Короче, хочется опять браться за работу. Но этот момент не всегда желает наступать.
Чувствуете? Меня понесло. Это я тяну время перед тем, как попытаться начать дознание. Дознание по одному из методов Татьяны Ивановой. В данном случае – самодознание.
Какой бы выбрать способ? Можно раскинуть…
Нет-нет, не мозгами. Это я еще успею. Раскинуть карты. И проанализировать их сочетание. То есть – попросту погадать. Великая вещь!
Дама треф.
Семерка пик.
Десять – в червях.
Это значит…
«Вашему вынужденному отдыху сегодня наступит конец».
Ну вот, Танечка, а ты волновалась.
Скоро кто-то заявится и начнет расписывать свои несчастья.
Интересно будет послушать.
А теперь – кофе.
Честно говоря, день сегодня действительно неудачный. Или, может, утро такое выдалось.
Я случайно зацепила большим пальцем чашку с кофе, и половина напитка выплеснулась на стол.
Если дела пойдут так и дальше, то ничего хорошего из этого не выйдет.
Звонок в дверь.
Ну вот и началось!
Что-то рано. Да и звонок слишком настойчивый. Как к себе домой. Пойду открою.
Вот черт! Выходя, задела бедром угол стола, его как следует тряхнуло, и остаток кофе выплеснулся из чашки прямо на полировку.
При таком развитии событий придется покупать клеенку.
На пороге стояла моя подруга Светлана.
– Здравствуй…
«Здравствуй!» Светка явно не в духе. Обычно она говорит «привет, Танечка» или «Танюшечка», и другие хорошие суффиксы. Откуда взялась официальность? Явно что-то случилось.
Я улыбнулась в ответ и постаралась, чтобы моя улыбка была как можно более теплой. Когда у человека неприятности, первым делом его надо подбодрить. Хотя бы улыбкой, если больше нечем.
– Проходи.
Светлана решительным шагом прошла в комнату. Да, сегодня ей есть что рассказать. Издалека видно.
Хорошо, что я успела хоть немного навести порядок. То есть застелить место свиданий с Морфеем. Потому что Светлана плюхнулась на кровать прямо в плаще. Кстати, и сапоги не сняла.
Я хотела было напомнить ей, что в коридоре моей квартиры есть кое-что, напоминающее гардероб, но не стала. Когда человек в таком состоянии, приходится быть сдержанной.
На Светлану было прямо-таки жалко смотреть. Косметика наложена грубыми мазками, а это сейчас даже в живописи не модно. Веки припухли. Кисти рук нервно дергаются.
– Можно закурить? – хриплым голосом спросила она.
Я пожала плечами.
Честно говоря, клиенты в разобранном состоянии способны выкуривать не менее пачки сигарет в час. Запах курева въедается во все, что находится в комнате. При таком раскладе надо переезжать каждую неделю, а на брошенной квартире рисовать знак экологической опасности. Но переезжать я не люблю…
А с другой стороны – возразить клиенту, который пытается подбодрить себя никотином, у меня просто язык не поворачивается.
Светлана порылась в своей сумочке, нашла смятую пачку и, шурша целлофановой оберткой, с трудом вытащила на свет полусломанную сигарету.
За спичками мне пришлось сходить на кухню. Затем я распахнула настежь окно, хотя сезон был далеко не пляжный.
Неприязнь к газовым камерам.
Я ждала, пока Светлана немного успокоится и сама поведает мне о своих несчастьях. Лучше, если это будет так.
Сделав несколько судорожных затяжек, она решила начать разговор:
– Таня, у меня две новости. Одна плохая, а другая еще хуже.
Я приготовилась слушать.
Из глаз Светланы полились слезы. Она бросилась за носовым платком. И совершенно внезапно разрыдалась.
Я пошла приготовить кофе. Надо же чем-то занять человека, чтобы он не убивался так.
Растворимый кофе готовится быстро. Я добавила в него немного молока. Все-таки нельзя быть откровенным врагом здоровью. Хотя бы и чужому. Злоупотреблять сахаром тоже вредно.
Когда я вернулась в комнату, Светлана уже немного успокоилась.
Бросив «спасибо» за кофе, она отхлебнула глоточек и поставила чашку на краешек табуретки, которую я предусмотрительно пододвинула поближе к софе.
– У нас умер дедушка.
Светлана снова прижала платочек к глазам.
– Это случилось вчера. Должно быть, под утро.
Я внимательно слушала. Да уж, действительно жалко. Емельяна Петровича я знала. Ветеран войны. Умница. Работал в газете. Был активным общественником. Умел пошутить, поговорить буквально обо всем на свете. Таких людей всегда жалко терять. Жалко, что они уходят, а мы остаемся один на один с разной дрянью. И этой дряни с годами становится все больше и больше.