лучше удалиться… – Нет, только не сейчас!..
Напряжённая тишина вернула реальность, и он произнёс заготовленную фразу про сестру, Нину Чичмарёву, и желание поговорить перед операцией с профессором.
А вдруг ошибка, вдруг опять его повело обманным мороком? Всматриваясь в контражур лица, Гриня выискивал знакомые черты. Шапочка хоть и закрывала волосы, но ровный край чёлки был хорошо виден, как и непокорная прядка слева, которая, загибаясь кверху, придавала лицу удивлённое выражение.
– Ты уходишь?.. – А как же я тут одна?.. – Что, уже вечер?.. – Я так долго спала…
Гриня не двигался, он ждал следующего шага, выводящего девушку на свет, и тогда, убедившись окончательно, предложил бы… Нет, схватил бы на руки и понёсся, не разбирая пути, лишь бы подальше, подальше от этого места! Но, может быть… может быть, это не Жанна, вернее, другая Жанна. Не его…
И в последней надежде Гриня негромко выдохнул ту самую фразу-пароль, которую он каждый раз, возвращаясь, выкрикивал ещё от входных дверей: «Жанна, ты звала, и я пришёл».
Она шагнула под свет ламп, и Гриня подавил вздох. Конечно, эта не могла быть его бедной, больной девочкой, хотя подобное сходство достигается только близким родством или… Да, именно так. Стас не обманул: в Белебёлке погиб двойник, и он сам целый год называл другую Жанной. И любил другую. Эта девушка, конечно, дочь профессора и вряд ли его помнит. Они виделись всего один раз, когда доктор Карелин предложил ему работу и познакомил с «клиенткой». Но ведь именно тогда он влюбился, ошалел, себя не помнил и не понимал! До того, что потом не заметил подмены? Не-е-ет, такое не возможно!
Девушка смотрела на него молча, и лишь вздрагивающая бровь выдавали её смятение. Или ему показалось? Она сделала вид, что не разобрала фразы и ответила с приветливой улыбкой: «Здравствуйте, я Жанна, менеджер клиники. Мы всегда рады гостям. И Нина будет вам рада. Идите за мной».
Так всё-таки Жанна… Гриня шёл следом и бесстрастно отмечал знаки отличия: его Жанна ставила ступни почти по-балетному, носки так и разлетались; у его Жанны талия была намного тоньше, а ноги чуть длиннее даже без каблуков. И ещё – ладонь. У его Жанны на правой руке был сильно отставленный мизинец, который Гриня всегда целовал отдельно и называл хвастунишкой. Татуировку увидеть не удалось – высокий воротник форменного платья закрывал шею.
Палаты находились на втором этаже, и, поднимаясь по правой лестнице, Гриня заметил спускавшегося по левой Витуса и порадовался, что разминулись. Скандал был бы обеспечен, и тогда прощай намеченный план. Впрочем, сейчас, после встречи с Жанной, он уже не был так уверен в своих решениях.
Нуля обрадовалась его приходу, обняла, прижалась щекой. Она немного боится, но Стас… Станислав Юрьевич такой милый, он всё разъяснил, показал фотографии. Ты представляешь, уже через три месяца и следа от рубцов не останется! Кожа будет как прежде, даже лучше, потому что её возьмут знаешь откуда?
Нуля кокетничала, смеялась, надежда на возвращение былого счастья – всего лишь не быть уродкой! – придавала ей смелости, но в глазах пульсировал эдакий столбнячок страха, и Гриня не стал ей ничего рассказывать, поцеловал глянцевую кожу щеки и ушёл повидаться с «твоим Станиславом Юрьевичем». Довольный смешок сестры, дверь закрылась, теперь можно выдохнуть.
Да, обложили вы меня, ребята! И как не побоялись её показать… А чего бояться? Жанна Лилонга – дочь уважаемого профессора. А вы, молодой человек, кем будете? Ах, брат нашей пациентки, получившей дар небес! Вам несказанно повезло, поздравляем! Не беспокойтесь, идите домой, всё будет хорошо.
