– До известных пределов. Когда речь заходит о больших деньгах – а в этом конкурсе крутятся большие деньги, – то уже никто ничем не гнушается, понимаете?
– И вы тоже? – в лоб спросила я.
– Само собой, – твердо ответил он.
Вот люди! А может, вся эта история с похищением – просто самопиар, попытка приковать внимание к грядущему проекту любой ценой? Тогда зачем вообще я здесь сижу?
– Знаете, я ведь человек рисковый, – несколько самодовольно сообщил Белодворчиков. – Когда помоложе был, мы с друзьями устраивали «бензиновый кайф»: скидывались на призовой фонд, а потом гнали по всему городу из одной точки в другую, не глядя ни на светофоры, ни на дорожные знаки. Главное было – прийти первым.
– И кто же приходил первым? – поинтересовалась я.
– Ваш покорный слуга, – Белодворчиков улыбнулся, но сразу же болезненно сморщился и закашлялся.
– И что, сильно обогатились вы на этом? – не смогла я сдержать усмешки.
– Да дело не в деньгах, – откашлявшись, объяснил он. – Суммы на кону были не такие уж большие. Важен был азарт, кураж. Но я недолго участвовал в гонках: сначала сломал ногу, потом разбил машину. И решил, что с этим надо завязывать. А потом увлекся парашютным спортом. Причем у меня была своя фишка: я приземлялся в жокейском седле!
– Круто! – воскликнула я.
– Да, – согласился он, – но мне это быстро надоело. И тогда я попробовал русскую рулетку.
– И как?
– Повезло, как видите.
– Вижу, – кивнула я.
– И на тарзанке я летал, и в сафари на африканских львов участвовал, и в заплыве в озере, где водились крокодилы, и…
– А где живет Светлана Спиридонова? – оборвала его я. Мне надоело слушать хвастливые рассказы о его экстремальных похождениях.
– Что? Ах, Светлана… На улице Добролюбовской, дом 17, квартира 108, – сказал Белодворчиков и снова закашлялся. – Извините, я что-то совсем расклеился. Пойду прилягу. А вы, Евгения Максимовна, располагайтесь. Но вы напрасно думаете, что Спиридонова каким-то образом в этом замешана, – добавил он и ушел в соседнюю комнату.
Что бы он ни говорил, мысль о связи его похищения с появлением Светланы в его квартире не давала мне покоя. Зачем она явилась к нему в такую рань? Чем была напугана? Очень может быть, что за ней кто-то следил и предполагал, что она оставила у Белодворчикова какую-то важную информацию. В этом случае логика злоумышленников вполне понята: они разделились на две группы, и пока одна группа занималась похищением и обыском моего подопечного, вторая проверяла его квартиру.
Не успела я додумать эту мысль до конца, как из соседней комнаты послышался стон. Я прислушалась. Стон повторился. Я встала с дивана и подошла к двери.
– Сергей Александрович, – позвала я и постучала.
Никто не отозвался. Я открыла дверь и вошла в спальню с альковом, стены которого были обиты золотистым шелком с восточным орнаментом. Кровать, расположенная в алькове, привлекала внимание изящным резным изголовьем, с которым перекликалось винтажное кресло в углу на витиеватых ножках. По обе стороны кровати стояли две стильные тумбочки из орехового дерева с оригинальными настольными лампами. Горизонтальные и вертикальные белые плинтусы превратили стены в экзотические картины в рамах. В двух больших вазонах росли комнатные растения, которые отражались в зеркале золоченого трюмо. Светлый паркет был покрыт белым пушистым ковром.
Белодворчиков лежал в постели, и глаза его были закрыты. Он тяжело, со свистом дышал.
– Сергей Александрович, вы меня слышите? – спросила я.
Белодворчиков открыл глаза.
– Как вы себя чувствуете? Что вас беспокоит?
– Боль в груди, – слабым голосом сказал он. – И дышать как-то… тяжело.
Я заметила, что губы у него начали синеть, и срочно вызвала «Скорую». Ждать пришлось довольно долго. По прибытии нерасторопные эскулапы послушали хрипящее дыхание моего подопечного, вяло померили давление и, пробормотав что-то невнятное, повезли его во Вторую клиническую больницу. Разумеется, я поехала с ним.
В приемном покое Белодворчикова положили на каталку, укрыли каким-то одеялом и ушли, велев подождать, пока до нас дойдет очередь. Несчастный больной от слабости задремал, а мне поневоле пришлось слушать разговоры о том, как непросто стало вызывать муниципальную «Скорую помощь». Особенно впечатлил меня рассказ одной молодой женщины с короткой асимметричной стрижкой.
