В объятиях бодигарда

– Нет уж, сами разбирайтесь.

– А этот что, того? – охранник показал на лежавшего в «отключке» Камардоса.

– Отдыхает, через часок очухается.

Я спрятала свой «макаров», и мы с Лепилиным невозмутимо продефилировали через первый зал, не обращая внимания на переставших жевать посетителей, уставившихся на нас с испугом.

После прохлады ресторана жара на улице показалась еще более нестерпимой. Устроившись в салоне «Тойоты», охлаждаемом мощным кондиционером, мы тронулись дальше.

* * *

Олег из машины позвонил на работу. Когда минут через тридцать мы подъехали к базе, расположенной у самой черты города, нас уже ждали. Тяжелые железные ворота гостеприимно распахнулись, пропуская джип на территорию, окруженную высоким бетонным забором.

По верху забора была протянута частая спираль колючей проволоки. У ворот стояли несколько человек в летней камуфляжной форме, держа наготове автоматы Калашникова с укороченными стволами. «Прямо секретный военный объект какой-то, а не овощная база», – подумала я, но, вспомнив, что овощи являлись не главным направлением деятельности сего предприятия, не удивилась.

Попетляв еще примерно с полкилометра между огромными ангарами, в каждом из которых мог бы свободно уместиться небольшой бомбардировщик, Игорь остановил машину у входа в двухэтажное кирпичное здание, в котором располагалась администрация.

Выйдя из машины, мы направились ко входу. В дверях офиса снова замаячила знакомая камуфляжная форма.

«Штаб-квартира, – подумала я. – Во сколько же, интересно, обходится подобная служба?»

Охранник вежливо улыбнулся нам, пропуская вовнутрь. В помещении царили роскошь и комфорт: пол был застелен ковровыми дорожками; ярко зеленела тропическая флора; манили своим мягким гостеприимством многочисленные и, к моему удивлению, не кожаные, а с шикарной гобеленовой обивкой диваны; тускло мерцали несколько японских телевизоров с большими экранами, водруженных на специальные пластмассовые подставки в мини-комнатах, напоминавших своим расположением между длинной сетью коридоров бывшие «красные уголки». Благодаря мощным кондиционерам воздух был прекрасно аэрирован.

«Неплохая резиденция», – оценила я, следуя за Лепилиным по бесконечному коридору. Где-то посередине нас ждала лестница, поднявшись по которой мы оказались на втором этаже.

Здесь тоже дышалось легко и свободно. Светлые стены и панели радовали глаз. Миновав несколько кабинетов, Лепилин остановился у шикарной дубовой двери. Заговорщицки прижав палец к губам и понизив голос, он с неожиданным веселым лукавством произнес:

– А вот здесь заседает генеральный директор корпорации.

В ответ я молча улыбнулась. Надо сказать, что в подобном представлении никакой нужды не было: на двери висела латунная табличка, на которой сообщалось как раз то, о чем с таким наигранно-таинственным видом поведал мне Лепилин-младший.

– Кабинет отца, – уточнил он и театральным жестом толкнул дверь.

Мы вошли в просторную комнату, мягко освещенную жарким послеполуденным солнцем, пробивавшимся сквозь плотные жалюзи. Две стены занимали высокие шкафы из светлого дерева с многочисленными полками, на которых в цветных, аккуратно расставленных папках размещалась документация.

На одной из полок я заметила чайный фарфоровый сервиз, явно старинной работы, разрисованный играющими на свирелях смазливыми пастушками и идиллическими картинками сельских пастбищ, а также большие песочные часы в бронзовом корпусе. Казалось, они были надежным и подлинным хранилищем песчаного времени.

За большим столом, заваленным папками и бумагами, перед экраном монитора сидела красивая стройная женщина с гладко зачесанными черными волосами и крупным и чертами лица. Когда мы вошли, она повернула голову, и на ее восточного типа лице застыла магически-таинственная улыбка, а в самой глубине немного раскосых и умело подведенных карих глаз загорелся огонек лукавства и интереса. В ложбинке между грудей полыхал рубин в виде капли на изящной золотой цепочке… Брюнетка собиралась что-то сказать, но Лепилин жестом остановил ее, обратившись ко мне:

– Знакомьтесь, наш секретарь Екатерина Аркадьевна.

Он улыбнулся не менее загадочно, чем секретарша, и игриво скосил на нее глаза. Это навело меня на мысль о том, что, по-видимому, их неплохие рабочие отношения основаны на взаимном личном интересе.

Екатерина Аркадьевна встала из-за стола и, слегка наклонив голову вправо, продолжала улыбаться своей таинственной улыбкой, в которой я, однако, различила отблеск снисходительного равнодушия.