Ну нет, домой он не пойдёт, а сделает именно то, что обещал сестре: пообщается с «милым Стасом». Гриня дошёл до конца коридора и оказался в небольшом круглом холле – верх башенки, отметил про себя. В него выходили три двери, на одной была табличка «Лилонга Виктор Генрихович». Может, у папаши узнать, куда исчез двойник дочери? И Гриня, едва стукнув, резко открыл дверь.
Кабинет поразил средневековым видом. В стрельчатых окнах кое-где синели родные витражные стёкла, высота помещения подчёркивалась устремлённым в потолок камином, напоминающим орга́н. В кресле за массивным столом, обложившись бумагами, сидел Стас. Он очень изменился с их последней встречи. Вроде как помолодел, ушёл кабаний загривок, лицо посветлело и вытянулось. Мгновенное недовольство тут же сменилось радушной улыбкой, и вот он уже бодро хлопает Гриню по плечу, называя «пропащей бестией», но взгляд говорит о другом. Я ему зачем-то нужен, догадался Гриня.
По тому, как Стас развалился в кресле патрона, было понятно, что в этом кабинете он царствует не впервые и к трону готов. А ведь, действительно, готов. Ещё женится на дочери, и папаша может почить с миром. Мысль об этом неприятно задела, и Гриня отмахнулся: к чёрту, к чёрту всё… забыть!».
Заговорили о Нуле, об операции. Имя Разгоева возникло почти сразу: Тумен Нашанович оплачивает операцию – у фонда таких денег нет. С московским хирургом напортачил, пусть реабилитируется. К тому же Анастасия Тармаева, ну да, Ася – виновница несчастья, это ведь она уговорила сестру на подмену. Стас всем корпусом развернулся к Грине, и стала заметна впалость груди, острые плечи. Да, он совсем форму потерял в этих кабинетах…
– У Разгоева с Асей ничего не вышло, ему нужны дети, а она… Ну, ты в курсе?
Гриню передёрнуло от развязного тона, и Стас тут же заговорил просто и доверительно: «Я слыхал, Ася любит тебя, да Нашаныч и не против, сам сказал».
Ага, сватает, от Жанны отводит. Неужели дело в этом?..
– Ты ведь этого перца, Курняка, знаешь? Он разнюхал, что я был в Белебёлке, забрал тело Анны. Конечно, забрал. Объяснил ему, как дело было, показал страховку и договор, по которому она добровольно согласилась дублировать Жанну Лилонга.
Стас достал из ящика стола прозрачную папочку, вынимал листки, комментировал. Он ходил по кабинету, и закатное солнце сквозь витражное стекло раскрашивало его лицо красными и синими полосами. Внезапно он остановился перед Гриней и проговорил так, словно это только сейчас пришла ему в голову: «Ты мог бы помочь. Ведь вы год жили с Анной вместе. Достаточно подтвердить её наркозависимость, исчезновение… И придумывать ничего не надо, ведь всё так и было».
Да, только было и похищение, о котором Гриня не заявил, и долги Королю, и работа на него: сам фасовал и отправлял, по школам пакетики разносил. Такое рассказать – срок получишь. И Стас об этом наверняка знает. У него явно какие-то тёрки с Королём.
– О сестре не беспокойся. Гарантия на операцию – семь лет. Всё это время – как с новой тачкой – техническое обслуживание, профилактика и, не дай, конечно, бог, устранение всех неисправностей. – Стас остановился перед Гриней, будто хотел быть уверенным, что сказанное будет правильно воспринято: «Семь лет обязательного контроля, и никакой самодеятельности!».
Гриня знал, что имеет в виду Стас, видал таких: с обвислым лицом, проваленными губами – старухи в сорок лет! Пожалуй, это похоже на шантаж. Семь лет – а там и срок давности, и дело закрыто. Но теперь поздно, назад ходу нет. Они загнали его, загнали…
Он шёл к платформе узкими тропками, подальше от толпы. Хотелось побыть одному, переварить ситуацию. Перелез через ограду из колючей проволоки и вдруг очутился среди заброшенных промышленных корпусов. В вечернем сумраке эти бетонные громады – с торчащей арматурой, выбитыми стёклами, ржавыми баками у дверных проёмов – выглядели поверженными останками некогда кипучей-могучей индустрии. Как-то не верилось, что в пяти минутах от этой декорации из фильмов-ужасов процветает стерильная чудо-клиника, а совсем рядом спешат на вокзал ничего не подозревающие люди.
Гриня с трудом выбрался на тротуар и облегчённо вздохнул, заслышав мирный звук электрички. Обернулся, но никаких промышленных руин не было видно – рыжие осенние деревья стояли сплошной стеной, а в просвет между домами гигантской таблеткой выкатывалась полная луна. Гриня прибавил шагу и вскоре уже сидел в вагоне электрички, прикидывая, что ему делать дальше. Как связать утренние намерения с новыми обстоятельствами.
Нульку уже не отговорить: Стас для неё – свет в окошке, надежда из надежд. Да, поймали тебя, Гринус – полный минус. Будешь молчать и не рыпаться. Там, глядишь, Аську подкатят, она задурманит-зашаманит – вообще обо всём забудешь.
Ну, уж нет! У него есть сын – теперь он знает имя: Святослав. У него есть… Жанна. Жанна, в которую он был влюблён. Да что там – был! После первой же встречи у Валентина Альбертовича – прямо умом двинулся. Запал, пропал, провалился в пустоту её взгляда. Гриня вспомнил агатовые глаза, золотисто-оливковую кожу, пальцы – большой и указательный – сомкнутые подушечками в знак вечности. И горячая волна подняла из глубин души – чуть было не выброшенную с вещами на помойку, чуть было не отданную вместе с зелёной папкой, почти похороненную – прежнюю любовь.
Господи, что с ним произошло?! Как получилось, что он перестал быть хозяином своей жизни, окунулся в череду мистификаций, где ему подсовывали бесконечные матрицы, слепки той, первой любви? Золотая невеста, весёлая подружка «мексиканца», зависимая от наркотиков, мёртвая девушка в Белебёлке, – все они лишь копии той единственной, впервые встреченной и навсегда завладевшей его сердцем?
А как же его бедная, желтоклювая птичка? То есть, его гиблая, обречённая наркоманка? С этим надо разобраться, и Жанна должна знать. Он понял, сразу прочёл на её тревожном лице: знает. И ещё он прочёл… Ну, да рано об этом, пока надо раскачивать лодку.
Повторное воплощение
Целых две недели Нулю готовили к операции: приручали, как выразился Стас. Он терпеливо объяснял Витусу суть проводимых процедур, по-приятельски общался с Гриней, приоткрывая лишь фрагмент профессиональной тайны, которого хватало для сохранения врачебного доверия. Гриня, пожалуй, не смог бы внятно пересказать, в чём смысл «приручения», и только перед самой операцией догадался: они полностью снимают стресс, мандраж, убирают сомнения – всё то, что может стать причиной отторжения новых тканей. Стас это косвенно подтвердил, обмолвился как-то, что прошлая операция была сделана блестяще, но не вовремя, когда пострадавшая находилась в посттравматическом шоке. На этот раз такого не случится.
Самыми трудными для Грини были пять дней после операции, когда он не мог видеть сестру. Вообще-то ему прямо было сказано – приходить пока не надо. Нет, не Стасом, тот куда-то уехал, а хирургом, прилетающим из Тбилиси и совершающим чудеса по средам и четвергам. Такой вот редкостный специалист. Сразу после операции он семь минут уделил беседе, и по акценту Гриня понял, что Пётр Алексеевич Турманов – грузин. А почему оперирует не Виктор Генрихович? – порывался Гриня спросить Жанну, но, вспомнив тот пресловутый визит в дом профессора – его одышливое, бесформенное тело на кушетке, примчавшегося медика со спрятанным в кармане шприцем – решил не задавать глупых вопросов.
С Витусом обошлось. Они всего пару раз встретились в Нулиной палате, оба вели себя корректно, разговаривали мало и по делу, что, скорее всего, объяснялось трезвым состоянием отчима. Потом он долго не появлялся, возник почти перед самой выпиской, и было понятно, что недавно вышел из запоя. К тому времени кризисные пять дней прошли, и успех операции не вызывал сомнений. Нуля ходила по зелёному холлу реабилитационного отделения, с зеркалами на стенах, чтобы пациентки – «постояльцы», как их называли в клинике – могли наблюдать за своим новым лицом, привыкать к нему.
Она сияла глазами, и, хотя розовый цвет кожи с малиновой «каймой» по границе выглядел пока искусственно, ежедневные процедуры, как живая и мёртвая вода, успокаивали, заживляли. Лицо её так похорошело, что Гриня подозревал – с ним как-то особо поработал гастролирующий грузинский кудесник: на волне вдохновения, между делом, наложил пару штрихов для завершения шедевра. И лишь неожиданное появление в палате Стаса – в воскресенье, поздно вечером – объяснило преображение сестры: она им восхищена, боготворит. Да что там – просто влюблена!
Это только для Грини приход Стаса был неожиданным. Нуля не сомневалась, что обязательно увидит его долговязую, чуть сутулую фигуру, тяжёлую шапку тёмных, с серебром волос, услышит полувопросительные интонации, тихий, как осыпь песка, смех. И глаза, говорящие глаза – слов не надо! Впрочем, они подолгу разговаривали, вернее, говорил в основном, Станислав Юрьевич. Про клинику, интересных пациентов, будущее Нины.
Да, они обсуждали её личную жизнь, и Нуля призналась, что забросила учёбу в универе, сорвалась с четвёртого курса, помогая брату. Ну, теперь он больше не нуждается в вашей помощи, Ниночка – он всегда называл её Ниночкой – и добавлял многозначительно: скорее наоборот. И это «наоборот» казалось Нуле обещанием перемены её судьбы.
В какой-то момент Гриня расслабился, отбросил мстительные чувства. С сестрой всё в порядке и, похоже, Стас проявляет к ней особое внимание. Почему Гриня вбил себе в голову, что между ним и Жанной что-то есть? При чём тут дочь профессора Лилонга?! Тогда, два года назад, у Стаса был роман вовсе не с Жанной, а с Анной. Они жили в соседней комнате, а Гриня, лёжа сиротой на подростковом узком диванчике, мучительно представлял, что делается за стенкой, подушкой затыкал уши, чтобы заглушить финальное трубное соло Стаса, тихо радуясь лишь тому, что её голоса не слышно. А потом Стас ушёл, оставил ему Анну. Уступил… Ничего удивительного, кому охота связываться с наркоманкой.
Да что теперь вспоминать, Анны больше нет. А Жанна – вот она! Каждый день они теперь видятся. Конечно, предмет разговоров и совместных действий – Нуля. То сестрёнке мешает свет потолочных ламп, и Гриня помогает их менять. То они вместе везут каталку на физиотерапию, потому что Нуля вдруг забоялась и держала брата за руку. И втроём они часто болтали, а Нуля понимающе прищуривала глаза, кивая подбородком в сторону отлучившейся Жанны.
