Странствующий оруженосец

«Настоятельно требую ни под каким предлогом всех денег баронету в руки не давать, а тратить их по усмотрению своему на проживание и прочие необходимые нужды».

Выслушав, Жак горестно вздохнул:

– Вот видите…

– Да на, держи! – Мишель отвязал с пояса кошель и швырнул его на стол. – За щеку положи, чтоб я не утащил…

«Отец прав. Вот уж действительно, похвастаться нечем – взялся шлюху выручать и мужика зарубил. Подвиг хоть куда, только в фаблио воспевать. Бесславно же начался „путь подвигов и приключений, целью коего есть…“ и так далее… А ведь все беды начались с того момента, как ведьма повстречалась. Не попадись она мне в поле, не встретился бы и мужик, не пришлось бы его убивать. Может быть, это она во всем виновата? Или не виновата, просто несчастья всем приносит, сама того не ведая. Вот и Жан ее теперь мертв. Я, правда, жив пока, но кто знает? Однако, грехов на мне теперь… Безвинную душу загубил, с ведьмой хлеб делил, в жилище ее ведьминском ночевал, и вообще, совратила она меня… Почаще бы так совращали… Все, нужно идти к отцу Дамиану (отец Фелот тут ничем не поможет, сам такой). Нет, нельзя идти к отцу Дамиану, плохо кончится. Для меня плохо кончится, для Мари еще хуже. Она же не ведает, что творит. Влип ты, Фармер, два шага от порога родного дома сделал, и уже по уши… Что дальше-то будет?»

Каждая невеселая мысль подкреплялась хорошим глотком эля, и число пустых кувшинов угрожающе множилось на столе, прикрывая начертанные кинжалом стихи. Жак не смел встревать, видя, что настроение баронета совсем испортилось. Эх, говорил же барону Александру, полегче с ним надо, дитя ведь еще неразумное…

Наконец, Мишель стукнул полупустой кружкой по столу так, что эль выплеснулся и обрызгал Жака, и проговорил:

– Иди, рассчитайся с Жилем за эль и закуску. Едем…

Отряхивая мокрое платье, Жак подошел к хозяину трактира и, отсчитывая затребованную сумму, подивился, сколько же выпил да съел Мишель до его прихода, если получилось так много. Жиль невозмутимо принял оплату и лишь равнодушно пожал плечами.

Вернувшись к Мишелю, Жак увидел, как тот добавляет заголовок к выцарапанным ранее строчкам, и кинжал то и дело соскальзывает вбок, оставляя витиеватые росчерки. Рыжий Жиль спокойно наблюдал за этим – убытки свои он возместил с лихвой. Надпись гласила:

    «Возвращение блудного сына»
    16 апреля 1183 г. от воплощения.
    Сочинено баронетом Мишелем де Фармер.

Подумав немного, Мишель доцарапал внизу, под стихом маленькую приписку:

    «Спасибо, Жиль, за эль!»

После чего, сделав Жаку знак следовать за ним, он покинул «Серебряный Щит».

Согласившись внять предостережению отца, благо оно не расходилось с его собственными намерениями, Мишель решил как можно скорее добраться до Аржантана, а там – и до Небура. Далее его планы пока не простирались, но была мысль отправиться в Прованс. Или в Палестину.

Лошади резво бежали по подсохшей дороге, покрывая небыстрой рысью одно лье за другим. По обеим сторонам тракта простирались черные незасеянные поля, за ними – желтоватые холмы и темные полосы лесов, упиравшиеся в светло-голубой небесный свод. Дорога поднималась по небольшому пологому склону, позади осталось памятное место, где лежал несчастный глупый Жан, теперь, скорее всего, уже погребенный родственниками, ежели таковые имелись.

Фатима навострила уши и выпрямила шею, втягивая воздух широко раздутыми ноздрями – почуяла впереди кого-то. Въехав на вершину холма, Мишель увидел чуть ниже всадника, двигавшегося неторопливым шагом посреди дороги. Беглого взгляда на его одежду, вооружение и сбрую лошади было достаточно, чтобы понять – впереди едет рыцарь. Чуть позади шел его слуга, ведя в поводу двух мулов: одного под седлом, другого – навьюченного узлами и сундуками. Тот час же Мишель почувствовал радостное возбуждение – ну, наконец-то! Приключения начинаются!

Пришпорив лошадь, Мишель быстро спустился, поравнялся с рыцарем, проезжая мимо, покосился на него, и, обогнав на два корпуса, остановился, развернув лошадь поперек дороги. Жак, почуяв недоброе, поспешил догнать хозяина.

– Не соблаво… не согобла… не соизволит ли доблестный сир, имя коего мне не известно, но несомненно принадлежит к благороднейшему роду, объяснить мне, баронету Мишелю де Фармер, чем ему так не угодила масть моей лошади?

Рыцарь, которому волей-неволей пришлось остановиться, поднял на него глаза и, словно бы очнувшись, некоторое время недоуменно помаргивал, осмысляя услышанное, а потом произнес с заметным южным акцентом:

– Не соблаговолит ли доблестный сир указать мне на лошадь, масть которой мне якобы не понравилась. Имя же мое…

– Имени же вашего никто не спрашивал, – продолжал нарываться на грубость Мишель, осознав, что начало про лошадь было несколько неудачным. И не ошибся. Рыцарь нахмурился, положив руку на меч.