– В субботу утром к нам в гости приехал мой папа. Я накрыла шикарный стол, посидели, выпили по глотку вина за встречу. Потом я вдруг почувствовала усталость и пошла прилечь… И вот в четыре часа дня просыпаюсь от резкой боли в груди, задыхаюсь, говорить не могу, как будто язык парализовало. Хватаю мобильный – благо он под рукой – и набираю мужа, который в соседней комнате. Он влетает ко мне, видит, что я никакая, орет: «Что случилось?» Я хриплю: «Вызывайте «Скорую»!» – и меня начинает трясти. Папа меня держит, муж сует валидол, глицин, спазган… Я кое-как таблетку спазгана проглотила и отключилась. А «Скорая» ехала сорок минут!
– За это время и помереть можно, – заметила женщина средних лет, сидящая рядом.
– Вот-вот, – согласилась с ней рассказчица. – Приехали они наконец, измерили давление – нормальное, сделали ЭКГ. Вкололи кеторол и спросили, поеду ли я в больницу. Я отказалась. Тогда они предупредили, что на следующий день ко мне придет участковый терапевт. А ночью у меня снова был приступ удушья, уже не такой сильный, но спать после этого я боялась, промаялась до утра без сна. Утром муж позвонил в поликлинику, спросил, когда будет доктор. Ему сказали: в первой половине дня. Я жду час, два, три… Спазмы усиливаются, спазган перестает помогать, жру горстями все обезболивающие подряд, какие есть в доме. В два часа звонит мой участковый терапевт. «Что у вас случилось?» – спрашивает. «Вчера приступ был, – говорю. – Грудь болит». – «Вам настолько плохо, что вы не можете сами прийти?» – «Здрасте, – говорю. – Мне доктор «Скорой» сказал, чтобы я вас дома ждала!» Врач трубку бросила, а я занервничала. И понеслось! У меня снова приступ, я кричу папе: «Вызывай опять «Скорую», мне плохо!» Снова спазган, кетонал, валидол под язык, корвалол…
– Это у вас на нервной почве новый приступ разыгрался, – авторитетно заявила собеседница молодой женщины.
– А фиг его знает, на какой почве! В этот раз «Скорая» приехала ровно через час, и папа им сказал: «Забирайте в больницу!» Врач меня досконально осмотрел, взял кровь на сахар, снова обезболил и заявил: «Одевайтесь, едем в больницу на обследование!» Приезжаем туда еще через час, потому что пробки везде, в холле сидит какой-то тролль и орет на всю больницу: «Я король! А вы все быыыыдлооооо!» При этом у него еще мяукает телефон, реально мяукает – рингтон такой: «Миу! Миу!» В общем, дурдом! Взяли меня под белы рученьки, повели в лабораторию сдавать кровь из вены – а она не льется, пальцы ледяные. Медсестра меня до синяков истерзала, кое-как выдавила 10 миллилитров в пробирку и отправила восвояси. И начались мои хождения по мукам. Сначала меня щупал хирург – ничего не нашел. Потом меня смотрела терапевт: слушала, щупала, долго изучала ЭКГ и вообще вела себя очень странно. Будь она молоденькой, я бы подумала, что это вчерашняя студентка, опыта нет совсем. Но вот сидит передо мной женщина под сорок, вроде не первый день работает – а я чувствую, что не играет саксофон-то! Не понимает она ничего – ни ЭКГ, ни анализы. И не знает толком, что сказать.
– Сейчас такие врачи пошли, ужас! Дипломы-то все купленные! – вставила только что подошедшая старушка.
– А где других возьмешь? – живо откликнулась рассказчица и продолжала: – Короче, оставила меня врачиха в кабинете на пару минут и ушла. Смотрю: возвращается с таким усатым толстым дяденькой, похожим на моржа. Реально морж, но при этом очень импозантный! Привела его – и началось все по новой: он тоже меня постучал, послушал, пощупал, давление измерил и сел изучать ЭКГ. И вдруг вскидывает на меня глаза и радостно сообщает: «Так это же экстрасистолы однозначно!» Вроде как я в курсе. Но я-то не медик, откуда мне знать, что такое экстрасистолы? Я просто спросила: «С этим живут?» Он хохотнул: «Да, конечно, живут, это у каждого второго! Просто делайте каждые три дня ЭКГ. И учтите, что вам полный покой нужен. А рецепт мы вам сейчас выпишем. У вас, наверное, грипп был, болели недавно?» – «Да, – говорю, – болела две недели назад». – «Кагоцел принимали?» – «Да, пила по схеме». – «Так это у вас осложнение после гриппа». Короче, они мне прописали курс лечения, дали справку, что я поступила в их больницу такого-то числа, попросили подписать отказ от госпитализации и сказали сходить к участковому терапевту. Я все сделала, как они велели. Приношу терапевту справку, а там написан диагноз: вегетососудистая дистония и единичная экстрасистолия. Врач спрашивает, как я себя чувствую, и приходится все по новой рассказывать с самого начала. Она меня внимательно выслушала и говорит: «Так это у вас грудной остеохондроз!» Я спрашиваю: «А почему тогда у меня немеют ноги и пальцы на руках?» А она отвечает: «Побочный эффект, это нормально!» И дает направление к неврологу. Выхожу я такая в осадке из кабинета и думаю: куда теперь эту гору таблетосов девать, которую мне в больнице выписали? Папа дома спрашивает: «Что она сказала? Какой диагноз?» А я не знаю, что и ответить. Говорю: «Боюсь, что это узнает только патологоанатом. Потому что у трех разных терапевтов четыре разных диагноза». Такая вот фигня.
– Да уж, ни диагностировать, ни лечить толком до сих пор не научились! – подхватила одна из присутствующих. – Вот взять хотя бы диабет. Уже лет семьдесят прошло с тех пор, как придумали колоть инсулин. И все! На этом все и закончилось.
– А вы что хотели? – язвительно спросила ее соседка по очереди. – Чтобы раз – и вылечить насовсем? Они же тогда без работы останутся!
– А обследования какие болезненные! – продолжала женщина. – Двадцать первый век на дворе, а методы – как в Средневековье: что колоноскопия, что гастроскопия. А биопсия? Это же, по сути, самая настоящая операция! Моему родственнику делали биопсию легких – так у него десяток осложнений потом открылось, полгода приходил в себя. А в итоге оказалось, что у него идиопатический – это значит, непонятно какой – фиброз легких. Назначили ему море дорогущих гормональных препаратов, но предупредили, что это только временная мера, отсрочка. По существу, это тоже не лечится. Стоило ли столько времени мучиться, чтобы такое услышать?
– В подобном случае только трансплантация легких поможет, – авторитетно заявил подошедший мужчина.
– Это пока из области фантастики, – возразили ему из очереди.
– Не скажите! В израильских клиниках, например, уже очень успешно делают такие операции.
– Так надо еще и донора найти.
– Это целая система, – принялся охотно рассказывать мужчина. – В Европе и Америке многие специальные договоры составляют – мол, если что, не возражаю, чтобы мои органы были взяты для трансплантации. В автостраховку специально этот пункт включают. Причем делают по-хитрому: там в конце договора о страховании просто маленький квадратик, где надо галочку поставить, если ты не хочешь, чтобы твои органы достались кому-то другому в случае чего. Не увидел этот квадратик, не поставил галочку – значит, ты не против. И тогда если с тобой, не дай бог, случится что – тебя сразу же на стол еще тепленького и на органы…
– Изверги какие! – покачала головой старушка из очереди.
– А еще говорят, что людей похищают на органы, – начал кто-то.
К счастью, в этот момент моего подопечного повезли на рентген, и я отправилась сопровождать его, так что дальнейшие подробности разборки людей на органы прошли мимо меня.
Результат рентгеновского обследования оказался неутешительным: у Белодворчикова диагностировали правостороннюю сегментарную пневмонию. Разумеется, ему следовало остаться в больнице, но лечащий врач предупредил, что лежать придется в коридоре, так как в палате свободных мест нет.
– Нет, спасибо, – решительно сказала я, – нас это не устраивает!
О какой безопасности может идти речь, когда человек лежит в больничном коридоре? Тем более с пневмонией. Нет уж, мы пойдем другим путем! Белодворчиков – человек небедный, а в сложившейся ситуации здоровье и безопасность – это самое главное.
Я быстренько вызвала такси и попросила отвезти нас в частную клинику «Авиценна». Там однажды лечилась тетушка Мила и осталась очень довольна и условиями, и врачами. Кстати, и охрана там на высоте: пройти внутрь можно только через турникет по электронной карте, которая выдается при предъявлении паспорта.