В выходные, когда Жанны не было в клинике, он чувствовал пустоту и скуку, но тут удачно объявился Витус, взявший на себе эти два дня. А Гриня правдами и неправдами оказывался на набережной Грибоедова и бродил возле знакомого дома, заходил во двор, смотрел на окна четвёртого этажа, вспоминая, как испугался мёртвой «золотой невесты», как убегал через чёрный ход…
Однажды Жанна пригласила Гриню в кафе для сотрудников, и с того дня они постоянно обедали вместе. Эти полчаса, проведённые наедине – ну, почти наедине! – были самыми счастливыми. Жанна совершенно менялась, и по её глазам Гриня читал: да, да, тоже. Он сделал попытку поговорить про их первую встречу, чем смутил её и расстроил. Больше он к этому не возвращался, полагая, что жить заново – прекрасная мысль. Но тут же вспоминал, что так уже было, он начинал новую жизнь, выкинув из дома всё прошлое вместе с вещами и отдав зелёную папку Курняку.
Гриня знал, что следователь его разыскивает, но к общению не стремился. Теперь, когда забытые чувства, отлежавшись под наркозом, вспыхнули с новой силой, страшно захотелось покончить с прошлым, оторвать мешающие хвосты. Возможно, Курняку есть что сказать. Возможно, дело закрыто, и нет нужды ворошить старое. А если он что-то выяснил, если обнаружился перстень Мазепы? И Гриня твёрдо решил, как только Нулю выпишут, встретиться со следователем.
Но уже прошла неделя, как Стас на своём вишнёвом форде доставил Ниночку и Гриню на Новосмоленскую набережную, а звонок к Курняку всё откладывался и откладывался. Какая-то недодуманная мысль отводила от принятого решения. Поначалу хотелось устроить сестру получше – она всё мечтала о своей бывшей «детской» с квадратным окошком и двухъярусной кроваткой, которой давно уже не существовало.
И тут появился Стас, он притащил нечто плоское, в вакуумной упаковке, мгновенно превращённое в лёгкую и удобную кушетку с белым матрасиком и специальным подголовником, мягким и упругим. Эргономичная кровать, подарок от спонсора, скромно пояснил Стас. Гриня ни на секунду в это не поверил: вынюхивает, приглядывается. Но, взглянув на Нулю, принялся благодарить, пожалуй, что и чрезмерно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
СЭВ – Совет Экономической взаимопомощи (1949—1991).
2
Универ – СПБГУ – Санкт-Петербургский Государственный Университет (студенческий сленг).
3
«Сагаан эрэ хун – луу!» – Белый мужчина – дракон! (бурятск.)
4
«Ухэл луу!» – Смерть дракону! (бурятск.)
5
Хусэхэ – хочу (бурят.)
6
Таалалга – поцелуй (бурят.)
7
хайн даа – спасибо (искаж. бурят.)
8
Хэзээшье – никогда (искаж. бурят.)
9
эльбэшэн эхэнэр – колдунья (бурят.)
10
Зэли – волосяная веревочка с застежками, подвесками, использовались в качестве амулета, оберега.
11
Морин хуур – монгольский двухструнный смычковый музыкальный инструмент
12
Лимба – старинный деревянный духовой инструмент типа поперечной флейты. Звук лимбы очень сильный, пронзительный.
13
дамара – барабан, обтянутый с одной стороны кожей, по которой при встряхивании инструмента ударяют кожаные шарики, прикрепленные на веревочках к корпусу.
14
Сагаан эрехун – белый мужчина (бурят)
15
Алаха – убить (бурят.)
16
Огненные пальцы получаются благодаря специальным перчаткам с насадками, в которые крепят металлические пруты с фитилями.
17
Гуйха баялиг! Гуйха гал! – Проси богатство! Проси огонь! (бурятский)
18
Алаха луу – Убить дракона (бурятский)
19
Ухэл луу – Смерть дракону (бурятский)
20
Сагаан эрехун! Алаха! – Белый мужчина! Убить!
21
Лучше лежать на дне в тихой, прохладной мгле, чем мучиться на суровой, жестокой, проклятой Земле – строка песни из к\ф «Человек-амфибия»