– Несмотря на это, я все же назову его, дабы вы, любезнейший, знали, с кем скрестите клинок, если немедленно не принесете извинений. Мое имя…

– Хорошо, я готов сразиться с вами! – воскликнул Мишель, с лязгом обнажая оружие, опять не дал незнакомцу представиться и окончательно разозлил его этим. Жак, видя, что побоище неизбежно, предпринял отчаянную попытку примирить разгорячившихся господ. Он встал между лошадьми лицом к рыцарю, и быстро заговорил:

– Благородный сир! Умоляю вас, будьте благоразумны! Разве вы не видите, мой господин молод, неопытен и вдобавок сейчас выпил лишку, неужели ваша доблестная рука поднимется…

Он не смог договорить – кулак господина впечатался в нижнюю челюсть верного слуги, свалив его на землю. Несмотря на то, что рыцарь с юга так и не обнажил клинок, Мишель пришпорил лошадь и с низким глухим рычанием двинулся на соперника, занеся меч для удара.

– Никогда не бей сверху, мой мальчик, – донесся до него невозмутимый голос, и то, что произошло далее Мишелю так никогда и не удалось восстановить в памяти – вспоминался только яркий сноп искр, брызнувших из глаз, и последовавшая за этим милосердная бесчувственная тьма.

Быстро выхватив меч, рыцарь отвел в сторону сильный, но для опытного воина неопасный удар сверху, и, продолжая движение меча, лишь развернув его плашмя, самым концом клинка ударил противника прямо в висок. Мишель, даже не вскрикнув, повалился с лошади. Удара о землю всем телом он уже не почувствовал.

Расправившись с заносчивым норманном, рыцарь повернул лошадь к Жаку, который стоял на коленях в пыли и осторожно подтирал с губ кровь. Он видел, что произошло с Мишелем, но чувствовал какое-то обреченное безразличие ко всему на свете, и даже не удосужился подняться, когда рыцарь обратился к нему.

– Очень сожалею, друг мой, что мне пришлось так обойтись с твоим хозяином, но, сам видишь, иначе поступить было никак нельзя. Пусть это послужит уроком молодому баронету, надеюсь, впредь он будет более вежлив и осторожен. Не бойся, ничего опасного его рана не представляет – простая ссадина, а крови в этом месте всегда много вытекает. Луиджи, будь добр, помоги ему, – обратился он к своему слуге, молодому загорелому бородачу, и тот, оставив мулов, подбежал к Жаку, помог ему подняться и стал отряхивать от пыли одежду.

Рыцарь собрался было отправиться дальше, но помедлил, добавив:

– Передай баронету Мишелю де Фармер, пусть шрам, который украсит его висок спустя недели две, напоминает ему о ломбардском рыцаре, сире Марио ди Маргаретти из Турина. Я еду в Лондон, поклониться мощам Святого Томаса Беккета, и буду молиться о вас обоих каждый вечер две ближайших недели. По совести сказать, твоему юному хозяину крупно повезло, другой бы на моем месте просто-напросто зарубил бы его без лишних церемоний. Но я и сам в его годы был безрассудно смел и заносчив, поэтому пощадил его и преподал урок, каких и сам получил немало в свое время.

С этими словами ломбардец, объехав неподвижное тело Мишеля, продолжил свой путь. Луиджи что-то спросил на незнакомом языке, очевидно, осведомляясь все ли в порядке, Жак кивнул и похлопал его по плечу, отпуская догонять хозяина, а потом пошатываясь, подошел к Мишелю.

– Ох, Господи, Господи, – бормотал Жак, не зная, как подступиться к нему, лежащему ничком на дороге. – Ну, что мне теперь делать?

Из-под виска Мишеля тоненькой струйкой вытекала кровь, образовав в пыли небольшую лужицу. Жак осторожно перевернул его на спину, и к великой радости слуги, тот едва слышно простонал и шевельнул ногой.

– Пустите меня к нему, – раздался вдруг женский голос за спиной Жака, и, оглянувшись, он с удивлением узнал ту самую девицу, из-за которой Мишель прирезал вчера мужика.

– А ты что здесь делаешь? – оторопело проговорил Жак. – Что тебе надо?

– Лечить буду, – твердо заявила Мари. – Сперва его, потом тебя!

– Да ты… – Жак хотел было взять ее за руку и отвести к обочине, чтоб не путалась под ногами, но девица ловко увернулась и оказалась рядом с Мишелем.

– Не мешай, мне, пожалуйста. Лучше тряпицу чистую найди.

Жак махнул рукой и подошел к своей лошади. По счастью, тканых из льняной пряжи широких и длинных полос было запасено предостаточно, мало ли что в дороге случится… Случилось, вот…

Вернувшись к Мари, Жак с недоверием посмотрел на то, как она, приложив ладонь к виску Мишеля, чуть выше раны, склонилась над ним и что-то приговаривала, беззвучно шевеля губами. Потом она протянула руку, Жак подал ей один из бинтов, и Мари туго перевязала голову Мишеля.

– Вода у тебя есть? – спросила она у Жака.

– Вино, – ответил тот. – Иных жидкостей баронет не признает, особенно в пути.

– Ну, как же, козье молоко у меня вчера пил, – возразила Мари и тут же пожалела о сказанном – Жак засыпал ее недоуменными, а потом и гневными вопросами:

– У тебя? Зачем? Когда? Вчера? Ночь провел?

Мари выпрямилась, поджав губы, некоторое время надменно смотрела на Жака, а потом с достоинством произнесла:

– Ты сиру Мишелю слуга, а мне не хозяин! Ему вопросы и задавай, если посмеешь!

Жак вновь ощутил смертельную усталость вкупе с вселенской тоской и только досадливо отмахнулся: