– Этой сволочи ни в чем верить нельзя! – чуть не сорвалась на крик Надежда. – А у меня сейчас нет времени тебе все рассказывать. Просто говорю: ищи Кузьмича! – и она положила трубку.
Вот к такому повороту я никак готова не была.
Озадачила меня Надежда сильно, но как искать этого Кузьмичева? Где?
Я позвонила Ивану и попросила дать мне его адрес.
– Таня, зачем он вам? – удивился он.
– Я хочу поговорить с его женой, – объяснила я.
– Но она еще в феврале от инсульта умерла, – совсем уже обалдел Иван.
– Значит, с соседями поговорю. Это мое дело. Давайте адрес.
Донельзя удивленный, он мне его продиктовал, а я пообещала позвонить ему, как только освобожусь.
Оказалось, что Кузьмич жил в Первомайском поселке на самом краю города, на берегу Волги, который когда-то был застроен частными домами с приусадебными участками. Строить там многоэтажки не позволяла оползневая зона, поэтому поселок не трогали. Но со временем загребущие лапы «новых русских» дотянулись и до него, домишки начали скупать по несколько сразу, чтобы участок был побольше, сносить и на их месте строить коттеджи. А чтобы они не съехали в реку, берегоукрепительные работы проводились там основательные и постоянные.
Сама я никуда ехать не собиралась, у меня для этого был припасен такой персонаж, который в игольное ушко не то что пролезет, а пулей пролетит. Это был Венчик.
Вообще-то его звали Вениамин Аясов. Он был бомжом по призванию и наслаждался своим образом жизни. Он жил недалеко от меня в подвале многоэтажного дома, где находился на практически законном основании бесплатного сторожа, потому что его присутствие там гарантировало жильцов от появления более беспокойных соседей, поэтому Венчика всячески привечали.
У него была масса достоинств: он очень легко сходился с людьми, был интересным собеседником, благодаря чему пользовался в своем кругу большим уважением, помощником для меня он был бесценным. Естественно, я ему платила за помощь, причем немало, так что он не бедствовал.
Недостаток же у него был только один – он знал великое множество разных побасенок и притч и постоянно норовил мне что-то рассказать. Обычно я умудрялась этого избежать, но иногда в случае какого-то его особо выдающегося достижения приходилось стиснуть зубы и терпеть.
Летом Венчик пропадал на природе, а зимой отсиживался в своем подвале. Вот и сейчас я собиралась отправить его в Первомайский поселок.
Я приехала к его дому, присела на корточки возле вентиляционного окошка и громко позвала по имени.
Через некоторое время он ко мне вышел, и я сказала:
– Венчик, у меня есть для тебя задание. Не опасное, но хлопотное.
– Э-э-э, матушка! Да, когда же я трудностей боялся? – усмехнулся он. – Ты говори, что надо сделать, а уж я тебя не подведу.
Еще дома я написала на листке адрес и другие данные Кузьмичева и теперь, отдав ему бумагу и деньги на расходы, начала объяснять на словах:
– Венчик! Дело в том, что по одним данным этот человек жив, а по другим – он умер в начале июня от ковида. Выясни, где истина. Если он вдруг куда-то переехал, узнай куда. Как только все выяснишь, позвони мне. Только оденься потеплее, а то возвращаться будешь уже вечером, похолодает.
– Не волнуйся, матушка. Сейчас соберусь и поеду. И поберегусь, чтобы тебя не подвести, – заверил меня Венчик и скрылся в подвале.
Ну вот, теперь можно было и Ивану звонить.
Узнав, что я нахожусь ближе к Некрасова, он предложил начать с этого адреса.
Я приехала первая, но ждать долго не пришлось – Иван появился почти тут же на огромном, навороченном джипе.
Мы поднялись к квартире, где жил Ашот, Иван достал ключи и отпер двери, наружную и внутреннюю, причем обе были металлические, а потом снял квартиру с пульта.
Мы вошли, и я осмотрелась по сторонам.
Ну что сказать? Некогда очень уютная квартира сейчас напоминала склад с неудачно расставленной мебелью.
Иван провел меня в гостиную, и даже при его немалом росте ему пришлось встать на стул, чтобы из глубины верхней полки антресоли достать пакет и спуститься с ним вниз.
В пакете оказалась фирменно сложенная, некогда очень дорогая рубашка. Он ее развернул, и я увидела, что она была прострелена и в крови.
Я надела перчатки и, достав из своего чемоданчика все необходимое, вырезала кусок окровавленной ткани, убрала его в пробирку и заткнула пробку.
– Зачем вы это делаете? – спросил Иван. – Ведь ясно же, что это рубашка дяди Ашота.
– Потом узнаете, – пообещала я, снимая потожировые следы с воротника рубашки, и, закончив, спросила: – Где был кабинет Ашота Арамовича?
Иван провел меня в комнату, где стояли только письменный стол, пара стульев и пустые стеллажи вдоль стен.
Я подошла к столу, открыла верхний ящик и увидела россыпью лежащие на его дне ручки с обгрызенными концами.
– У Ашота Арамовича была привычка грызть ручки?
– Была, – усмехнулся Иван. – Он нас с Сергеем за это с детства ругал, а за собой не замечал.
– Я, с вашего разрешения, возьму парочку, – сказала я, складывая их в пакет: – А какие-нибудь еще вещи, в которых Ашот Арамович ходил, в квартире остались?
– Нет! Сергей велел все собрать и передать в благотворительный фонд при армянском землячестве, чтобы раздали нуждающимся.
– Жаль. А какие-нибудь медицинские документы Ашота Арамовича здесь могут быть? Желательно из последних.
Иван озадаченно почесал затылок и полез в ящики стола.
В самом нижнем между какими-то старыми бумагами он нашел скрепленные степлером два бланка с результатами анализа крови: общий и на биохимию, датированные февралем прошлого года.
– Спасибо, этого достаточно, – сказала я, убирая листки в чемоданчик. – Будем смотреть дальше.
Мы с Иваном прошли в спальню, где на кровати лежали старые одеяло и подушка, естественно, без пододеяльника и наволочки.
Я глянула на Ивана и увидела, что он всерьез озадачен. Я полезла по шкафам, но постельного белья нигде не было, ни чистого, ни использованного.
– Вообще-то все отвезли в фонд, – удивился он. – Откуда это?
Мне даже в перчатках категорически не хотелось ни до чего дотрагиваться, поэтому я нагнулась и понюхала подушку – она пахла женскими духами, резкими и дешевыми. Но даже такие за полтора года должны были бы выветриться.
Я брезгливо скинула на пол одеяло и ультрафиолетовым фонариком посветила на матрас.
Ну что сказать? Он носил следы неоднократных любовных утех.
– Простите, – сказала я, – но матрас мне придется порезать.