Последний загул

– Вы запишете? – Он глянул на мою сумку.

– Запомню.

– Я вам адрес и номер телефона продиктую, – настаивал он, и я кивком попросила его не медлить. – Валя Горелова, конечно. Да, та самая, наследница своей мамаши по «Фавору». И Ребров Женя, старинный Валеркин друг, одноклассник. Музыкант. Джазист, по-моему.

Семен Геннадьевич назвал мне номер телефона Гореловой и адрес Реброва, и я запомнила их накрепко с первого раза.

– Еще вопросы будут? – поинтересовался он, предложив мне «Данхилл».

– Еще два, – ответила я, закуривая свои. Он не обиделся и изобразил на лице внимание.

– Если можно и если известно, процент, принадлежащий Валерию в капитале «Фавора».

– Ну-у! – то ли удивился, то ли возмутился Рогов, – спросите что-нибудь полегче. – Общая «стоимость» фирмы не постоянна, соответственно, колеблется и процент, причем по довольно сложной зависимости. Тут без анализа знающего экономиста не обойтись, да и то при условии, что он будет иметь доступ ко всей бухгалтерии. Могу сказать только, со слов Валерия месячной давности, что сумма, которую он намеревался перевести из «Фавора» ко мне, на то время составляла что-то около десятка миллионов рублей. За эту сумму имеет смысл побороться. Да зачем вам это?

Я ответила ему, в двух словах объяснила свои условия, на которых согласна взяться за это дело: тысяча долларов за предварительное расследование, в результате чего я смогу дать аргументированный прогноз по его исходу, то есть заключение – стоит ли игра свеч, а овчинка выделки, и еще семь тысяч в случае его успешного завершения, когда никто и ничто не помешает перетечь капиталу Валерия в карманы его дядюшки. А когда произойдет этот процесс, три процента от названной им суммы должны осесть в моей сумочке.

Семен Геннадьевич некоторое время молча жевал фильтр сигареты, перекидывая ее из угла в угол рта, и наконец подсчитал, перевел все в рубли и поразился:

– Татьяна, но это же пятьсот тысяч державных! Ну и аппетит у вас, однако!

– Всего лишь одна двадцатая того, что получите вы, – урезонила я его, – впрочем, я не навязываюсь. Можете поискать себе более дешевого помощника.

– Нет, – решил он, подумав, – дешевых мне не надо. Как будем оформлять наше соглашение?

– Обычно к концу расследования я знаю о клиенте столько всякого, что платить еще не отказывался никто. Но в вашем случае официальный договор нужен. Хотя бы для юридического оформления взаимных обязательств. А составим и подпишем мы его после окончания предварительного расследования.

Такое предложение пришлось Рогову по душе.

– Идет! – одобрил он мои слова и без оговорок согласился на осмотр мною его дачи и городской квартиры Валерия.

– В любое время. Да хоть живите в них, пока занимаетесь этим. И ключи вам сейчас отдам. Они у меня в машине.

Смешно, но его «Понтиак» и моя «девятка» стояли бок о бок на автостоянке по ту сторону парка. Я не сдержала улыбки, а он увидел в этом доброе предзнаменование.

Отдавая ключи, Рогов назвал мне имя женщины, присматривающей за его дачей, той, которая нашла тело Валерия в ванне наутро после гулянки.

– Любовь Андреевна. Фамилию, к сожалению, не знаю.

Это имя я тоже запомнила накрепко.

– Удачи, Татьяна! – пожелал он, отъезжая, и одарил меня улыбкой из окошка, как из портретной рамы. – Отправляюсь готовить деньги.

Я, чтобы черт не пошутил, трижды сплюнула через левое плечо.

* * *

Итак, Семен Геннадьевич Рогов отправился готовить деньги, из которых двадцать пять тысяч деревянных – стоимость предварительного расследования – были уже моими кровными. А я прямо из машины по сотовому позвонила Эллочке Пряхиной, признанному знатоку городского музыкального бомонда. Трубку долго не брали, и я удивилась – время за полдень, по режиму Эллы самая пора проснуться. Наконец что-то щелкнуло, и я услышала недовольный голос подруги:

– Ну кого еще черт надрал?..

– Элка! – завопила я, зная по опыту, что промедление чревато отключением и ее, и вслед за этим ее телефона, и тогда, кроме гудков, я больше ничего не услышу – названивай хоть до самого вечера. – Не смей бросать трубку! Это я, Татьяна Иванова. Узнала?

– Подумаешь! – Элла ответила недовольно. – Иванова – это еще не заслуга.

– Но и не недостаток. Давай просыпайся и въезжай в ситуацию. Я звоню тебе не для того, чтобы потрещать насчет твоих последних симпатий.

– Кто?.. – возмутилась она невпопад и наконец въехала. – Боже мой, Танька, это ты, что ль?

– Я, я! – почти кричала я, теряя терпение. – Пряхина, еще немного, и мне придется тебе нахамить, чтобы привести в чувство.

– Не надо хамить. Все уже в порядке. Чего звонишь?

– Консультация нужна. Кто такой Евгений Ребров?

– Скотина! – ответила она возмущенно – мол, кто же этого не знает? – Приезжай, я тебе про него такого напою! И все – чистая правда.

– А ты одна?

– Одна, одна! – ответила она раздраженно. – В том-то и дело!

В прошлый мой к ней визит я обошлась без предварительного звонка и нарвалась на грубого, круглого, как снеговик, с волосами до плеч и совершенно голого мужика, открывшего мне дверь и с ходу приказавшего проваливать ко всем чертям.

– Еду!

– Танька! – завопила она. – Алло! Пива купи! А классный кофе я тебе гарантирую!

Вот так. Все сегодня пьют пиво. Кроме меня.

Через некоторое время я стояла перед пряхинской дверью, обремененная бутылками, и давила на кнопку звонка. Все здесь было не как у всех, и открывать мне не торопились. И только когда я уже решила пустить в ход каблуки и наделать грохоту на всю лестничную клетку, дверь распахнулась. На пороге стояла Элла собственной персоной, завернутой в китайский шелковый халат, и, положив ладони на осиную талию, хриплым от курева голосом пела мне, как малому и горячо любимому ребенку:

– Та-неч-ка! Ми-ла-я! Добро пожа-ло-вать!

С силой, почти невероятной для такого хрупкого существа, она за руку втащила меня в комнату, отобрала сумку с бутылками и умелась на кухню, за обещанным кофе. А я все-таки разулась, хоть обязательным это здесь не было.

«Пусть ноги отдыхают», – так говаривал один мой знакомый, ходивший по дому босиком круглый год.

– Ребров? – Элла подвинулась по ковру к дивану, чтобы привалиться к нему. – Ребров! – Она прищурилась и задумалась на секунду. – Да скотина же, как я тебе и говорила. Но музыкант отменный.

Булькало пиво, чашка с кофе жгла мою ладонь, дымились сигареты в пепельнице на ковре. Наблюдать за Эллочкой было занятно, как за игривым котенком, который вдруг научился курить, болтать и полюбил пиво.

– Постой… Да, Женька. Женькой его зовут, правильно. А на джаз-тусовке он просто – Ребро. Ребро, для всех и каждого. Зачем он тебе? Впутался во что? Или как мужик?.. Сразу предупреждаю, как мужик он – дерьмо. Любка Лыскова его добивалась одно время. Добилась на свою, скажем так, голову, а потом не знала, куда со стыда деваться.

Элла расхохоталась так, что чуть не выплеснулось пиво из ее тяжелого стакана.

– Ты представляешь? Лыска! И – со стыда!..

– Хватит про Лыску, давай про Женьку. Сразу предупреждаю, экземпляры из джаз-тусовки в качестве мужиков меня не интересуют. И не впутывался он ни во что. Пока, по крайней мере. Хочу от Реброва узнать об одном его друге, а о нем самом – от тебя, для того чтобы представить, на какой козе к нему проще всего подъехать.