– Идем домой, окаянный. Я тебе суп «килечный» сварганю. Вместе похлебаем, – вещал старик.
Рыцарь на компромисс идти не желал. Я сняла обертку с шоколада, купленного в магазине, и утрированно громко зашелестела фольгой. Рыцарь навострил уши и обернулся. Я продемонстрировала ему плитку шоколада.
– Спускайся, дружок. Угощение стынет, – позвала я.
Рыцарь опасливо покосился на хозяина. Старичок намеренно отошел от дерева на три шага. Рыцарь потянул воздух носом, приподнялся, выгнул спину и начал медленный спуск. Я подбадривала его шелестом фольги. Когда Рыцарь оказался на расстоянии вытянутой руки от меня, я положила кусочек шоколада на ладонь и протянула ему. Кот снова покосился на хозяина. Старичок, казалось, полностью утратил интерес к нам. Кот облизнулся и схватил угощение с ладони. Не успела я и глазом моргнуть, а мой новый знакомый подскочил к дереву, изловчился и схватил беглеца в охапку. Поняв, что хозяин обхитрил его, Рыцарь сердито мяукнул, дернулся пару раз и затих.
– Так-то лучше, – довольный собой, произнес старичок. – Пойдем домой, окаянец. У меня уж ноги затекли караулить тебя.
Я стояла и улыбалась. «Все-таки приятно людям помогать!» – думала я. Старик поплелся к подъезду, говоря на ходу:
– Пойдем, дочка, чаем тебя напою. Чай у меня отменный. На травах. Ты такой вкуснотищи больше нигде не отведаешь.
Я не возражала. Чай так чай. Заодно и побеседуем.
Мы расположились за кухонным столом. Рыцарь слопал половину плитки шоколада и принялся за обещанный «килечный» суп. Старичок заварил в пузатом чайнике ароматные листья черной смородины, добавил ягоды шиповника и разлил напиток по чашкам. Сделав пару глотков, я искренне похвалила:
– Вкусный у вас чай.
– Ну так! Это тебе не магазинные опилки, – радостно закивал головой старичок. – Пей, не стесняйся, я еще подолью. Тебя как звать-то?
– Татьяна, – представилась я.
– А я Егор Кузьмич, – назвал себя старичок. – Ты чего в нашем дворе забыла-то? Ищешь кого?
– Ищу, Егор Кузьмич, – призналась я. – К Дронову, с пятого этажа, пришла. А его дома нет. Соседям звонила, да не открыл никто.
– И не откроют. В нашем подъезде почти все квартиры пустуют, – сообщил старичок. – Прежние жильцы поумирали, а новые не завелись. Дом наш под снос готовят, жильцов расселяют. Во всем доме человек двадцать всего осталось. Да скоро и нас выселят.
– Так вот в чем дело, – протянула я. – А я-то голову ломаю, куда все жильцы подевались. И куда ж вас расселяют?
– В разные места. Кого в многоэтажки селят, кого в такие же старые хрущевки. А те, что еще живут, дома собственные просят. Только власти не торопятся наши запросы удовлетворять. Вот мне, например, предлагали домик в районном центре. Так я не согласился.
– Отчего же не согласились?
– А ты дом этот видела? – Я отрицательно покачала головой, старичок удовлетворенно кивнул. – Вот то-то и оно! Это ведь не дом, а развалина. Куда мне на старости лет такой? Ни крыльца, ни окон. Крыша течет, подсобных помещений никаких. И что я с ним делать буду? Они говорят «восстановишь». А на какие шиши? Нет, вы мне добротный дом предоставьте, тогда я и подпишу ваши бумажки!
Старичок распалился, будто беседу вел не со мной, а с воображаемыми представителями власти. Я сочувственно кивала, соглашаясь с доводами старичка. Вдруг он подозрительно прищурился и спросил:
– А ты, дочка, часом, не из этих будешь?
– Из каких «из этих»? – переспросила я.
– Да из администрации. Дрон тоже домика ждет, бумаги подписывать не соглашается. Ты вот скажи, за какой такой надобностью к Дрону пришла? – пошел в наступление старичок.
Я поняла, что если немедленно не придумаю более или менее правдоподобную причину своего визита, то старик устроит Халхин-Гол не коту, а мне. Чтобы выиграть немного времени, я снова отхлебнула из чашки и потянулась к пузатому чайнику, делая вид, что собираюсь добавить кипятка. Старик опередил меня. Схватив чайник, он отставил его в сторону:
– Погоди, дочка, посуду хватать. Я ведь своим чайком кого попало не пою. Говори, что в нашем доме забыла!
– Не волнуйтесь вы так, Егор Кузьмич, – попыталась я успокоить старичка. – К программе расселения я никакого отношения не имею. А к Дронову пришла по личной просьбе Натальи. Это дочь его.
– Наташку я знаю, – оборвал меня старик. – Только что-то не припомню, чтобы она к отцу подружек своих подсылала. С чего бы ей сейчас это делать?
Старичок оказался подозрительный. Одного упоминания имени дочери Дрона было для него, видимо, недостаточно. И тогда я решила рискнуть и открыть старичку правду.
– На самом деле я частный детектив, – призналась я. – Наталья наняла меня для поисков своего отца. Она даже ключи от его квартиры мне доверила.
Я порылась в сумочке и продемонстрировала ключ, которым отпирала дверь квартиры Дрона. Старичок выхватил его из моих рук и принялся тщательно изучать. Повертев ключ в руках, он вернул его мне и произнес:
– А чего вдруг Наташка взялась отца разыскивать? Он что, пропал куда?
– В том-то и дело, что пропал. На звонки не отвечает. В квартире не появляется. И на постоянном месте рыбалки его тоже нет, – доложила я.
– Плохи ваши дела, – удрученно произнес Егор Кузьмич.
– Да я только начала расследование, – возразила я. – Выводы рано делать. Найдется он, никуда не денется.
– Ох, дочка, разве тебе с системой тягаться? Нет, не отыщется он, помяни мое слово. Власти такого не прощают! – уверенно произнес Егор Кузьмич.
– Какого такого? – не поняла я. – Егор Кузьмич, вы что-то знаете об исчезновении Дронова? Прошу вас, расскажите, это очень важно.
– Сказать-то я, дочка, скажу. Мне терять нечего. Только вряд ли тебе это поможет. Эх, Дрон, Дрон, наломал ты дров! – качая головой, проговорил старичок. – Наташку жалко. Хоть и не маленькая, а без отца-то плохо, поди.
– Да в чем дело, Егор Кузьмич? Что вы все загадками говорите. Объясните толком, что произошло? – потребовала я.
– Ты, дочка, не шуми. Дело-то государственной важности, а они шума не любят, – наставительно произнес Егор Кузьмич.
– Ладно, давайте по порядку, – предложила я и начала задавать вопросы: – Когда вы в последний раз видели Дронова?
– Так, дай-ка подумать. Рыцарь на дереве со вчерашнего дня заседал. Перед этим день я дома с радикулитом мучился, во двор не выходил. За день до радикулита мы с Иванычем шахматный турнир устраивали. А Дрона я за день до этого встретил. Выходит, с того момента прошло пять дней.
– Он приходил к вам? – задала я следующий вопрос.
– С чего бы это? Мы с Дроном в друзьях не ходили. Так, во дворе встречались изредка. Он Рыцаря подкармливал. Политическую обстановку обсудим, и по домам.
– И в тот раз про политику говорили? – снова спросила я.
– И да, и нет, – признался Егор Кузьмич. – Он спешил сильно. Поздоровались за руку, как обычно. Я ему давай про скандал в столице, связанный с их мэром, а он отмахнулся. Мне, говорит, не до столицы. На встречу спешу. И добавил, что если все пройдет, как он задумал, то Тарасов ждет скандал похлеще столичного. И кое-кому из чиновников не поздоровится. Осколки, говорит, до самой Первопрестольной долетят. Я удивился, потом спросил, что он имеет в виду. А он кулаком потряс и говорит: «Пришло время пустить в ход бомбу». Я спрашиваю: «Ты чего задумал-то?» А он отмахнулся и ушел.
– Про бомбу вы не ослышались? – переспросила я.
– На слух не жалуюсь. Я еще тогда подумал, что он против выселения бунтовать пошел. Хотел совет дать, чтобы одежку не такую приметную надевал. Куртка-то у него хорошая, черная, да на спине ромб больно приметный.
– Почему вы решили, что речь идет о жилье?
– Да потому что для нас более важного вопроса сейчас не существует. Срок нам дали до конца месяца. Если не съедем добровольно, будут выселять в принудительном порядке. И тогда уж запихнут, куда придется. Только, видно, не успел Дрон бомбу свою подложить. Опередили его чиновники. Теперь небось в тайном подвале ФСБ коптится. Нет, дочка, не увидите вы больше Дрона. Так Наташке и передай.
– А вы не пытались встретиться с ним после этого разговора? – спросила я.