– Катенька, знакомься, это Евгения Максимовна. – Эту фразу Лепилин-младший произнес в неожиданно мягкой манере, и, если бы не характерный ироничный оттенок, тон его голоса можно было бы назвать слащаво-сюсюкающим.

– Очень приятно, – разжала наконец свои чувственные губы секретарша.

Ее египетские глаза смотрели на меня в упор. Но стоило мне попробовать пронзить взором их темную мерцающую глубину, как я испытала неприятное тревожное чувство, ощутив себя стеклянной стеной, которую сверлил луч ее почти рентгеновского взгляда.

– Взаимно, – выдавила я из себя подходящую для случая улыбку, отвечая на дежурную реплику секретарши.

– Не знаю, что бы мы делали без нашей Катерины, – Лепилин изобразил самодовольную гримасу и добавил: – Теперь меня всегда и везде будет сопровождать Евгения Максимовна.

Он скосил глаза в мою сторону и весело подмигнул секретарше.

Та довольно вяло прореагировала на лепилинскую реплику, но я сразу раскусила нарочитость ее меланхолично-понимающего взгляда. Очевидно, сочтя меня недостойной особого внимания соперницей, Екатерина Аркадьевна, как мне показалось, намеренно фамильярно обратилась к своему шефу.

– Это что же, Олег Валерич, твой новый телохранитель?

Лепилин недовольно поморщился: видимо, его все-таки покоробил подобный тон своей секретарши.

– Именно, новый, – в знакомой мне уже суховатой манере ответил он. – Тем более, если учесть, что «старого» у меня еще не было.

Не удостоив больше Катеньку взгляда, Лепилин толкнул дверь, ведущую в кабинет отца.

– Пригласи Автандила, – бросил он ей, не поворачиваясь.

Мне в спину уперлось хладнокровное молчание офисной дивы.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – захлопнув дверь, Лепилин вновь обрел утраченное было хорошее расположение духа. – Присаживайся.

Размашистым жестом он очертил в воздухе дугу, вместившую сразу три кожаных кресла.

– Я, если позволишь, сначала хочу осмотреться. – Я подошла к окну и, раздвинув пальцами рейки жалюзи, посмотрела вниз.

Залитое солнцем пространство, отделяющее стены здания от двухэтажного склада, было довольно узким и неухоженным. Плавящийся под огненными лучами асфальт, казалось, был на волоске от того, чтобы не расползтись в удушающем чаду испарений, характерных для городских каменных джунглей; пыльные заросли бурьяна, из которых торчали какие-то ржавые железки, производили весьма унылое впечатление.

«Что же это он, не видит, что ли, что у него под носом делается?» – мысленно задалась я вопросом, пораженная бьющим в глаза контрастом между шикарной обстановкой офиса и непрезентабельным видом из окна.

Осматривая этот участок складской территории, живо напомнивший мне тюремный двор со знаменитой картины Ван Гога, я повернулась к Лепилину. Он уже успел сесть за стол и, откинувшись на спинку кожаного кресла, выжидающе крутился на нем. На его лице застыла какая-то идиотски блаженная улыбка.

«Просто удивительно, – подумала я, – как один и тот же человек через короткие промежутки времени может вызывать попеременно то самую искреннюю симпатию, то прямо-таки отвращение».

Казалось, Лепилин угадал, о чем я думаю, потому что тут же сменил позу, и рассеянное благодушие на его лице сменилось серьезным задумчивым выражением. Точно повинуясь исходящему от Лепилина странному импульсу, я села в ближайшее к нему кресло и вопросительно посмотрела на него. Он опустил глаза и несколько минут, грозивших растянуться в вязкую каучуковую вечность, казалось, о чем-то размышлял.

Пользуясь этой внезапной паузой, я окинула взглядом комнату. На стене, прямо над головой Лепилина, висел портрет Столыпина. Суровое благородное лицо этого умудренного жизнью государственного мужа плохо вписывалось в обстановку кабинета, которая в свою очередь была современной: офисная мебель, пластик, прямые контуры столов и шкафов, официально-безликая кожа кресел и диванов, поблескивающие никелем подставки двух настольных ламп… Переведя взгляд обратно на Лепилина, я увидела, как он со спокойной, ироничной усмешкой наблюдает за мной.

– Тебе, я вижу, здесь не нравится… Раньше тут все было по-другому. Отец предпочитал ретро, а я – модерн, ничего не поделаешь, – он смущенно вздохнул. – От старой обстановки я оставил только это, – он указал на портрет.

Я понимающе кивнула. В этот момент зазвонил внутренний телефон.

– Слушаю, – властно произнес в трубку Лепилин.

«Вероятно, отцу подражает», – не удержалась я от мысленного комментария.

– Так, так. Спасибо, Катя, как появится, пусть срочно зайдет ко мне.