– Так «водников» же! Она у нас тут недалеко. Ребятишки как из театра вернулись, так пошли его навестить, только их не пустили, сказали, пока точный диагноз не поставят, видеть его нельзя. А Виктор передал через врача, чтобы они его вещи собрали и в больницу принесли, потому что в гостиницу он уже не вернется.
– Скажите, а чем вам запомнилась та смена? – спросила я. – Было ли в те сутки что-то необычное? Ну, там, посторонние на этаже? И вообще, кто из конкурсантов куда ходил? С кем ходил? Шум? Скандал? Одним словом, все, что вы помните.
– Так в том-то и дело, что говорить мне нечего, – развела руками дежурная. – Пришла я, как и положено, к восьми часам. Приняла этаж. Хотя… Чего его принимать? Ни выписавшихся, ни заехавших – на весь этаж только эти конкурсанты, никого больше сюда не селят, чтобы им не мешать.
– А как расселены конкурсанты? В смысле, кто с кем живет?
– Так поодиночке, каждый в своем номере. – Говорят, это сделали для того, чтобы они могли тихонько репетировать и друг другу не мешать.
– Так что же происходило в те сутки? – повторила я вопрос.
– Да ничего, – пожала дежурная плечами. – К девяти они все на завтрак спустились, а потом до самого вечера сюда и не возвращались – в конференц-зале были.
– А никто из них сюда ни за чем не забегал? – уточнила я. – А то мало ли что? Вдруг кто-то что-нибудь взять забыл?
– Нет, никто! – уверенно ответила она. – Они и в другие-то дни как утром уходят, так возвращаются только после ужина. Редко кто перед обедом забежит. Но накануне конкурса они до самой ночи внизу торчат – готовятся. Так что в тот день никто не проходил. Я все время здесь была – мне книгу интересную почитать дали, вот я как села в кресло у окна, так и не отрывалась. Только в туалет да перекусить.
– А не могло быть так, что вы зачитались и не заметили? – спросила я.
В ответ она рассмеялась.
– Да я здесь с самого начала работаю. У меня уже и слух, и зрение за это время так натренировались, что я не то что человека, а даже мышь замечу. Никто из них до самого вечера сюда не поднимался, это точно! – уверенно заявила дежурная.
– Поня-я-ятно, – протянула я и спросила: – А ключи от номеров они вам сдают или у себя оставляют?
– У себя, паршивцы, оставляют, – улыбнулась женщина. – Положено, конечно, сдавать, чтобы горничная убраться могла, да у нас запасные есть, – объяснила она.
– Вот видите! – назидательно сказала я. – Вы говорили, что никто не проходил, а горничная?
– Нина-то? – удивилась дежурная. – Так она же здесь работает.
– Но она же здесь была! Заходила в номера, убиралась, – настаивала я. – Обслуживающий персонал вообще очень трудно заметить, потому что к его виду все привыкли и не обращают внимания. А что собой представляет эта Нина?
– Несчастная она, – вздохнула дежурная. – Двух девчонок без мужа тащит! А еще у ее матери рак в последней стадии. Она тут недалеко на Валовой живет, так постоянно туда днем бегает, чтобы матери очередной укол сделать – девчонки-то маленькие и сами колоть боятся. Да белье матери поменять – лежачая же она, под себя ходит, а на памперсы денег нет. А в свои выходные три дня Нина тут недалеко на базарчике от хозяина торгует, чтобы денег заработать – зарплата-то у нее копеечная.
– Ну, с ней все понятно, а кто еще здесь бывает? – спросила я.
– Так Антонина Ивановна из ресторана, – ответила дежурная.
– А это кто? Судя по тому, что вы ее по отчеству назвали, она много старше вас, – заметила я.
– Да за шестьдесят ей уже, – покивала дежурная. – Она всю жизнь в общепите проработала и сюда одновременно со мной пришла.
– А что она здесь делала? – спросила я.
– Так она ежедневный паек, как мы его здесь называем, по номерам развозила, – объяснила дежурная.
– Что за паек? – насторожилась я. – Что в него входит?
– Да то, что спонсоры конкурсантам дают, – сказала дежурная и перечислила: – Две поллитровые бутылочки фруктовой газированной воды, пачка печенья, пачка крекеров и пакетик конфет, литровая упаковка «Виты» – это что-то вроде фруктового кефира, – пояснила она мне так, словно я сама этого не знала, – йогурты… Знаете, ну вот они по четыре штуки разных вместе скрепленные…
– Я поняла, – кивнула я.
– А еще маленькая упаковка хлеба в нарезке и вакуумная упаковка копченых колбас разных. Потом еще коробочка с пирожными: картошка, корзинка и эклер. А чай они у нас в любое время могут взять – нам велели им бесплатно его выдавать. Так что они здесь у нас сыты, едят так, как, наверное, и дома-то не ели.
– И что, все подчистую съедают? – как бы между прочим спросила я.
– Едят, кому что нравится, – не подумав, ответила дежурная и, тут же поняв, к чему я клоню, смутилась.
– Да не бойтесь! – успокоила ее я. – Я никому ничего не скажу! Вы же то, что утром после их ухода остается, себе забираете? Так? Ну и с горничной, наверное, делитесь? Или она с вами?
– Да сами они ей все отдают! – горячо возразила дежурная. – Жалеют они ее! Точнее, они сказали, чтобы она себе все забирала, им же днем все новое привезут, а она потом уже со мной делится. За все три дня, что ее нет, копят, а потом уже она забирает. Себе молочное оставляет – для матери, ну еще и конфеты с пирожными для дочек, а остальное мне. А у меня двое парней! И зарплата – не великие тысячи! Ну, я своим мужикам, в смысле мальчишкам и мужу, бутербродов наделаю, и идут они кто в школу, кто на работу.
– Скажите, а за все это время ни у вашего мужа, ни у ее дочек, ни у вас самой ничего после этого не было? – осторожно спросила я. – Ну там, тошноты, рвоты, расстройства желудка?
– Это вы в том смысле, что ворованное впрок не пойдет? – горько усмехнулась дежурная. – Так не ворованное это! Говорю же – сами отдают. И ничего никому из нас от этой еды не было!
– Ладно! Проехали! – закрыла я эту тему и спросила: – А что вы насчет Марины слышали?
– А чего тут слышать, когда я все своими глазами видела! – воскликнула дежурная. – Ночью в мою смену все это и случилось! Вышла она из номера своего, аж зеленая какая-то, и ко мне. Говорит хрипло так, видно, голос у нее сел: «У вас не найдется какой-нибудь таблетки от желудка, а то плохо мне». Я было в сумку полезла – но-шпа у меня всегда с собой, а она вдруг как с места сорвется – и к себе. Ну, я лекарство достала – и за ней, а она над раковиной стоит, и выворачивает ее так, что смотреть страшно. Отпустило потом, выпила она таблетку, а вода-то обратно пошла. Я ей говорю, что «Скорую» надо, а она отказывается! Говорит: «Скорая» меня в больницу увезет, а у меня конкурс завтра!» Ну, я слушать ее не стала и Светлову позвонила. Он прибежал, посмотрел на нее и заорал: «Да что же вы едите все подряд, как из голодного края!» Вот он-то «Скорую» и вызвал! И увезли ее в ту же больницу. Вещи родители на следующий день забрали. А теперь вот, говорят, еще и с Анатолием беда приключилась!
– А подробностей вы не знаете? – спросила я.
– Чего нет, того нет, – вздохнула женщина. – Видела только, как он к себе в номер проходил. Сам белый, лицо несчастное, в глазах аж слезы стоят, и за горло держится. Я его спросила: «Ты чего?» – а он только головой помотал, зашел к себе и вышел уже с вещами. Мне потом Надька со второго этажа, где конференц-зал находится, позвонила и сказала, что он тоже заболел, вроде горло перетрудил. Прямо проклятый какой-то конкурс!
– Ну, с этим все ясно, – подытожила я.
Поднявшись, я сняла с двери непременный во всех гостиницах план эвакуации жильцов этажа на случай пожара и вернулась в кресло. Протянув план дежурной, я попросила:
– Напишите мне, кто где живет, а еще ваш домашний номер телефона, чтобы я в случае необходимости могла с вами связаться.
Дежурная написала рядом с номерами имена, которые мне пока ни о чем не говорили, а внизу – свои координаты.
– Как бы мне с Ниной поговорить? – спросила я.
Дежурная посмотрела на часы и сказала:
– Так дома она сейчас, незадолго до вашего прихода убежала, но, как вернется, я ее тут же к вам отправлю.
– Спасибо большое! – поблагодарила я, давая понять, что наш разговор окончен.
Дежурная поднялась и, помявшись, попросила:
– Только вы не говорите никому, что мы… Ну, вы понимаете! А то уволят нас с Ниной, и куда мы тогда пойдем?
– Я же вам обещала, – укоризненно сказала я, и женщина ушла.
Не успела за ней закрыться дверь, как ко мне постучали, и я, удивившись, кто бы это мог быть, крикнула: